Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016

Стрекот вдоль улицы. Сладостный звон комарья
в кругу электрического небосвода.
Помнишь тот блеск – как при полной луне фонаря
липы листва истекает мёдом?

Это и властно над нами – память вдвоём,
та, что тела наши склеивает сквозь расставанья:
эта скамейка, и лето, блеск листьев под тем фонарём,
воздух ночной, где и в звёзды впечатано знанье

плеч и ладоней, и бёдер, и уст и сосков,
малого семени путь прорастанья в обоих
– в землю, текущую мёдом и молоком,
что и оставив, навеки уносят с собою.

– О прожитом?

не жалею.

Он смотрит ветвям за пределы,
где редкой сеткою облако.

Берёз смеркается галерея –
так в смерти свет сужается белый
трапецией белого потолка.

Смотреть
сквозь зыбкие эти кровы,
ступать
за прозрачные стены:

дорога, и храм, и престол.

И в ягодах Крови Христовой
шиповника острое тело
пред времени белым
крестом.

Ночь осеннего луга.
Свеченье стареющих трав.
Звёзды – родинки на небесной груди.

Здесь речная дуга
замыкает тебя в берегах.
И чернеет дугой впереди

чутко дышащий холм –
как супруга, как сон,
словно Ева – живое ребро,

словно жребий,
к которому приговорён, –
нет, не ты, а неотличаемый «он»…

Ночь осеннего луга.
С обеих сторон
цепенеет реки серебро.

«Богородице, вiрным обороно» –
украинским слёзным барокко
ввысь подымается кант.
От холодной земли
желтизна подбирается к кронам,
бледным светом – к берёзовым облакам.

В струях мира холодно-прозрачного
вещая Рыба с заревою, пурпурною, солнечной чешуёй
сквозь разреженный воздух
забвенья, раздрая, разрыва
проплывает легко,
в синем небе узнаешь её.
Я слушал, как сердце её
в рёбрах мерно вращаемой лиры, в перегудах бандуры,
в росплеске колоколов
над куполами обители Матери мира,
над волнами, над холмами
песню бессловную лило,
над волнами, над холмами
вдаль облаками текло.

Покидая дом, который построил нас,
Не забудьте выключить свет, перекрыть газ
Проверить окна, каждый их шпингалет,
Присесть на дорожку, перечитать билет.
Может, перемудрили с датой, или усталая РЖД –
Кассирша напутала, кто, зачем или где,
Откуда или плевать, поездом или так,
Каждую букву каждый служебный знак.

Покидая дом, который предали мы,
Забыть, что после щелчка его не защитить от зимы
Никто не останется ждать, вязать свитер,
Смотреть в окно.
Просто жить здесь, просто помнить, или не помнить, но
Судачить, сплетничать: «Ты так давно не был(а),
А Болотовы переехали, а бабушка Тоня, да, умерла…»

Покидая дом, который так постарел,
Что жизнь кажется пыльной, кажется, что не нужна,
Плевать, что курил, высунувшись из
Вон того окна,
Что девочка Юля, жившая через подъезд,
Мать не твоих детей (говорят, нынче мяса не ест).

Можно не узнавать здешних теперь стариков,
Не здороваться, не уступать места…
Дом все равно будет помнить эхо твоих шагов
Аркой, где «галей» в прятки считал до ста.

Сорок шестой день
Ест боевая моль
Ростовую мишень
Мишень ощущает боль

Рядом каждую ночь
В доме идет война
Отец уже выбросил дочь
Из окна

Чадно горит свеча
Черным дымит восход
Если погон на плечах
В расход

Сорок шестой день
ест ржавчина-моль
Забытую в поле мишень
Мишень ощущает боль

Где-то каждую ночь
также идет война
Отец уже выбросил дочь
Из окна

Чадно горит свеча
Черным дымит восход
Если погон на плечах
В расход

Если земли края
Сшить костяной иглой
Не пропадет в морях
Ной

Тварь убивает тварь
Тварь умирает как
Тридцать седьмой январь
Барак

Вымоли всех, а я
Я то не знаю слов
Только что рельсы болят
Без поездов

Бес не попутал и
Иволга свет в окне
Ты не успел. Гали
Сорок шесть дней.

Городу как в городки по башке елдой
Входит в окно река талой водой
Письма летят на юг через Тамбов
Дальше сижу пою хрень про любовь

Городу как весной пух бьет в глаза
Бьет инвалид хмельной шохой туза
В храмах дают пожрать в мэрии зась
Дальше сижу ору мерзость про власть

Городу горше чем правильный яд
Даже не встать с колен куда там назад
Роем окопы всегда глубже на штык
Дальше сижу ору холодно дык

Городу похер приехал спи и бухай
Песни через прореху падают в рай
Падают падают падают годы идут
Вот и сиди играй люди ведь ждут

Гаутама просит сына
Выйди ночью на дорогу
Выйди ночью на дорогу
Поклонись дорожной пыли.

Гаутама просит небо
Выйди ночью на дорогу
Выйди ночью на дорогу
Пыли поклонись дорожной

Пыль дорожная все стерпит
Пыль запомнит и забудет
Обнимает ночь за плечи
Путника в сандалиях пыльных.

Жили они долго и счастливо
и умерли в один из дней,
вечером.
Фиолетово-синим стекало небо
в длинные-длинные тени между камней.
Апостолы спали в яслях
после вина и хлеба.

Ты говорил: я знаю, имя им легион.
Говорил, что война начнется,
Что нет, я уверен,
ничего более важного, кроме
как палить на сигнальной башне огонь,
Ждать подкрепления и дрова экономить.

Новые горы вставали
понятным месседжем поперек
пути. Имя рек
от начала времен начиналось с Кама…
А когда в арамейский город
въезжал на осле пророк,
рядом точно шла его, пророкова мама.

Да, я все это помню.
В открытые окна четвертого этажа
залетали шмели
и водопроводные трубы пели.
Начиналась еще одна Калиюга,
и мне с нее шла маржа.

Созидатель всего
«Чижик-пыжик» играл на свирели.

Когда судьба, несущая на концах коромысла
по пустоте,
остановится, капли утрет со лба и спросит:
Ну, как? Мало тебе по темени, дурачок?
В динамиках над вокзалом ЖД
раздастся щелчок
и потянется бесконечный, коричневый товарняк.
Долгой буксующей нотой
реквиема по мечте.

Ритм будет все тот же:
ту-тух-протух,
По обе стороны рельсов его отразят дома.
Вместо обычной рифмы –
«сума-тюрьма»
Буду читать Дюма
Трех мушкетеров,
отрывки, по памяти,
вслух.

Потом разболтаю цикорий
в чашке с некипятком
и проживу еще
лет так, возьмем, пятьдесят,
ненаписанным текстом
в блокноте
(ты помнишь, обложка с синим цветком)
На окне, за которым
Сквозь ночь поезда летят.

да идите вы нахер с этой вашей войной
у нас и тут в тупике дел есть на век и два
рация на бронепоезде сдохла
за горючей водой
увел личный состав матрос Железняк
(вернулся один и в дрова)

раз вам так надо
бомбите хоть всех мусульман
мы будем топить паровоз
стопками вашей агит –
макулатуры какие нах добровольцы
у нас в тупике туман
при слове патриотизм
за заточкой лезу в карман
(геройский матрос спит)

ну и пусть его спит
мы мирные люди и наш
девиз
идите вы нахер с любой войной
идите идите
набиваю заново патронташ
трясу за плечо матроса
уф слава богу живой

Папа купи мне пластмассовые солдатики
Сладкую вату и колесо обозения
Мама а мне помаду шарик
И чего он ко мне пристает
Дядя Андрей а дядя Игорь и тетя Света
Что ли маленькие
Дай прокатиться на велике
Только если вокруг ротонды
Сквозь ограду солнце
И даже еще и не осень
Читаю на лавочке с наладонника
Книжка так себе
Катится вып(б)рошеный
воздушный шарик
Детский электромобиль, коляска
Американские горки грохочут
Тетя Света визжит
Дядя Игорь по-хозяйски ее обнимает
Август
Начало столетия