Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016

Осень… беги от нее – не беги…
После дождя потемнела дорога,
Птицы усталые чертят круги,
Впрочем, осталось немного.
Вон, уж виднеется каменный дом –
Окна заплаканы и близоруки.
Ждут ли тебя за накрытым столом
Или забыли в разлуке?
Все же спешишь, разбивая легко
Серых небес отраженья – границы
Стерты, и кажется – недалеко
Свет и любимые лица.

Был месяц так тонок, что страшно коснуться рукой.
Пока мимо нас по мосту проносились машины,
Мы видели только ладью, что плывет над рекой,
Мы слышали лишь тишину и вдыхали покой,
Как путники, что наконец добрались до вершины.
Пора расходиться – минуты тянули ко дну.
Касание губ невесомо, как крылья ночницы.
Расстались, и каждый увел за собою луну:
Я шла на восток, ты на север с луной повернул,
И свет ее рушил над нами любые границы.
Он был, как язык тополей – непонятен и прост.
Огней городских расступались и меркли отряды
Пред тонкой скорлупкой, идущей размеренно в рост –
Сиянье ее – над землей перекинутый мост,
Где наши с тобою свободно встречаются взгляды.

Я их встречала и не раз –
Изображенья Антонинов
Имеют тот же очерк глаз
И часто лица на картинах
Фаюмских. В жизни – никогда.
Гляжу в диковинные очи –
В них, словно звездная вода,
Мерцает свет античной ночи.
Из Малой Азии привет
Иль весть с семитского Востока?
Из Петры… – под коростой лет
Теперь не разглядеть истока.
Спрошу – откуда этот взгляд
Нездешний? Из какого мира?
Улыбкой грустного Сатира
Ты отвечаешь невпопад.

Смешаю тушь с томлением, с тоской,
Чуть нежности… – оттенка рыбьей крови
Густой раствор и перья наготове.
Ах, если бы вернуть себе покой,
Колдуя над бумагой меловой,
И отусердья плотно сдвинув брови.
Но все напрасно – снова в каждом слове,
За каждой буквой вижу образ твой:
Глубокий взгляд тревожит, и ресницы –
Как крылья мотыльковые легки –
Невидимо касаются щеки….
И вот уже летит за край страницы
Строка и знаки гибнут, как полки
Австрийцев на полях Аустерлица.

Синяя тушь – вечер июльский поздний.
Лишь проведи линию, а за нею
Тихий эфир звезд зажигает гроздья,
Блещет луна, кроны ракит темнеют.
Красная тушь – росчерков нервных пламя
Вслед за пером мечется по странице.
Слово твое вспыхнуло между нами
Алой дугой и озарило лица.

Черная тушь – лезвия очерк тонкий.
Знаю, что с ней лучше быть осторожной,
В точку вглядись – будущего воронка
Взгляд уведет в бездну, где все возможно.

Так ровно пишешь ни о чем –
Фигурный клюв роняет знаки.
И невзначай твое плечо
С моим смыкается – бумаги
Коснется тушь вот так… – всего лишь
Одно движение, легко
Его забыть, но след не смоешь,
Он въелся насмерть, глубоко –
Мгновенный и непоправимый…
А ты все тянешь сети строк,
И вечер пролетает мимо,
Как неусвоенный урок…

Размениваю чувства на слова,
Как золото на медные монеты,
Как рощу на сосновые дрова
Под осень, из желанья быть согретой,
Когда нагрянут ветер и мороз.
Вот так, благоразумием болея,
Заготовляем долго и всерьез
Сухие листья нежного шалфея.
Готовимся к печальным временам –
Пусть достиженья выльются в награды,
Весомей, звонче станут имена –
Чего еще на склоне жизни надо?
Влюбленность – порох: вспыхнуло и нет…
Надежнее чернил лиловый след.

Чуть тронутое ржавчиной перо
И юный взгляд на пожелтевшем фото.
Метанья букв рассказывали про
Сердечные тревоги и заботы
Не меньше, чем взволнованная речь.
Те, что к губам украдкой подносили
Тугой конверт, как розу или меч,
Теперь давно покоятся в могиле.
Ранимые осенние цветы –
Пажи и королевы декаданса –
Реальность уступили за мечты,
Оставив нам изысканные стансы.
Размашистые строки на листах
Таких же хрупких, как листок осенний
И снимки, где у отроков в глазах
Предвиденье и жажда потрясений.

Слово – только лишь тень поцелуя,
Легок вкус виртуальной соли,
Вновь его губами ловлю я
И ни сладости нет, ни боли…
Бледный отблеск ушедшей страсти
В очертаниях Times New Roman,
Нет в них повода ни для счастья,
Ни для ревности… Так знакомо
И спокойно любых эпистол
Тривиальное окончанье,
Отправляю… а дальше – чистый
Долгий звук твоего молчанья.

Женский плащ в переулке мелькнул торопливо,
И белёсо-зелёным глухим огоньком
Вдоль заборов уже засветилась крапива,
И в малиннике кто-то хрустит сушняком.

И костры в огородах, и даль без предела,
И с рассвета неясный безудержный гул.
И пора в самый раз приниматься за дело,
И опять женский плащ в переулке мелькнул.

Но легко на душе круговертью весенней,
Пусть сегодня опять не успел ничего…
Так легко, будто времени нет во Вселенной
И никто в этом мире не ждёт никого.

Горбун, поймавший майского жука,
Глядит на мир с улыбкою счастливой.
И лунная пустынная река
Сливается в саду с цветущей сливой.

Жука в ладони накрепко зажав,
Как в детстве шоколадную конфету,
Горбун стоит, весь мир в себя вобрав,
Лицо подставив неземному свету.

О, как он ласков, неземной огонь!
Горбун стоит, забыв земную долю,
И разжимает узкую ладонь,
И жук воздушный обретает волю.

Жук слюдяными крыльями жужжит,
Царапнув кожу, улетает в вечность.
Закрыв глаза, горбун в ночи стоит,
Как первая средь равных бесконечность.

Вечерние птицы в прогретой листве
Притихли и сгинули разом.
Кузнечик стрекочет в закатной траве –
Для песен не надобен разум.

В своём мирозданье кузнечик поёт,
Трава-мурава холодеет.
Беспечная песня вовек не умрёт –
И песни иные навеет.

И разум, себя осознав наяву,
Готов позабыть всё на свете…
В закатный огонь, не сминая траву,
Бегут за кузнечиком дети.

Было всё – и ничего не стало.
И метель упала на крыло.
Замела тропу на полустанок,
Замела дорогу на село.

Ни души!.. Метель промчалась мимо.
Как метель, полжизни пронеслось.
Думал утром свидеться с любимой –
С нелюбимой свидеться пришлось.

А казалось – всё навек забыто.
Оказалось – помнится сполна.
Обвалилась зеркалом разбитым
В тишь и стынь полынная луна.

Только свет безумный и бесплодный,
Только уголь полночи в окне,
Только угол, где паук голодный…
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?!

Объята твердь морозным, колким дымом,
Вся в инее небесная стерня.
И, повторяясь вновь, как свет, в неповторимом,
Теряю и теряю сам себя.

И сам себя стоской сполна не принимаю,
И сам с собою не хочу дружить,
И жизни, что прошла, – мучительно внимаю,
И понимаю вдруг, что мог бы и не жить.

А мог бы, мог бы, мог – остаться в невозможном,
Где множится на ноль случайностей игра.
Но мог бы иль не мог – на это воля Божья!
И тяжко быть собой, но будто с плеч гора.

Молчит седая ночь, струясь морозным дымом,
И в колком серебре небесная стерня…
И повторяясь вновь, как свет, в неповторимом, –
Теряю не себя, теряю не себя…