Джордж Сорос - Первая волна мирового финансового кризиса
Один из моих первых успехов в качестве управляющего хеджевым фондом был связан с бумом конгломератов, возникшим в конце 1960-х годов. Он начался, когда руководители нескольких высокотехнологичных компаний, прежде работавших в оборонной промышленности, поняли, что по окончании войны во Вьетнаме больше не могут наслаждаться высокими темпами роста. Такие компании, как Теxtron, LTV и Тeledyne, начали использовать свои высоко оцененные рынком акции для приобретения более «мирных» компаний. Вследствие этого сложилась следующая ситуация: в то время как показатель прибыли в расчете на одну акцию возрастал, показатель соотношения рыночной цены акции к прибыли не снижался, а также продолжал увеличиваться. Эти компании были первыми — их успех привел к появлению других, имитировавших их действия. Через какое-то время даже ничем не примечательная компания могла увеличить соотношение рыночной цены своих акций к прибыли в самом начале процесса приобретений. Иногда возникали ситуации, когда рост показателя происходил еще до начала действий: достаточно было лишь публичного объявления компании о начале процесса выгодных приобретений.
Руководители компаний разработали особые технологии бухгалтерского учета, позволявшие усиливать положительный эффект от приобретений. Также они проводили изменения в покупаемых компаниях: упрощали операционную деятельность, перераспределяли активы и сосредоточивались на итоговых финансовых результатах деятельности, — однако все эти изменения были гораздо менее значимыми, чем влияние на величину прибыли на акцию самих фактических приобретений.
Можно сказать, что инвесторы вели себя несколько по хулигански. Поначалу каждая из компаний-конгломератов рассматривалась самостоятельно, но постепенно конгломераты как группы начали получать признание. Возникло новое поколение инвесторов: управляющие первыми хеджевыми фондами, получившие кличку «стрелки». Они выстраивали прямые каналы коммуникации с руководством конгломератов, а конгломераты размещали так называемые letter stock (акции, не зарегистрированные на бирже) непосредственно через управляющих фондов. Цена размещения включала в себя дисконт относительно рыночной цены, однако акции не могли перепродаваться в течение определенного времени. Постепенно конгломераты научились управлять ценами своих акций так же, как и своими доходами.
Неверная концепция, лежавшая в основе бума конгломератов, состояла в следующем: считалось, что компании должны оцениваться в соответствии со степенью роста их дохода на акцию, независимо от того, за счет чего достигался рост. Это неверное представление активно эксплуатировалось многими менеджерами, использовавшими свои акции с завышенной ценой для покупки компаний на выгодных условиях, что приводило к еще большему раздуванию цены их собственных акций. Такая неверная концепция не возникла бы вообще, если бы инвесторы понимали суть рефлексивности и осознавали, что рост доходов может происходить в том числе и за счет equity leverage — продажи акций по завышенной цене.
Рыночная доходность акций росла, и со временем возник серьезный разрыв между ожиданиями и реальностью. Все больше людей начинали (хотя и не прекращая игру) осознавать неверность концепции, лежащей в основе бума. Для того чтобы сохранился импульс развития, приобретения должны были носить все более масштабный характер, и постепенно конгломераты столкнулись с естественными границами роста. Кульминация наступила, когда Сол Стейнберг из Reliance Group попытался приобрести Chemical Bank: его желание встретило жесткое противодействие со стороны влиятельных кругов, одержавших в этой борьбе победу.
Когда началось падение цен, процесс быстро стал развиваться сам по себе. Завышенные оценки больше не работали, и приобретения потеряли свой смысл. На поверхность начали выходить внутренние проблемы, хранившиеся в секрете в период бурного внешнего роста. Отчеты о доходах компаний стали приносить неприятные сюрпризы. Инвесторам пришлось расстаться со своими иллюзиями, а для управляющих конгломератами наступил кризис: немногие из тех, кто блаженствовал в дни успеха, были готовы вновь погрузиться в рутину ежедневного оперативного управления. «У меня больше не было аудитории, для которой я мог бы играть», — сказал мне президент одной корпорации. Ситуация осложнялась наступившей рецессией, и многие из прежде высоко летавших конгломератов рассыпались. Инвесторы были готовы к самому плохому, и в случае одних компаний худшие ожидания сбылись, а к другим реальность оказалась более благожелательной, и постепенно ситуация стабилизировалась. Выжившие компании, часто с новым руководством, начали выбираться из-под развалин.
Инвестиционные фонды недвижимостиОдно из наиболее детально зафиксированных мной столкновений с процессом подъема-спада было связано с инвестиционными фондами недвижимости, или ипотечными трастами (real estate invesment trusts, REIT). Такие фонды представляют собой особую форму корпораций, создание которой допускается законодательством. Их ключевая особенность заключается в том, что в случае распределения более чем 95% прибыли они не должны платить налога на прибыль. До 1969 года такая налоговая льгота почти не использовалась, но потом было создано значительное количество таких фондов. Я присутствовал при создании первых из них и, памятуя о собственном опыте, связанном с конгломератами, быстро увидел у этой модели потенциал для возникновения процесса подъема-спада. Я опубликовал исследовательский отчет, утверждая, что принятый метод оценки акций в этом случае неприменим. Аналитики пытаются прогнозировать будущее состояние доходов и рассчитать цену, которую инвесторы захотят заплатить за то, чтобы получить эти доходы. Этот метод неприменим для ипотечных трастов, так как цена, которую инвесторы готовы заплатить за акции, сама по себе является важным фактором, определяющим доходы компании. Вместо того чтобы независимо друг от друга оценивать компанию и прогнозировать ее будущие доходы, требовалось предсказать, каким будет поведение системы — поначалу саморазвивающейся, а затем саморазрушающейся.
Я написал что-то вроде пьесы из четырех сцен. Начиналось все с завышенной оценки первых ипотечных трастов, что позволяло им размещать дополнительные выпуски акций по завышенным ценам. А затем появлялись имитаторы, разрушавшие имевшуюся возможность. Все заканчивалось широкомасштабными банкротствами.
У моего отчета была интересная судьба. Он появился в то время, когда хеджевые фонды понесли серьезные потери в связи с коллапсом конгломератов. Получая долю от прибыли, а в случае убытков не получая ничего, они склонялись к любому варианту, дававшему им надежду на быструю компенсацию понесенных убытков. Инстинктивно руководители фондов понимали, насколько рефлексивным может быть такой процесс (они только что участвовали в сходном), но были готовы сыграть еще раз. Мой отчет получил огромный отклик — я понял это, когда мне позвонил один банкир из Кливленда и попросил копию. Как оказалось, отчет копировался столько раз, что копия, попавшая в его распоряжение, была практически нечитаемой. К тому времени на плаву осталось лишь несколько ипотечных трастов, однако их ценные бумаги были настолько популярны, что цена их акций выросла в два раза примерно за месяц. Спрос создавал предложение, и на рынке появились новые выпуски ценных бумаг. Когда стало понятно, что предложение со стороны новых ипотечных трастов может быть практически неограниченным, цены упали почти так же быстро, как и выросли чуть раньше. По всей видимости, читатели моего отчета не приняли во внимание легкости входа на рынок новых игроков, и эта их ошибка быстро принесла свои результаты. Тем не менее энтузиазм, свойственный им поначалу, помог начаться саморазвивающемуся процессу в точности с моими заключениями. Последующие события также следовали написанному мной сценарию. Ипотечные трасты наслаждались подъемом, пусть и не столь сильным (как могло бы быть вследствие публикации моего отчета), но оказавшимся более продолжительным.
Я тогда активно вкладывался в ипотечные трасты и смог заработать в тот момент, когда мой отчет был воспринят с большим энтузиазмом, чем ожидалось. Однако я не смог удержаться на гребне успеха, потому что не избавился от акций к началу спада. Напротив, купил еще больше акций. Внимательно отследив состояние отрасли примерно на протяжении года, я с прибылью продал свои активы, как только представилась такая возможность. Затем я несколько лет не работал с этой группой ценных бумаг, до тех пор пока проблемы не начали всплывать на поверхность. Узнав о проблемах, я начал бороться с искушением открыть короткую позицию. Я сомневался, потому что больше не был знаком с компаниями, формировавшими рынок. Тем не менее перечитал отчет, написанный за несколько лет до этого, и он показался мне столь убедительным, что я открыл короткие позиции почти по всем фондам группы. Чем больше курс акций падал, тем больше коротких позиций по акциям я открывал. Мой прогноз сбылся, а большинство ипотечных трастов развалились. В результате я заработал более 100% на моих коротких позициях — это почти невероятный результат, учитывая, что на открытой короткой позиции можно заработать не больше 100% прибыли. (Мой результат объясняется тем, что я продолжал открывать новые короткие позиции, то есть продавать дополнительные акции.)
