Эдуард Маркарян - Избранное. Наука о культуре и императивы эпохи
По сути дела, уже в этих приведенных цитатах читатель может в сжатом виде ознакомиться с тем «коперниковским переворотом», который Шпенглер пытался произвести в понимании всемирной истории. Как мы видим, он сводится прежде всего к точке зрения, ведущей к ярко выраженному дроблению и индивидуализации исторического процесса и на этой основе к последовательному отрицанию идей всемирно-исторического развития и единства человеческой культуры. Шпенглер считает совершенно бессмысленным говорить о человечестве как таковом, ибо это понятие не выражает собой никакого реального содержания; оно есть пустая, бессодержательная абстракция, не только не помогающая осмыслению всемирно-исторического процесса, но, наоборот, выхолащивающая все богатство его социальных и культурных форм. Согласно точке зрения Шпенглера, следует говорить не о человечестве, а лишь о глубоко отличных друг от друга индивидуальных культурах. Философско-историческая концепция Шпенглера[69] оказала огромное влияние на последующее развитие западной историко-теоретической мысли XX в. И это влияние было далеко не случайным. Дело в том, что Шпенглер был лишь первым, кто наиболее последовательно и полно в XX в. выразил идеи, пробивавшие себе дорогу в новейшем буржуазном историческом знании. Они были прежде всего связаны с общей тенденцией индивидуализации и локализации всемирно-исторического процесса. И именно в этом плане шпенглеровская концепция оказала наибольшее воздействие на западную историческую мысль XX в. и выработку концепции эквивалентных культур.
Представители концепции эквивалентных культур пытаются обосновать идею эквивалентности, равноценности, параллельности[70] локальных культур необходимостью решительного преодоления европоцентристского мировоззрения, как точки зрения, неизбежно ведущей к «этническому провинциализму» (Бенедикт), «иерархическому рассмотрению культур» (Херсковиц). Причем если Шпенглер и Тойнби выдвигают еще какие-то ограничительные критерии и утверждают эквивалентность лишь тех исторических образований, которые уже миновали первобытную стадию развития, то такие авторы, как Нортроп, Бенедикт или же Херсковиц, идут дальше и распространяют принцип «эквивалентности» и на первобытное общество.
В результате в единый параллельный ряд сравнения в качестве совершенно «эквивалентных» объектов исследования ставятся культурно-исторические системы современного западноевропейского общества, древних Египта, Мексики и даже первобытных племен.
На первый взгляд идея эквивалентности локальных культур действительно может показаться теоретически оправданной, а аргументы в ее пользу вполне убедительными. Причем особенно привлекательной эта идея становится в нашу эпоху, эпоху возрождения ранее угнетенных и зависимых народов, поскольку она как бы «уравнивает» традиционные культуры с культурно-исторической практикой западных держав. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что идея эквивалентности локальных культур, основываясь на совершенно неправомерном смешении различных проблем исторического знания, ведет к непреодолимым противоречиям.
Для того чтобы убедиться в этом, обратимся прежде всего к анализу понятия «локальная культура» (цивилизация) с целью определения его логической структуры и тех познавательных функций, которые оно призвано выполнять в общем процессе исторического исследования. Выполнение этой задачи позволит поставить чрезвычайно важную и очень мало разработанную в нашей литературе проблему исторической типологии.
2. Понятие «локальная культура» в западном культуроведении XX в.
Важнейшим понятием, используемым представителями рассматриваемой концепции, является понятие «локальная культура» (цивилизация). Следует при этом специально оговориться, что в их исследованиях обычно дается иное терминологическое обозначение этого понятия. В частности, Шпенглером термин «культура» используется без прилагательного «локальная». Аналогичным образом использует термин «цивилизация» Тойнби. В американской же культурной антропологии, как отмечалось, чаще всего в связи с этим употребляется термин «pattern of culture».
В данном случае мы специально вводим термин «локальная культура» (цивилизация) с целью подчеркнуть, что представителями концепции эквивалентных культур имеются в виду именно локальные культурно-исторические системы и что понятие «культура» (цивилизация) может логически строиться качественно иным образом и выражать собой уже не локальные образования культуры, а ее соответствующие общие типы.
Несмотря на то что понятие локальной культуры (в различных терминологических обозначениях) становится основной теоретической категорией западной философии истории и культуроведения XX в., оно остается недостаточно определенным. Лишь за последнее десятилетие стали появляться работы, в которых ставится задача специального определения данного понятия. В этой связи следует особо упомянуть книгу американского культуроведа Филиппа Бэгби «Культура и история», в которой автор ставит специальную задачу определения понятия локальной культуры («а culture» в терминологическом обозначении Бэгби)[71]. Этой задаче посвящены пятый и шестой разделы работы.
Эти разделы представляют собою интерес прежде всего тем, что Бэгби в них акцентирует внимание на проблемах и сложностях, неизбежно возникающих при сколько-нибудь вдумчивом определении понятия локальной культуры, и выступает против тех, обычно даваемых в западном культуроведении его определений, в которых эти проблемы и сложности игнорируются. Бэгби начинает с указания на то обстоятельство, что при определении культуры в целом («culture») как специфического явления действительности, под которым он понимает «не наследственно передаваемое упорядоченное поведение членов общества»[72], мы имеем дело с общим, родовым понятием, выражающим определенный класс элементов, подобно тому, как это выражают понятия «молоко», «человечество» и т. д.[73] В связи с этим он задает вопрос, как же следует в таком случае определять отдельно данную культуру («а culture» и «the culture»), которая подразумевается, например, когда мы говорим: «культура Юго-Восточной Азии», «культура эскимосов», «китайская культура», «первобытная культура»[74], «английская буржуазная культура» и т. д.
На первый взгляд, пишет Бэгби, подобное определение может показаться очень легким делом. Мы можем сказать, что локальная культура представляет собой сумму, совокупность культурных черт, присущих определенному обществу. Именно так поступают, отмечает он, некоторые авторы, в частности Ральф Линтон. Но что такое общество? «Общество, – утверждает Бэгби, – есть определенное количество людей, которые в определенных аспектах и в определенных временных состояниях больше взаимодействуют друг с другом, чем с другими человеческими индивидами»[75]. Но в соответствии с данным определением, продолжает он, вряд ли можно сказать, что поселения эскимосов, которые разбросаны от Гренландии до Сибири, представляют в настоящее время общество[76]. Что же в таком случае мы подразумеваем под «культурой эскимосов», спрашивает Бегби. По-видимому, под нею мы подразумеваем совокупность отличительных культурных черт, которые присущи всем эскимосским обществам, пишет он. И то же самое мы подразумеваем, когда говорим о китайской культуре[77]. В то же время, продолжает Бэгби, термины «а culture» и «the culture»[78] могут выражать особенности культуры какого-либо определенного общества.
Другая значительная трудность, на которой акцентирует внимание Бэгби при использовании понятия «локальная культура», возникает при введении временно́го измерения. «До сих пор, – пишет он, – я говорил о культурах так, как если бы они существовали лишь в определенный момент времени; введение временно́го измерения сталкивает нас с дальнейшими трудностями. Локальная культура фактически существует в течение многих столетий, в течение которых многие из образующих ее элементов изменяются. Культура может распространяться от общества к обществу; она может развиваться в контексте двух различных культур или она может слиться с другой культурой. Она может исчезнуть, и другая культура может занять ее место. Каким образом тогда возможно установить длящуюся сущность культуры в процессе всех этих изменений? Каким образом мы можем быть уверены, что имеем дело с существенными отличительными особенностями?»[79] Таков весьма интересный и многогранный вопрос, который задает Бэгби. Несколько ниже он пытается на него ответить.
«Каковы общие элементы, лежащие в основе изменений культуры во времени, – спрашивает Бэгби, – что мы можем установить, например, в качестве отличительных черт английской культуры в целом? Часто мы оказываемся в состоянии узнать культуру без анализа ее черт, примерно так же, как мы узнаем лицо друга, стиль живописи. Подобные объекты обладают системой неопределяемых качеств, которые сразу привлекают собою наше внимание; возможно, наилучшим общим словом для обозначения этих качеств является “стиль”»[80].
