Эдуард Маркарян - Избранное. Наука о культуре и императивы эпохи
Особое место в общей системе культуры занимает так называемая «символическая» (знаковая) техника, благодаря которой становится возможной сознательная деятельность людей и осуществление коммуникации между ними.
По мнению Л. С. Выготского, использование знаков имело для управления психическими процессами такое же значение, как использование орудий для овладения внешним материальным миром. Рассмотренные в этом плане знаки также являются «орудиями», но орудиями духовной деятельности.
Выступая в виде средств абстрагирующей познавательной деятельности, знаковые (символические) системы в то же время делают возможным, с одной стороны, превращение индивидуального опыта в социальный, а с другой – приобщение индивидов к этому опыту. Именно благодаря знаковым системам происходит фиксация, хранение и передача во времени и пространстве добытой информации.
Оценивая значение знаковых систем для функционирования и развития социальной системы, невольно начинаешь понимать те реальные основания, на которых пытаются построить свои концепции исследователи, усматривающие в знаке (символе) определяющий признак общественной жизни. Тем самым они сознательно или бессознательно, благодаря выделению данного признака, пытаются найти ключ к пониманию того специфического типа организации, который представлен в человеческой жизнедеятельности. Но задача осмысления внутренней природы общественной жизни как специфического типа организации действительности не может быть решена путем непосредственного обращения и анализа механизмов и средств человеческой деятельности, т. е. элементов культуры, какую бы они значимость ни имели. Эта задача, как мы пытались показать выше, может быть в принципе выполнена лишь путем анализа самой деятельности человека и выделения в ней такой структурной единицы (сферы), благодаря которой можно было бы понять генезис общественной жизни и выработку присущих ей специфических черт в их системном единстве.
Часть вторая
К проблеме культурно-исторической типологии
Проблема исторической типологии является одной из важнейших методологических проблем современной исторической науки. Значение ее состоит прежде всего в том, что она ставит задачу специального изучения основного понятийного состава исторического знания, задачу установления логической структуры и познавательных функций различного рода понятий, благодаря использованию которых становится возможным исследование и воспроизведение социально-исторических систем.
Настоящий очерк, который нисколько не претендует на полное и систематическое рассмотрение проблемы исторической типологии, мы начнем с критического анализа наиболее влиятельных тенденций идеалистической философии истории и культуроведения XX в. под интересующим нас углом зрения[57]. Это позволит нам, выделив важнейшие аспекты проблемы исторической типологии, рассмотреть некоторые связанные с ней исходные вопросы. С этой целью остановимся прежде всего на характеристике концепции эквивалентных культур (цивилизаций)[58], которая, как уже отмечалось, вплоть до последнего десятилетия всецело господствовала в философии истории и эмпирических областях культуроведения капиталистических стран Запада.
Глава первая
Кризис европоцентризма и концепция «эквивалентных культур»
1. О так называемом «коперниковском перевороте» О. Шпенглера в понимании всемирной истории
Следует иметь в виду, что обозначение рассматриваемой в данном разделе системы взглядов (концепция эквивалентных культур) не является общепринятым и утвердившимся в литературе. Оно условно (в силу отсутствия точного обозначения в нашей литературе) введено нами для краткой характеристики общей системы взглядов, которая сложилась в идеалистическом историческом знании XX в. в результате глубокого кризиса традиционной европоцентристской точки зрения. Что касается зарубежной литературы, то там мы также не встречали сколько-нибудь удобного и устойчивого терминологического обозначения данной системы взглядов. Обычное обозначение ее как культурно-релятивистской является слишком расплывчатым и не способно выразить специфику рассматриваемого направления мысли.
Под европоцентризмом в целом следует понимать определенный способ построения общей картины всемирной истории, основой которого является непомерное возвеличивание исторической роли Западной Европы. Вызванная к жизни прежде всего успехами капиталистического культурно-исторического развития стран Западной Европы и извращенно отражая эти успехи, европоцентристская система взглядов в течение длительного времени была господствующей в западной историографии. Необходимо при этом подчеркнуть, что в основу искаженного воссоздания мировой истории может быть положено и возвеличивание исторической роли других народов, в частности народов Востока. Это находит свое выражение в различных азиоцентристских концепциях истории, возникающих обычно как реакция на европоцентризм. Но последнее обстоятельство, конечно, ни в коей мере не делает их менее ошибочными, чем европоцентризм.
Осознанию глубокой порочности европоцентризма способствовало не только широкое ознакомление с историческими фактами, свидетельствующими о богатстве и многогранности традиционных культур народов Азии, Африки и Америки, но и сам характер нашей эпохи, эпохи крушения колониальной системы и возрождения ранее отсталых и угнетенных народов[59].
Под воздействием этих факторов некоторые буржуазные исследователи выступили с критикой европоцентризма и сделали попытку выработать новую концепцию, которая позволила бы учитывать историческое значение неевропейских народов. Подобные попытки имели место как в философии истории (О. Шпенглер, А. Тойнби, Ф. Нортроп), так и в конкретных дисциплинах западного обществознания и прежде всего в американской культурной антропологии (Р. Бенедикт, М. Херсковиц).
Системы взглядов упомянутых авторов во многом отличаются друг от друга по форме своего изложения, по методам доказательства и аргументации, по используемому в них материалу. Данные авторы по-разному определяют перспективы развития мировой истории (достаточно сравнить, например, откровенно профашистские пророчества О. Шпенглера и мессианский провиденциализм А. Тойнби), их исторические симпатии глубоко различны; существенно отличаются друг от друга и их политические позиции.
Но несмотря на все эти расхождения, данные исследователи остаются выразителями определенной общей тенденции историко-идеалистического мышления, и предлагаемые ими теории оказываются в своих существенных чертах однотипными. Эта однотипность обусловливается аналогичным пониманием соотношения различных локальных культурно-исторических систем в пространстве и во времени. Шпенглер использует для их обозначения термин «культура», Тойнби – «цивилизация», а в американской культурной антропологии чаще всего употребляется термин «модель культуры» (pattern of culture)[60]. Главным, исходным и определяющим началом при построении этих теорий оказывается рассмотрение выделенных локальных культурно-исторических систем в качестве совершенно «эквивалентных» и «равноценных», безотносительно к тому, какое место занимает та или иная система в общем ходе мировой истории.
Для более четкого уяснения основных стимулов возникновения данной системы взглядов и ее внутренней теоретической природы обратимся прежде всего к философско-исторической концепции Освальда Шпенглера, выдвижение которой расценивалось им самим как «коперниковский переворот» в понимании всемирной истории человечества. Причем суть этого «переворота» усматривалась Шпенглером именно в идее «эквивалентности» и «равноценности» локальных культур.
«Здесь надлежало, – пишет Шпенглер в основном своем произведении „Закат Европы“, имея в виду мировую историю, – повторить дело Коперника, тот акт освобождения от видимости, во имя бесконечного пространства, который был уже давно осуществлен западным гением по отношению к природе, когда он перешел от Птолемеевой мировой системы к единственной, сохраняющей свое значение до сего дня, и, таким образом, устранил случайность, определяющую собой местонахождение наблюдателя на одной из планет»[61].
Основным пороком всей предшествующей социально-исторической мысли Шпенглер считает традиционный схематизм, некритически навязываемый истории от поколения к поколению. В этом вопросе также, по его мнению, требуется то «скептическое отношение», которое, начиная от Галилея, разложило «прирожденную нам картину мира». В связи с этим он начинает свою книгу с резкой критики основных традиционных представлений о всемирно-историческом процессе и прежде всего его трехчленной периодизации, которая утвердилась в европейской исторической науке с эпохи Возрождения и которая, по его мнению, от столетия к столетию все более и более теряет всякий смысл и совершенно не допускает включения новых, открывающихся нашему историческому сознанию областей.
