Правило Шестьдесят на Сорок (ЛП) - Уайлд Элли К.

Звучит «Close to Me» от The Cure из динамиков где-то за спиной, и, слава богу, между нами не остается и следа неловкости после тех катастрофических секунд в спальне. Я бы не выдержал, почувствовав, что она хочет моего ухода.

— Ладно, время признаний, — начинает она, оглядываясь в поисках салфетки, когда капля мороженого падает на тренировочные брюки. — Я нашла эту песню всего несколько месяцев назад.

— Что? Как такое возможно? — говорю я, хватая салфетку с кофейного столика, чтобы вытереть ей колено.

— Спасибо! Да, это было ужасное упущение. Я слушала ее на повторе всю неделю после того, как нашла, но к концу Петуния была на грани самоубийства. Я поймала ее на кухне, когда та возилась с ножами.

— Эта угроза? — спрашиваю я, поглаживая кошку, свернувшуюся за спиной. — Почему ее зовут Петуния?

— Я раньше много занималась садоводством, прежде чем переехать в город, — продолжает она, вынимая из чашки два кусочка песочного теста и бросая мне в миску. Я жаловался, что в порции их недостаточно. — Я пыталась следовать всем статьям, когда переехала. Знаешь, типа: «Десять советов по созданию балконного сада». Оказалось, что квартиры, выходящие на север, для этого не подходят.

— Вот именно, прославленная квартира с южной стороны, — качаю я головой, глядя на балкон сквозь груду журналов, сложенных у окна. — Все настаивали, что мне нужно много солнечного света, хотя с восьми утра до одиннадцати вечера на него нет ни намека. Думаю, мама надеялась, что я буду проводить больше времени дома, если квартира будет достаточно уютной. Но, по правде говоря, я не могу терпеть находиться дома, пока там нет близнецов Пен, которые разгармонизируют весь порядок.

Она улыбается, глядя в миску.

— Повезло, что ты близок с семьей. Это так приятно слышать.

Мы вновь оказываемся на запретной теме, вокруг которой уже не раз кружили за эти недели. Забавно — несмотря на то, как легко нам стало, есть границы, которые она не готова пересекать. Я никогда бы не стал ее в этом подталкивать, ведь понимаю, что тема, касающаяся семьи, причиняет боль. Я еще с первого раза, когда Джуди об этом упомянула, заподозрил, что это не так уж далеко от того, что мне и Пен пришлось пережить с отцом.

Но в данный момент кажется, что это несправедливо. Желать, чтобы она доверяла мне и делилась чем-то подобным, когда сам не слишком щедр на откровения о жизни. Когда не показываю, сколько боли приходилось испытывать на протяжении всех этих лет из-за отца.

Я смотрю на Джуди, пока та сосет ложечку, погруженная в мысли.

— Знай, не все так красиво, как кажется, — начинаю я, увидев, что ее брови сходятся в недоумении. — В прошлом моя семья пережила непростые времена. Отец ушел, когда мне было всего десять.

Джуди замирает, приостановившись на полпути к следующему укусу. На миг я колеблюсь, стоит ли продолжать, вдруг это станет слишком тяжелым воспоминанием для нее. Но Джуди, отключив начало «Toxic» Бритни Спирс — она была так счастлива, когда я попросил поставить эту песню — поджимает одну ногу под бедро, поворачиваясь на диване. Я ставлю миску рядом с ее на стол и начинаю играть с ложкой. Ведь прошло двадцать три года, а говорить об этом до сих пор невыносимо.

— Мой отец… Ты бы никогда не догадалась, — продолжаю я. — Он всегда был надежен, работал электриком. Часто отсутствовал — кроме рабочих часов его почти и не было. Но был стабильной опорой, приходил, когда это было действительно важно. Зарабатывал достаточно, чтобы мама могла оставаться с нами дома, когда были маленькими и возить в школу, когда подросли. Все казалось таким идеальным. Никаких ссор, никаких конфликтов — по крайней мере, так выглядело со стороны, для меня и Пен. И вот однажды жизнь перевернулась с ног на голову.

Я поднимаю взгляд от колена. На лбу Джуди проступает морщинка. Черт, как же я хочу прикоснуться к ней. Это сделает положение намного легче, даже несмотря на то, что сам вывожу тему на поверхность.

Она словно читает мысли. Немного сдвигает ногу, так что колено касается моего бедра. Мелочь, но для меня значит многое.

— В тот день, в субботу, он разбудил меня, заставив спуститься на кухню. Никто другой еще не проснулся. И в тот миг, когда я понял, что что-то не так — не считая того, что он вырвал меня из сна — когда увидел чемодан. Небольшой, как тот, что берут с собой в поездку на выходные. А потом рассказал длинную историю о женщине, которую встретил на работе, и как они собираются пожениться. Это не укладывалось в голове десятилетнего мальчишки. Я думал: «Но он же женат на маме!». Он не дал сказать ни слова, как только произнес, что пришло время стать мужчиной. Заботиться о маме и Пен. А сам ушел, прихватив маленький чемодан.

На губах Джуди мелькает сочувствующая гримаса. Я колеблюсь, и это глупо, на самом деле, учитывая, сколько откровений уже вырвалось.

— Хочешь знать самую забавную часть?

Джуди, похоже, улавливает горечь в голосе. Ее плечи напрягаются.

— Какую?

— Он оставил «удовольствие» рассказать об этом маме. После того, как стало ясно, что не вернется.

Она закрывает глаза.

— Черт.

— Черт, да, — я смотрю на пустой экран телевизора. — В общем, ты знаешь, что было дальше. Он исчез с лица земли, оставив нас ни с чем, кроме прощального подарка — половины цены дома, когда пришлось его покинуть. Мама… о ней нечего сказать. Она скрывала многое ради меня и Пен. Делала все возможное, чтобы нам было как можно легче. Я тоже старался.

— И все еще пытаешься попасть в рамки. Выполнить то, что он от тебя ожидал. То, что сам должен был сделать.

Я пожимаю плечами.

— Кто-то же должен. Должен.

— Это слишком тяжело, Тео, — качает она головой. — Слишком великое бремя для одного человека. Когда же станет достаточно?

— Я бы заботился о них, независимо от того, говорил ли он об этом, — настаиваю я.

— Конечно, заботился. Но… когда ты решишь, что достаточно измотан, чтобы отпустить себя?

Я морщусь, не понимая, о чем она.

— Отпустить?

— За то, что позволил ему уйти в тот день. За то, что причинил боль маме и оставил сестру.

Что я могу на это ответить? Она произносит это как факт, как будто знает историю много лет, слышала меня много раз и теперь видит такой, какая она есть. Не как человек, который всего несколько недель назад начал меня узнавать, а до этого ненавидел.

— В последнее время я чувствую себя гораздо лучше. Более…

— Я знаю, — отвечает она, кивнув и игриво толкнув меня плечом. — Более готовым оставить работу, чтобы стащить лодку сестры.

— Это моя лодка, гений, — говорю я, отвечая тем же.

Джуди еле сдерживает улыбку, погружая ложку в мороженое.

— Ты когда-нибудь его видел?

Я провожу руками по лицу. Признание требует усилий. Я никогда не говорил об этом вслух, даже маме.

— Это произошло на следующий день после открытия «Ниволи». Он, должно быть, узнал, не знаю как. Но нашел меня и сказал, что ему нужны деньги. Счета, или что-то в этом роде. Я и не спрашивал. Честно говоря, давно не скучал. Не думал о нем. Очень старался разобраться с прошлым, проходил терапию, как только смог себе это позволить. Но в тот день, увидев его, снова стал десятилетним мальчиком. Он перестал со мной общаться, как только получил чек, а через несколько дней я уехал на другой конец страны. Мне было нужно что-то новое.

— Тео, — вздыхает Джуди, глядя в пол. — Ты…

— Глупый? Наивный? Жалкий?

— Нет. Ничего из этого. То, что ты сделал, требует смелости — так открыться. Я просто жалею, что не знаю такого уничижительного слова, чтобы назвать его.

Ее комментарий вызывает невольный смех, и я ожидаю, что Джуди, как обычно, резко обернется и поймает меня. Но на этот раз она позволяет смеяться, отводя взгляд. Это такой чистый знак уважения, что я почти теряю контроль, желая прижать ее к себе и приласкать, пока конечности не затекут.

— Ты первая, кому я это рассказываю, — признаюсь я, надеясь, что это вызовет те же чувства.