Исцелиться любовью (ЛП) - Харт Кэмерон

Выбросив остатки ланча и наполнив бутылку водой, я расчесываю волосы и смотрю на свое отражение в компактном зеркальце, которое стоит у меня на столе. Мне не следует беспокоиться о том, как я выгляжу, и обычно я этого не делаю. Но когда Эллиот смотрит на меня… Я хочу, чтобы ему понравилось то, что он увидит.

— Фу, прекрати, — шепчу я себе под нос, сурово глядя на свое отражение. Он мой клиент. Он уязвим. Вход воспрещен. К тому же, он самый великолепный, суровый мужчина, которого я когда-либо встречала, и мне нужно держать себя в руках, когда я рядом с ним.

Я направляюсь в зал ожидания, останавливаясь перед тем, как завернуть за угол. Я выглядываю наружу и замечаю, как Эллиот стучит ногой так сильно, что стулья вокруг него дребезжат. Он трет глаза и делает глубокий вдох, и вся эта сцена разбивает мне сердце. Жаль, что я не могу сказать ему, что со мной он в безопасности, но я не уверена, как он на это отреагирует.

Эллиот упрям и ворчлив, и, возможно, самый сварливый человек, которого я когда-либо встречала в реальной жизни, но я вижу нечто большее, когда смотрю на него. Он, конечно, красив. Нет, не просто красив. Он... чертовски привлекателен, вот кто он такой. У него темные волосы, темно-зеленые глаза, острый нос и окладистая борода, которая мне бы не очень понравилась, но Эллиот возвышается надо мной почти на шесть с половиной футов. Предполагалось, что последние несколько месяцев он отдыхал, восстанавливаясь, но, по-видимому, он проигнорировал этот совет и вместо этого отправился в тренажерный зал. Как еще его мышцы могли быть такими рельефными?

«Сосредоточься», — ругаю я себя.

Да, Эллиот привлекательный. Палящий. Сексуальный, злой и капризный. А также до боли ранимый и одинокий, хотя я знаю, что он никогда бы в этом не признался.

— Эллиот, — зову я, заходя в приемную. Я не помогаю делу, тараща глаза на этого мужчину.

Его взгляд прикован к моему, и по моим венам пробегает волна ощущений. Когда он встает, его взгляд прикован к моему, и, хотя кажется, что он стоит и двигается нормально, когда он идет ко мне, я замечаю легкое подергивание его левого глаза. Я замечаю, как его ноздри слегка раздуваются при каждом шаге, как будто ему нужно что-то сделать, что угодно, чтобы выразить свою боль, лишь бы она не была выражена словами.

Эллиот кивает, как только оказывается передо мной, и это больше похоже на приветствие, чем я ожидала. Он следует за мной по коридору, достаточно близко, чтобы я могла слышать его дыхание. Это должно вызвать у меня мурашки по коже или заставить остановиться и сказать ему, чтобы он отстал. Если бы это был кто-то другой, я бы так и поступила. Вместо этого я позволила мысли о том, что Эллиот хочет быть рядом со мной, заполнить мой разум.

Думал ли он обо мне так же, как я думала о нем всю неделю? Когда я закрываю глаза, все, что я вижу, — это пронзительный зеленый взгляд Эллиота и скорбное выражение его лица, когда он бормотал о том, что хочет стать профессиональным военным, как его отец. В нем столько боли и стыда, и по какой-то причине я хочу быть той, кто освободит его.

У меня осталось всего четыре сеанса с Эллиотом, так что никакого давления или чего-то еще.

— Твои растяжки — чушь собачья, — говорит он, как только я закрываю дверь своего кабинета. Я все еще стою лицом к деревянной двери, повернувшись спиной к Эллиоту, и на моем лице расплывается улыбка.

Через мгновение мне удается восстановить свой профессионализм, и я поворачиваюсь лицом к своему клиенту. Он гораздо ближе, чем я думала. Мои груди касаются его груди, от чего по позвоночнику пробегает волна, приземляясь между моих бедер.

Черт возьми… что это было?

Запрокидываю голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза, и на мгновение меня захватывает водоворот зеленых, карих и золотистых тонов в его радужке. Эллиот смотрит на меня, затем на мои губы. На секунду мне кажется, что он собирается поцеловать меня, но потом он отворачивается и делает несколько шагов назад.

Я прочищаю горло и разглаживаю блузку, радуясь, что, несмотря на то, что я возбуждена как никогда, мои затвердевшие соски скрыты под лифчиком, майкой и блузкой свободного покроя.

— Мои упражнения на растяжку потрясающие и основаны на тщательных исследованиях в области кинезиологии, а также психологических исследованиях с участием солдат-участников боевых действий и посттравматического стрессового расстройства, — поправляю я его.

— Ну, они все равно отстойные, — ворчит он. Он дуется? Из-за бороды трудно сказать наверняка, но я уверена, что это самая очаровательная вещь, которую я когда-либо видела. Кто бы мог подумать, что это будет у угрюмого Эллиота Эриксона?

— Хм, тогда, может быть, это была ошибка пользователя? — предполагаю я, передвигая стол с регулируемой обивкой, который я использую, когда показываю клиентам, как выполнять определенные движения.

— Ошибка пользователя… Ты имеешь в виду, что я сделал их неправильно?

Мне нравится, как шокировано звучит его голос каждый раз, когда я его отчитываю. Думаю, это помогает поднять настроение, но, честно говоря, я просто развлекаюсь. Но не в этом смысл занятий.

Соберись!

— Как насчет того, чтобы присесть и показать мне упражнения на растяжку, которые я рекомендовала на прошлой неделе? — я похлопываю по столу, и Эллиот смотрит на меня так, словно я разыгрываю его. — Вы не обязаны показывать мне свою ногу, но не могли бы вы залезть на стол и хотя бы с наименьшими усилиями сделать растяжку? — спрашиваю я снова, пытаясь успокоить его.

— Хорошо, — отвечает он, хмурясь.

Я наблюдаю, как он забирается на стол и ложится, вытянув ноги. Он медленно поднимает левую ногу, но успевает приподнять ее всего на несколько дюймов, прежде чем выругаться и опустить ее обратно на стол. Я собираюсь дать ему совет по поводу его формы, но прежде чем успеваю это сделать, Эллиот хватается руками за край стола и стискивает зубы, пытаясь во второй раз поднять ногу.

Он очень настойчив, но в то же время он упрямый осел. Мне просто нужно придумать, как направить эту энергию на то, чтобы мотивировать его становиться лучше.

Эллиот пытается в третий раз, но я мягко кладу руку ему на ногу, останавливая движение. Он замирает от моего прикосновения, совсем как на прошлой неделе. Я убираю руку и смотрю на Эллиота, который выглядит абсолютно несчастным.

— Я знаю, что есть соблазн попытаться компенсировать это, используя другие мышцы для поднятия тяжестей, например, когда вы хватаетесь за стол, чтобы попытаться использовать его как рычаг. — Я киваю на ближайшую ко мне руку, и он ослабляет хватку. — Но смысл растяжек в том, чтобы воздействовать на более слабые мышцы. Вместо того, чтобы использовать силу верхней части тела, попробуйте изменить свое положение, чтобы было легче задействовать только ногу.

Эллиот смотрит прямо в потолок, без сомнения, молясь о том, чтобы в меня ударила молния или чтобы инопланетяне заглянули и телепортировали меня, чтобы я оставил его в покое. Однако, чем дольше я изучаю черты его лица и язык тела, тем больше понимаю, что он смущен. На самом деле он не злится на меня или на упражнения, которые я ему назначила. Он злится на себя за то, что не может их выполнять.

— Вот, — тихо говорю я, обходя стол с другой стороны. Я осторожно обхватываю рукой его правую лодыжку — здоровую ногу — и прошу его согнуть ногу в колене и поставить ступню на стол, держа больную ногу вытянутой. — На этот раз постарайтесь вообще не использовать свои руки, торс или верхнюю часть тела, хорошо? Вместо этого оттолкнитесь правой ногой, держа бедра прямыми.

Его ноздри раздуваются, а взгляд не отрывается от потолка, когда он снова начинает растягиваться. На этот раз у Эллиота получается лучше, и я могу сказать, что он пытается направить энергию и силу на ноги, а не на свои рельефные руки и твердые мускулы, которые, я знаю, он прячет под футболкой.

Соберись, женщина!

— Блядь! — кричит Эллиот, опуская ногу обратно на стол.