Огонь. Она не твоя.... (СИ) - Костадинова Весела

— Или знал, что я откажусь. Спланировал все так, чтобы сыграть на моих триггерах. И ему это удалось… Вспомни, как хитро он все спланировал на свадьбе? Как подтолкнул нас сделать всю грязную работу за него? Дим, он просчитал тогда все… Дима, он психанул, когда я назвала Настю его дочерью! Я что-то задела в нем по-настоящему, понимаешь?

Ярославцев молча переваривал информацию.

— Это потребует времени, — наконец, сказал он.

— Хорошо, — тут же согласилась Альбина. — Никому другому я это бы не доверила. Дим, я до сих пор не могу простить Эльвиру… не за то, что увела у меня Артура — у нас с ним будущего все равно не было бы. Но за ее эгоизм и полное равнодушие. Но теперь я хочу знать, во что мы с тобой влезли. И чему именно свидетелем стала Настя. Я не люблю этого ребенка. Но раз уж влезла в эту историю — пойду до конца.

Она замолчала, борясь с желанием опустить голову на стол и немного подремать. Солнце всходило над городом, заливая кухню розовым светом.

21

Няня свою угрозу выполнила — утром она не появилась. Альбина молча подняла Настю с кровати и резким кивком головы приказала идти в ванную, сама же бросила грязные простыни в стиральную машинку, начиная привыкать к этому.

Повторилось все и на следующее утро, и на следующее.

Не смотря на свое раздражение, Альбина сдерживалась, только тяжело вздыхала, одевала девочку и брала с собой на работу.

Радовало одно — Настя никогда не истерила, ничего не требовала, сидела мышкой в углу кабинета и рисовала. Рисовала много, рисовала постоянно. Вся команда Альбины, видя эту страсть, дарили ей все, для этого увлечения. Собственно, и сама Альбина старалась племяннице помогать в этом: заказывала альбомы, краски, карандаши, признавая в глубине души несомненный талант девочки. Не нежничала, просто клала на маленький столик в углу своего кабинета, у самого окна, где освещение было лучше всего, и холодно кивала на тихое «спасибо», тоскливо отмечая что эта часть делового мира все больше напоминает детскую: столик и стул, маленький пуфик, где иногда Настя спала после обеда, все так же обнимая свою неизменную страшную белку.

— Я так понимаю, — заметил Виктор, заходя к ней, — вы извели очередную няню, а теперь взялись за нас, Альбина Григорьевна?

— Ты по делу или просто побесить? — Альбина подняла голову от экрана ноутбука.

— Все готово, — ухмыльнулся он мартовским котом, — ждем отмашки, капитан.

Альбина стиснула зубы, посмотрев на маленькую рыжую головенку, склонившуюся над своим мольбертом, машинально отмечая, что Насте нужно купить еще альбом для акварели. Прошедшие со встречи в ресторане дни казались затишьем перед бурей, а встреча в отделе опеки — нажала спусковой крючок.

Они были равны в правах.

Они были равны в финансах.

Они были равны в степени родства.

— Суд назначит экспертизу, — сказал Валерий, когда они вышли из мрачного здания администрации, где располагался отдел опеки и попечительства. Ветер с реки шевелил его рубашку, он говорил без эмоций, будто оглашал прогноз погоды. — И она подтвердит: Миита — биологический дед Насти.

— Судье достаточно одного взгляда на этих двоих, — буркнула Альбина, закрывая лицо солнцезащитными очками. — Глаза у них как под копирку. Опека пока на нашей стороне…

— Пока, — подчеркнуто повторил Валерий и галантно распахнул перед ней дверь машины. — Альбина Григорьевна, вчера Миита ужинал с руководителем аппарата губернатора. Они выиграли тендер по строительству новой больницы — с условиями, выгодными для области. Сегодня вам улыбается опека, а завтра они получат звонок и будут улыбаться ему. Без лишних вопросов.

Альбина коротко кивнула, мысленно составляя список: кто, где, когда и зачем. Люди, с которыми надо поговорить. Люди, которых придётся убедить.

— Что официально играет против меня? — спросила она уже внутри машины, сухо, деловито.

— Статус незамужней, — ответил Валерий, не задумываясь. — Возможный компромат, если таковой найдётся… И, пожалуй, самое неприятное — если он ударит по финансам.

— Налоговая, — тихо выдохнула она, потирая лицо ладонями. — Вот где он может копнуть…

— Именно, — подтвердил Валерий. — Однако…. здесь ему сложновато этот трюк провернуть. Все-таки в Екате у него не такие прочные связи….

— Какие у меня козыри?

— Возраст и здоровье. Ему пятьдесят два, вам тридцать один. Для опеки это важно. Но, — он снял солнцезащитные очки и посмотрел на неё искоса, — нужные справки он может "нарисовать" в трёх экземплярах и заверить в облмедцентре.

— Может… — Альбина медленно улыбнулась. Улыбка вышла опасной, хищной. — И нарисует. Но не всё в этой жизни решают справки. Значит ударим превентивными мерами, чтоб стало не до этого. А на крайний случай Настю Рыбку* помнишь?

— Помню, — мрачно сказал Валерий. — Много чего интересного она рассказала… И долго потом сидела.

— Главное — вовремя рассказать, — не переставая улыбаться, сказала Альбина. — И кому надо.

Виктор терпеливо ждал, пока начальница вернется из воспоминаний. А она на несколько секунд заколебалась.

Ударить первой — шанс на победу. Но и открытая война, которая сейчас горела только внутри нее самой и, возможно, Ярослава.

Женщина сама с собой покачала головой: разве она питала иллюзии? Он уже обхаживает губернатора, значит нанесет удар в ближайшие дни.

— Давай, Вить, жги, — сказала Альбина спокойно, но в голосе её звенел металл. — Да так, чтобы вся страна полыхнула. Пусть у него ни секунды свободной на нас не останется.

На лице Виктора расцвела ухмылка — довольная, ехидная и злая. Словно он только этого и ждал.

Он подошёл к Насте, легко подхватил девочку на руки, и та в ответ обняла его за шею, несмело улыбнувшись. Он подмигнул ей, заговорщически понизив голос:

— Ну что, кроха? Заставим енотиков маяться от изжоги, а?

Настя фыркнула, не понимая смысла, но угадывая игру — и это было достаточно.

Альбина лишь хмыкнула.

Виктор держал девочку уверенно, легко — как будто это было делом привычным, не требующим усилий. Настя обвила его за шею, уткнувшись в воротник белоснежной рубашки, и его ладони крепко, надёжно удерживали её, не сжимая, но охраняя. Губы мужчины улыбались — тепло, сдержанно, но искренне. А вот глаза… глаза были другими. Умные, внимательные, выжидающие. Он смотрел на Альбину не как подчинённый, не как заместитель или коллега, а как мужчина. С любопытством. С напряжённой внутренней оценкой.

Виктор был красив — не той яркой, броской красотой с глянцевой обложки, а породно-сдержанной, уверенной. Высокий, стройный, с прямой осанкой и лёгкой, небрежной пластикой тех, кто много лет занимается спортом. Альбина знала — слухи ходят не зря: и он, и Дима действительно не пропускают пробежки у Ройзмана**, при любой погоде. Смуглая кожа, тёмные волосы с едва заметной сединой у висков, аккуратная щетина. Сильные руки. Уверенные ладони, в которых Настя смотрелась невесомой.

Поймав ее взгляд, он приподнял брови в немом вопросе.

Альбина внезапно смутилась. Никак не показала этого внешне — не изменилась в лице, не дёрнулась. Просто резко опустила глаза, вернулась к документам, пробежалась по ним взглядом с преувеличенной сосредоточенностью, словно вспомнила о срочном пункте в контракте.

Она изо всех сил старалась скрыть лёгкое внутреннее смятение. Надеялась — даже молилась, — чтобы Виктор со всей своей врождённой проницательностью не понял, что сейчас, впервые, она смотрела на него не как на надёжного помощника, не как на умного мужчину с безупречной хваткой, с тонким аналитическим умом, не как на инструмент.

А как на него самого. Просто мужчину. С тёплым голосом, с выжидающим взглядом, с сильными руками, уверенно держащими ребёнка.

— Альбина Григорьевна… — его голос прозвучал мягко, но на полтона ниже, чем обычно, с лёгкой хрипотцой. — Вы с крохой вообще обедали сегодня?

Он подошёл ближе и, как делал уже десятки раз, привычно присел на край её стола. Раньше это её раздражало до предела — нарушал границы, как будто нарочно. Она делала ему замечания, хмурилась, отодвигала папки. Он усмехался и всё равно садился.