Развод. Она не твоя (СИ) - Дюжева Маргарита
Мне было плохо. Я была несчастна. Я должна была что-то сделать, немедленно, потому что потом будет поздно. Потому что потом он победит.
Он…Он…Он!
Постепенно сквозь ту кашу, которой набили мои мозги, проступил образ мужчины.
Статного, в неплохой форме для своих сорока пяти.
Откуда я знала, что ему сорок пять? Знала и все.
Как и то, что он закрашивает седину на висках, чтобы казаться моложе.
Как и то, что порой после обильного чревоугодия его мучает дикое несварение.
Как и то, что он предатель.
Предатель…
Слово осталось на языке мерзким послевкусием.
Следом за ним потянулись картинки – дождь, толстый врач с равнодушными, как у маньяка глазами, детский плач, шторы, зловеще покачивающиеся на ветру. Платье в горошек, темноволосая девушка со змеиной улыбкой. Бумаги, которые почему-то нельзя было подписывать. Милая розовая комната, навевающая чувство ужаса и брезгливости.
Обрывки кружили перед глазами, прожигая сквозные дыры в душе и постепенно складываясь в цельную картину.
Я вспомнила. Все вспомнила.
Кто такой «он». Кого я должна спасти. Почему у меня нет времени.
Вспомнила, но ничего не могла сделать! Мутная пелена не отпускала меня. Я готова была вскочить, но ни одна мышца тела не реагировала на мои мысленные порывы. Я была все такой же бессильной, вялой кучей, не способной ни на какие действия.
Страшно. Как в тюрьме, из которой нет выхода.
Жутко.
Холодно.
Они что-то сделали со мной. Тот страшный врач и муж-предатель. Они сломали меня…
Я хотела кричать, но не могла. Ничего не могла.
Ужас захлестывал меня, и я ничего не могла с ним сделать. Я была одна…
Хотя нет, не одна.
Кто-то был рядом со мной. Кто-то твердый, как камень и в то же время надежный. Кто-то, от чьего голоса страх отступал. Кто-то, рядом с кем просыпалась моя внутренняя девочка. Она тянулась к нему, умоляла не оставлять, не отдавать, не отпускать.
Я цеплялась за ощущением его присутствия. Оно успокаивало, гасило страх, нашептывало о том, что я под защитой. Не одна. Не сломлена. Не уничтожена.
Я пыталась рассказать о том, что со мной случилось, о том, что мне нужна помощь, но проклятая слабость не позволяла этого сделать. С губ слетали отдельные слова. Жалкие и никчемные, но я знала, что их слышат. Я чувствовала это.
А потом пришло настоящее пробуждение. Не было ни ощущения подъема с глубины, ни толчка, ни падения. Я просто открыла глаза и поняла, что жива. Нахожусь черт знает где, понятия не имею как тут оказалась, и что за люди рядом со мной, но жива. И единственное, что меня волновало в этот момент – это не мое состояние, не то как и почему я оказалась в этом месте, а Арина.
— Где моя дочь? — вопрос дался через силу. Во рту было так сухо, что язык еле шевелился и горло отреагировало болезненным спазмом.
В тот же момент появился стакан с трубочкой.
— Попейте.
Пара глотков воды показались мне слаще всего, что я пробовала в жизни.
— Где моя дочь? — спросила уже более отчетливо.
— Этим вопросом мы займемся сразу, как только я удостоверюсь, что с вами все в порядке, — произнес мужчина, стоявший надо мной.
Врач. Даже несмотря на то, что без белого халата.
Не тот, который равнодушно взирал на меня в клинике для душевнобольных. Не такой. Правильный. Настоящий.
А за ним…за ним кто-то незнакомый. Молчавший, но заполнявший всю комнату своим присутствием.
Пристальный взгляд. Губы, сжатые в тонкую линию. Напряженная поза – будто тигр перед броском.
Я вспомнила.
Это за его пиджак я цеплялась в коридоре, во время моего несостоявшегося побега. Это его я умоляла не отдавать меня им.
— Кто вы? — спросила я, переводя взгляд то на одного, то на другого.
Тот, кто давал мне пить, бросил вопросительный взгляд на молчавшего мужчину, потом сказал:
— Меня зовут Олег Сергеевич. И на данный момент я ваш лечащий врач.
Памятуя еще об одном враче, я подозрительно уточнила:
— И отчего же вы меня лечите?
— Пока что были только капельницы, чтобы привести вас в сознание. А дальше…многое зависит от вас, — после этих слов он обернулся к третьему человеку в комнате, — оставь нас наедине.
Прищур темных глаз стал более хищным:
— Я мешаю?
— Нет, но есть такое понятие, как профессиональная этика, — спокойно ответил врач.
После этих слов мужчина поднялся с кресла и так же молча ушел.
Однако несмотря на то, что его попросили на выход, создавалось четкое впечатление, что именно он был тут главным.
С его уходом стало холоднее и в то же время легче дышать.
Я позволила Олегу провести первичный осмотр – проверил зрачки, давление, пульс, взял кровь на анализ. Потом помог сесть, бережно поддерживая за локоть, заставил выполнить несколько команд.
У меня ничего не двоилось, не тряслось и не отказывало. Даже шишка, которую я уже успела нащупать на лбу и то не беспокоила. Разве что слабость была такой, что после пяти минут в вертикальном положении снова захотелось опуститься на подушки и заснуть.
— Это нормально.
— Вы собираетесь убедиться, что я чокнутая? — спросила, хмуро наблюдая за тем, как он открывает кожаный портфель и достает оттуда папку в плотной обложке.
— Скорее наоборот, — со сдержанной улыбкой Олег опустился на стул возле кровати.
Дальше были вопросы. Много вопросов. Некоторые из них я уже слышала в клинике, некоторые мне задавали первый раз.
Я отвечала. А что еще делать? Как бы мне не хотелось сорваться с места и ринуться на поиски Арины, это было невозможно. Я не в том состоянии, чтобы совершать геройства, а Олег не производит такого угнетающего впечатления, как Владислав Петрович.
Этот вел себя крайне профессионально и деликатно. Не смотрел на меня со смесью снисхождения и брезгливости, не улыбался, демонстрируя улыбкой скрытую угрозу. Он слушал, смотрел, наблюдал за моей реакцией и с каждой секундой все больше мрачнел.
Некоторые вопросы повторялись, но я продолжала отвечать, однако тоска нарастала все сильнее и сильнее.
Я лежала тут, как фаршированный овощ, а где-то там в лапах мужа была Аринка. Возможно, он уже вручил ее как ценный презент Анечке Каталовой, а может, придумал какое-то другое коммерчески выгодное применение…
При мыслях о дочери меня затрясло.
Олег Сергеевич это сразу заметил:
— Вы нервничаете?
— Простите, что прерываю. Но мне нужно идти, — я попыталась сесть. Он не остановил меня, но и не бросился помогать. Вместо этого продолжал наблюдать.
— И куда же?
— К дочери. У меня дочь. Арина. Полтора года. И в этот самый момент, возможно, она… — я остановилась, не зная, как передать незнакомому человеку весь ужас нашей ситуации, — возможно ей…
Слова так и застряли поперек горла.
А вдруг это один из людей Семена? Вдруг меня загнали в очередную еще более жуткую ловушку и проверяют, как сильно я уже опустилась, и что делать со мной дальше.
— Возможно ей…что? — Олег Сергеевич поднял брови, ожидая моего ответа.
Я ничего не смогу им противопоставить, если это очередной виток издевательств. Ничего…
— Возможно ей уже подбирают новую, более подходящую мать, — горько сказала я и перевела взгляд на стену, по которой лениво ползали резные тени.
— А чем вы не подходите? — аккуратно поинтересовался он.
— Положением в обществе и финансовой составляющей.
Да. Именно так.
Именно этого так жаждал мой драгоценный муж – положения в обществе и денег. А я была просто перевалочным пунктом на пути к великой цели. Общепитом, в котором можно недорого полноценно питаться, пока не предоставится шанс перейти на All inclusive в дорогом ресторане.
Почему я раньше не понимала этого? Почему?
Почему не слушала мать с отцом, которые в силу опыта чувствовали подвох?
Почему верила? Почему тянула лямку, вместо того чтобы сказать «хватит»?
Все просто.
Потому что любила. Потому что верила. Потому что классическое «кто, если не я будет останавливать коней на скаку и ходить в горящие избы, ради любимого мужа». Надо просто затянуть пояс покрепче, собрать силешки в кулачок и тащить на себе всего и побольше, не требуя ничего взамен, как порядочная, надежная жена.