Правило Шестьдесят на Сорок (ЛП) - Уайлд Элли К.

— Давай, — говорю я, подходя к пассажирской стороне и открывая дверь. — Залезай в машину, пока тебя не сдуло.

Она морщится.

— Нет, я сяду сзади. Иначе к двум часам дня буду умолять остановиться. Джон может сесть вперед.

Я напрягаюсь.

— Джон не поедет.

Ее рука замирает на ручке задней двери.

— Что значит — не поедет? — спрашивает она, хмурясь. — Ты же сам сказал.

— А теперь говорю, что не поедет. Он позвонил утром и отменил поездку.

Она смотрит с открытым ртом, и меня пронзает острая мысль, что Джуди может отказаться ехать. На самом деле, я на это надеялся — целый день только с ней. Я быстро подавляю приступ паники и принимаю нужную позу. Закатываю глаза в ответ на ее протесты. Указываю на сиденье рядом с собой.

— Садись.

— Нам стоит перенести поездку, — говорит она. — Неправильно ехать без Джона. Как ты сказал, это значительная часть бюджета.

Она пытается обойти меня, но я преграждаю путь, вытянув руку.

— Садись в машину, Холланд. Я передвинул все встречи ради этого. Мы едем и точка.

Пожалуйста, мысленно добавляю я.

Ветер срывает с нее последние остатки тепла, она слегка дрожит. Глаза широко распахнуты, взгляд мечется между мной, салоном машины и дверью офиса, словно взвешивает варианты.

— Ладно, — сдается она, опуская плечи. — Мы едем. Только потому, что у меня назначено обсуждение проекта с Дианой в понедельник.

Слава богу.

— Как собираешься залезть в этот монстр-трак? Почему он такой высокий? — спрашиваю я, наблюдая за ней.

Она ставит ногу на подножку, но промахивается и, споткнувшись, падает назад. На этот раз я не сдерживаюсь. Руки рефлекторно вытягиваются, ловя ее за талию, удерживая лишь мгновение — ровно столько, чтобы помочь подняться на подножку. Но внутри все обжигает, словно я схватил раскаленную сковороду голыми руками.

— Эй! — восклицает она, отстраняясь, хотя руки уже давно ее не касаются.

— Извини, лестницу забыл дома.

— Ты можешь прекратить шутить про мой рост?!

Она забирается на сиденье, и я закрываю дверь, затем пристегиваюсь и выезжаю.

— А кто сказал, что это шутка? Ты маленькая. У тебя ножки — спички.

Джуди поправляет платье, в голосе появляется насмешливая нотка.

— Ты же восхищался моими ногами. Теперь все встает на свои места.

Черт.

— Что именно?

Она закатывает глаза и складывает губы бантиком. И хотя я знаю, что она просто дразнит меня, в желудке скручивается тугой узел. Эта девушка — настоящая угроза. Если она продолжит в том же духе, я точно врежусь в отбойник.

— Ты отменил встречу с Джоном, — продолжает она, — чтобы заполучить мои «спички» в свое полное распоряжение.

Я нажимаю на сенсорный экран, и салон наполняется приглушенным голосом Джона.

Привет, Тео, это Джон. Мне придется отменить утреннюю встречу. У моего ребенка что-то случилось, а Келли не может отпроситься с работы. Поезжай без меня, не хочу задерживать. Расскажешь потом, как все прошло. Удачи.

— Полегчало?

Правда в том, что мне не терпится насладиться ее «спичками» в одиночестве. Но сердитый взгляд и порозовевшие щеки поднимают настроение до небес. В последнее время мало что радует меня так, как выводить ее из себя.

Звучит немного печально, не правда ли?

— Я все равно тебе не верю, — бурчит Джуди, отворачиваясь к окну.

Мы выезжаем на шоссе, двигатель ревет, заполняя тишину.

Вскоре я понимаю, что мы едем в полной тишине. Я думаю о том, чтобы включить музыку, но не знаю ее вкусов, поэтому держу руки на руле, пытаясь придумать, как это выяснить, не выглядя при этом жалким.

Кстати, не расскажешь ли ты мне о своем самом большом страхе и о том, насколько вероятно, что ты когда-нибудь позволишь прикоснуться к тебе?

Черт. Просто спроси, идиот. Это всего лишь музыка.

Я бросаю взгляд в ее сторону и обнаруживаю, что Джуди уже смотрит на меня. Как только наши взгляды встречаются, она тут же отворачивается к красному хэтчбеку¹⁹ впереди.

— Кто тут на кого пялится? — спрашиваю я.

— Я пыталась понять, как ты вышел из дома, не заметив, что кофе по рубашке расплескано.

Черт. Вот и доказательство того, каким неряшливым я выглядел, собираясь забрать ее. Но футболка под клетчатой рубашкой чистая. Она изо всех сил пытается скрыть улыбку, играющую в уголках губ, и меня вдруг переполняет раздражение от ее дерзости.

— У меня к тебе вопрос, — говорю я.

— Пас.

— Как ты сформировала такое… определенное мнение обо мне? — ничуть не смущаясь, продолжаю я.

Ее лицо появляется в поле зрения, брови грозно нахмурены.

— Это ловушка?

— Что ты имеешь в виду?

Ее брови взлетают еще выше.

— Ты серьезно спрашиваешь? Или ищешь повод снова вышвырнуть меня из проекта?

Ее слова выбивают из колеи.

Честно говоря, я не думал, что она когда-нибудь упрекнет в этом. Я был козлом не раз за карьеру — эта работа умеет выгрызать душу и оставлять на ее месте лишь угольки — но никто и никогда не осмеливался сказать это в лицо.

Я чувствую, как жар приливает к шее. Быстрый взгляд на Джуди показывает, что она смотрит на меня с абсолютным спокойствием. Но губы плотно сжаты в тонкую линию, которая говорит о том, что она ждет ответа, ждет, когда я отвечу за грехи, раз уж открыл эту тему.

А я не могу этого сделать, не признавшись, что просто теряюсь рядом с ней. А этого не могу сделать, не почувствовав себя полным идиотом. Она же меня ненавидит.

— Если ты о том, что я говорил… — начинаю я.

— Я знаю, о чем ты говоришь, — перебивает она, и в голосе звучит такая твердость, что становится не по себе.

Я отрываю взгляд от дороги и вижу, как она смотрит на руки, и, черт возьми, неужели ее подбородок дрожит? Она на грани слез, и в животе все сжимается так сильно, что к горлу подступает тошнота.

— Можешь хотя бы сказать почему? — спрашивает она, голос вдруг становится таким тихим, что мне хочется броситься под копыта разъяренного быка и умолять растоптать себя. — Потому что если это из-за того, что случилось в «Ниволи»… Я имею в виду то, что сказала на встрече. Мне правда очень жаль. Я не хотела обидеть твоего партнера. Но прошло столько лет. Сколько еще я должна за это расплачиваться?

Я хмурюсь, когда хэтчбек притормаживает и, включив поворотник, сворачивает налево. Вот она, истинная причина ее извинений во время экскурсии. Мой разум тогда был слишком перегружен, чтобы уловить суть. Джуди думает, что я разозлился из-за того, что она наехала на партнера.

Если бы только знала, что та ночь значила на самом деле.

Большую часть жизни я был опорой для мамы и Пенни. Я чувствовал ответственность за них. За благополучие и, самое главное, за счастье. Это желание двигало мной все эти годы, через кулинарную школу и все то дерьмо, которое ждало на пути к карьере. Темная сторона работы, о которой никто не говорит, не такая уж гламурная, как ее показывают по телевизору: отвратительная рутина, мизерная зарплата и бесконечные часы работы, из которых можно выбраться только вперед ногами. Я пережил кокаиновое безумие, социопатических боссов и словесные оскорбления, которые сыпались с такой регулярностью, что я давно перестал их замечать. Однажды я с ужасом наблюдал, как шеф-повар метнул мясной нож в одного из поваров.

Ради мамы и Пенни я держал рот на замке, опускал голову, терпел унижения и смотрел, как умирает социальная жизнь, которая и так была не слишком бурной. Меня поддерживала лишь уверенность в том, что в конечном итоге я смогу сделать жизнь лучше для нас троих. Я хотел отплатить маме за все ее труды после ухода отца.

Это чувство ответственности распространилось и на персонал, когда мне доверили первую кухню. А потом, когда открыл свои рестораны, у меня появились собственные команды, о которых нужно было заботиться. Обязанность делать все правильно, как бы трудно это ни было. Делать все необходимое для ресторанов, для команды, для семьи — не думая о том, сколько перьев при этом полетит. Только без кокаина и летающих ножей.