Евгений Кабанов - МИССИОНЕР
Она рассеянно посмотрела на Аполлона:
– А что, сегодня выиграли?
– Выиграли. Между прочим, в основном, благодаря вашему мужу.
– То-то крику на стадионе было, аж в доме стёкла звенели… Лучше б уж проиграли, – вздохнула она.
– О-о-о! Тогда бы ваша семья понесла большие убытки, а ваш муж надолго вышел из строя…
– Вы что, хотите сказать, что с него сейчас какого-то толку можно добиться? – с грустью заметила она.
Она с сочувствием посмотрела на своего сладко посапывающего муженька, поправила у него под головой подушку и, сняв с него штиблеты, пристроила его ноги на диван.
– Что ж вы стоите? Садитесь.
Она пододвинула к гостю стул.
Аполлон сел. Наверное, ему уже нужно было уходить, но что-то его удерживало. Было что-то притягательное в этой большой красивой женщине с печальными большими глазами.
Она села на диван в ногах у мужа.
– Как вас всё-таки зовут? – вдруг улыбнулась она.
Улыбка сделала её ещё более красивой и привлекательной. Аполлону даже показалось, что он уже где-то видел это милое лицо.
– Аполлон.
Света Алекс… оживилась, чем несколько смутила Аполлона.
Во избежание недоразумения, которое могло испортить первое благоприятное впечатление об этой женщине, он поспешил объяснить:
– Да. Меня зовут прямо как американскую ракету. Это папа меня так назвал. А мама, на мою голову, согласилась…
Она удивлённо посмотрела на него и улыбнулась.
– Так вы и есть тот самый Аполлон? Как я сразу не догадалась? А что ж это Миша, извините, про мерина какого-то мямлил?
– В его состоянии это не мудрено.
– Да, конечно, вы уж извините.
– Ну что вы…
– А Миша о вас рассказывал. Он вас всё поэтом называл. Вы что, стихи пишите?
– Акростихи, – улыбнулся Аполлон, но тут же серьёзно добавил: – А вообще-то нет. Просто меня зовут, как Майкова и Григорьева. Были такие русские поэты, слышали?
– Ну ещё бы, – загадочно улыбнулась она. – Я ведь в школе русский язык и литературу преподаю.
– Вот здорово! – сам не зная, почему, обрадовался Аполлон.
– Да ничего особенного, – смутилась, не ожидавшая такой реакции, она. В смущении она была ещё более хороша, чем – просто улыбаясь.
– А муж у вас хороший, – серьёзно сказал Аполлон, – вы уж его не очень браните-то. Сегодня был, действительно, стСящий повод. Да к тому же и праздник.
– Хороший… – грустно улыбнулась она, как бы не слыша последних его слов, и размышляя сама с собой.
Аполлон пристально посмотрел прямо в её глаза. Глаза у неё были просто огромные, очень красивые, умные, и очень-очень печальные.
Их взгляды встретились. У Аполлона по всему телу пробежала непонятная дрожь. В её глазах он увидел столько сожаления, и, скорее, угадал, чем увидел, столько нерастраченной нежности и неутолённого желания, что, не отдавая себе никакого отчёта, как загипнотизированный встал, и, подойдя к дивану, на котором она сидела в ногах у своего спящего мужа, опустился на колени у её ног, взял её руки в свои, и поднёс их к губам.
Она сползла с дивана и тоже опустилась на колени напротив него.
Продолжая держать её руки в своих, он поднял голову, и снова их взгляды встретились. Теперь в её глазах был уже откровенный призыв. Наверное, то же самое она прочла и в его глазах, потому что, слегка отстранившись, но не отводя взгляда, стала расстёгивать пуговицы на своём голубом с белыми цветами халате. Когда все пуговицы были расстёгнуты, она сбросила халат с плеч. Её большие груди, стиснутые бюстгальтером, высоко вздымались. Он завёл свои руки ей за спину и расстегнул нехитрую застёжку. Бюстгальтер упал между ними, и обнажилась её грудь – два огромных, почти идеально круглых, белых шара с обширными коричневыми кругами, в середине которых торчали крупные, похожие на ягоды малины и формой, и размером, и структурой, и даже цветом, соскЗ.
Он наклонился и подобрал одну из малинок губами. Грудь её стала вздыматься ещё сильнее. Он выпустил изо рта малинку, приподнял руками груди, которые при этом тяжело заколыхались, и, сжимая их к середине, почти свёл вместе оба соска, и тут же заключил их в объятия своих губ. Лишь слегка касаясь малинок кончиком языка, он стал играть ими своими влажными жадными губами, то выпуская их, то снова втягивая в рот. Тут же он почувствовал, как её руки легли ему на затылок и лёгкими движениями, то ослабляя, то усиливая давление, стали тоже участвовать в этой игре.
Мало того, что у Аполлона во рту были две великолепные копии чудесных даров природы, так ему ещё показалось, что у них был ещё и вкус малины, а вокруг них стоял малиновый запах.
Когда он зажал сразу обе малинки между зубами и стал их перекатывать от верхних дёсен к нижним и наоборот, Света Алекс… вдавила его голову в ложбину меж грудей с такой силой, что у Аполлона перехватило дыхание. Ему стоило немалых усилий хотя бы немного задрать нос, чтобы втянуть живительную порцию воздуха в лёгкие.
Когда давление постепенно ослабло, и он смог оторвать лицо от её груди, то по запрокинутой назад голове, закрытым глазам и безмятежно-счастливому выражению лица Светы Алекс… он понял, что это был оргазм, слабенький, но сладкий и трогательный оргазм. Он поцеловал её в открытую шею и заскользил губами вверх. Но не успел он миновать и подбородка, как Света Алекс… взяла его голову в свои ладони и отстранила от своего лица. Она выпрямилась, открыла глаза и проронила, поднимаясь с колен и запахивая халат:
– Пойду дверь закрою.
Она вышла из комнаты в коридор, и Аполлон услышал, как там щёлкнула задвижка. Он сначала сел, а затем лёг на спину возле дивана, на котором посапывал во сне Михаил Иванович. Ковёр под спиной был мягким и тёплым, и, слушая всплески воды в коридоре, Аполлон задремал.
Очнулся он от лёгкого прикосновения к щеке.
Света Алекс… в распахнутом халате, под которым не было больше никакой одежды, стояла на коленях, пропустив между своих полных ног его туловище, и, опершись одной рукой на пол у его головы, другой гладкими бархатистыми подушечками пальцев гладила его по щеке, носу, подбородку, губам… Эти прикосновения были настолько нежными и приятными, что Аполлону уже ничего больше не хотелось, как только лежать вот так, блаженно вытянувшись на мягком ковре, и впитывать в себя всеми порами эти волшебные прикосновения.
Большие груди Светы Алекс…, вытянувшиеся под своей тяжестью, касались соскАми футболки на его груди. Через тонкую ткань он ощущал своими рудиментарными мужскими соскАми нежные поглаживания – в такт качаниям грудей – её, полных жизненной силы, сосков.
Он закатал футболку, вытянул вверх руки, и Света Алекс… окончательно сняла её с него. Теперь её малинки ласкали уже его голую, поросшую мягкими волосами, грудь.
