Запретный французский (ЛП) - Грей Р. С.

Мы приближаемся к концу, к моменту, когда мне придется раз и навсегда покончить с ситуацией, которая кажется запутанной и сложной, а теперь… внезапно такой глупой.

Но я не обязана этого делать.

Я могла бы отклониться от плана, которого придерживалась последние несколько недель.

Без особой предусмотрительности, инстинктивно, это чувство в животе, это учащенное биение сердца подсказывают мне сделать это. Просто… позволь этому случиться.

— Раз уж ты раскрыл мне секрет, я тоже поделюсь.

Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня.

— Я рада, что ты здесь, — тихо признаюсь я.

Это всего лишь маленькая правда, но мы так долго играли в войну, что это кажется белым флагом.

И он принимает его, легко переводя разговор в другое русло, пока ведет меня на танцпол.

— Я тоже. Мне понравился балет. В последний раз я смотрел его в Париже. Танцоры были великолепны, особенно главная балерина.

Мне хочется нахмуриться.

— А что, если я скажу, что это вызывает у меня нелепую ревность, когда слышу, как ты восхищаешься балериной на сцене?

Он выглядит довольным.

— Хорошо.

Я едва не издаю стон.

— Мы обречены.

— Правда? — он кладет руку мне на поясницу. — Сегодня я в основном наблюдал за тобой. Удивительно, что не свело шею от того, что я пялился на твою ложу.

— Я знала.

— Ты даже не оглянулась.

Я улыбаюсь, глядя под ноги.

— Даже если бы я не увидел тебя здесь сегодня, я бы все равно продолжал приходить в дом твоей бабушки, чтобы попытаться добраться до тебя, несмотря ни на что. Это меньшее, что я могу сделать. Ты ведь понимаешь? Ты доказала мне, что любовь долговечна, — его взгляд остается твердым. — Как долго ты любишь меня, Лейни?

В уголках моих глаз собираются непрошеные слезы. Отвожу взгляд и решительно отвечаю:

— Целую мучительную жизнь, и я не планирую продолжать.

Он притягивает меня ближе, и мы оказываемся грудь к груди. Эммет наклоняется, и его тон еще более решительный, чем мой.

— Если бы я знал, что это был твой выбор, что ты действительно хочешь меня, а не просто какую-то заранее спланированную помолвку…

— Ты бы внезапно полюбил меня в ответ? — огрызаюсь я, шокируя нас обоих. Очевидно, гнев еще не полностью исчез…

Его взгляд остается нежным, когда он качает головой.

— Я бы перестал вести себя как дурак.

Мне нечего на это ответить, в моем арсенале не осталось никакого оружия.

Я рассказала ему все. Я боролась с ним. Я сопротивлялась и пыталась играть в наказание, но Эммет, кажется, так сильно хочет заполучить меня. И почему сопротивляюсь, если он — все, чего я хотела с детства?

— Иногда кажется невероятным, что ты можешь любить меня, — шепчу я. — Ты должен помнить, каково мне было в Сент-Джонсе. Мучения, дрянные девчонки… В тот день, когда они нашли твою фотографию, которую я хранила под подушкой… ты должен был понять, как сильно я тебя любила.

— Ты была молода, Лейни, — говорит он, пытаясь рассеять мое смущение, но я не смущаюсь.

— И все же тогда я знала то, что знаю сейчас. — Я спокойно встречаю его взгляд, впервые чувствуя себя непринужденно в его объятиях, и продолжаю: — Я люблю тебя, Эммет. Я любила тебя многими способами. Невинная любовь ребенка… тайная любовь девочки-подростка, желающей кого-то, кто недоступен… безнадежная любовь женщины, тоскующей по мужчине, который кажется недосягаемым.

Он держит одну руку на моей пояснице, а другую поднимает, чтобы обхватить шею и запрокинуть голову назад, чтобы видеть мое лицо полностью.

— Ты знаешь, что у меня все еще есть одна из твоих роз? — спрашивает он. — Та, которую ты оставила для меня на причале.

Качаю головой, борясь с нахлынувшими эмоциями. Я не хочу плакать здесь, на танцполе.

— Признаюсь, я не очень хорошо ее сохранил. Когда был подростком, думал, что, если положить на несколько лет в коробку из-под обуви, это поможет. Удивительно, что она до сих пор не рассыпалась.

Он изучает мое лицо, видя все, что я не в силах скрыть, включая неприкрытую любовь.

— Ты когда-нибудь задумывалась, почему я каждый вечер ходил на озеро плавать? — спрашивает он.

Хмурю брови, вспоминая те ночи много лет назад. У меня получается, или, по крайней мере, думаю, что получается.

— Я полагала, что тебе нужно отвлечься, обрести свободу так же, как и мне. Плавание помогало успокоиться.

— Ты права, это правда… хотя было немало ночей, когда все было гораздо хуже, — его торжественный голос почти пугал меня. — Временами это было моим единственным средством выживания. Плавать ночь за ночью… это поддерживало меня в то время, когда я чувствовал, что жить осталось совсем немного. Поэтому, когда на причале появилась первая роза — белоснежная, как ангел, — я воспринял это как знак. Это было похоже на настоящий луч надежды.

Он наморщил лоб от волнения.

— Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать? Что ты, сама того не ведая, сделала для меня этими розами?

Я киваю, говорить слишком трудно.

Он наклоняет голову, пока его лоб не касается моего. Зажмуриваю глаза, но слеза все равно скатывается.

— Я люблю тебя, Лейни. Тогда я не понимал, что это ты, но я в долгу перед тобой за то, что ты была моим ангелом-хранителем все эти годы. И я рад, что теперь ты это знаешь.

Моя рука сжимает его бицепс, будто боясь, что после этих слов он ускользнет.

Я так отчаянно хочу удержать его.

— Что будем делать дальше? — спрашиваю я.

Похоже, вопрос не приносит ему облегчения. Черты лица не расслабились. Он обеспокоен так же, как и я.

— Не знаю. Должен ли попросить тебя остаться на ночь или переехать ко мне? Должен ли попросить стать моей девушкой или невестой? Я знаю, чего хочу и не могу медлить.

Уверена, он слышит дрожь в моем голосе.

— Как насчет того, чтобы мы беспокоились только о сегодняшнем вечере? Или, может быть, даже не так? Может, просто о нашем следующем шаге?

— Ладно. Как ты думаешь, твоя бабушка будет против, если я украду тебя?

Он уже начинает уводить меня с танцпола.

— Нет.

— Тогда пошли.

Глава 36

Эммет

Я держу руку Лейни в своей.

Обвожу контуры каждого пальца, до кончика ногтя и снова вверх, вдоль нежной кожи между костяшками пальцев. Я держу ее так нежно. Я удивлен, что она настоящая, хрупкая рука женщины, которую люблю. Я нахожу ее опьяняюще маленькой — пугающе маленькой. Внезапно плотина прорвалась. Беспокойство за любимого человека наполнило грудь так, что каждый вздох дается немного тяжелее. С ней ничего не может случиться, никогда. Это неприятное чувство — любить кого-то слишком сильно. Оно сжимает горло и приводит в бешенство, которое раньше казалось так легко сдержать.

Я уже боюсь завтрашнего дня. Что, если она изменит свое мнение?

— Ты в порядке? — тихо спрашивает она.

Как признать правду?

Я не в порядке, я влюблен.

Мучительная пытка — иметь именно то, что ты хочешь, зная, что в любой момент можешь потерять… станет ли легче?

Смогу ли когда-нибудь воспринимать ее как должное? Через пять лет? Десять? Когда буду просыпаться и собираться на работу, пока она укачивает нашего ребенка, будет ли все это казаться таким нормальным? Буду ли по-прежнему размышлять о невероятности того, что каждый день проживаю рядом с Лейни?

Все, что я могу сейчас сделать, это крепче сжать ее руку и смотреть в окно. До моего дома всего десять минут езды.

Нет легкости. Похоже, мы слишком загружены эмоциями, чтобы поддерживать светскую беседу. Когда подъезжаем, я открываю дверь и снова беру ее за руку. Мы поднимаемся на крыльцо, и я веду ее внутрь.

— Красиво, — говорит она, оглядывая фойе, в то время как я продолжаю затягивать ее дальше.

Экскурсия будет. В конце концов, она узнает каждый уголок в доме. Она поймет, что задняя дверь заедает, если ее слегка не приподнять, когда открываешь. Чтобы набрать горячей воды в кухонную раковину, требуется целая вечность, но в ванных комнатах вода нагревается слишком быстро. Она заметит, как утренний свет проникает в кухонное окно. Она развесит на стенах картины, которые ей нравятся, и расставит на полках нашу общую библиотеку. Ее любимые кофейные кружки заполнят шкафы, а любимая кофейная гуща наполнит воздух.