Запретный французский (ЛП) - Грей Р. С.

Я ненавижу концовку. Я каждый раз ожидаю одного и того же. Проклятие колдуна действует достаточно долго, чтобы обречь Одетту на вечное существование наполовину лебедя, наполовину женщины. Опустошенная, она топится в озере. Убитый горем возлюбленный делает то же самое. Их взаимное самопожертвование разрушает чары колдуна раз и навсегда, и Одетта с возлюбленным наконец воссоединяются в загробной жизни. Мне бы хотелось, чтобы этого было достаточно, но я хочу настоящего хеппи-энда.

Когда балерины танцуют вместе в финальной сцене, оплакивая потерю своей королевы Одетты, у меня всегда наворачиваются слезы. Это прекрасно от начала до конца. Танцоры выходят на поклон, и я встаю и громко хлопаю, на мгновение забывая, что Эммет так близко.

Хлопая, Эммет смотрит на меня, и если он считает, что глупо так увлекаться балетом, то не подает виду. Когда я осмеливаюсь взглянуть, в его теплом взгляде читается сочувствие, как будто он полностью понимает, что я чувствую.

Конечно, мы не так обречены, как они…

— Пойдем, дорогая, — говорит бабушка, беря меня за руку, чтобы опереться. — Я бы хотела воспользоваться моментом и привести себя в порядок, прежде чем мы отправимся на праздник. Ты же знаешь, как меня напрягает концовка. Макияж, наверняка размазан во все стороны.

Позволяю ей немного опереться на мою руку, когда мы огибаем кресла на балконе. Возле двери уже ждет служащий с дружелюбной улыбкой, готовый проводить нас в отдельную ванную и комнату отдыха.

Эммет стоит на краю балкона и смотрит, как я ухожу. Мои ноги словно налились свинцом. Каждый шаг от него причиняет боль. Есть причина, по которой не позволяю себе спуститься к нему, когда он день за днем навещает дом бабушки. Я воздерживалась ради собственного выживания. Держать его на расстоянии было единственным способом сохранить силы и не поддаваться искушению, и сегодня вечером я убедилась в правильности этой теории. Последние несколько часов были тщетными попытками. Кажется, на протяжении всего представления я не сделала ни одного вдоха. Балет был таким грандиозным, но Эммет все время маячил на периферии. Даже сейчас хочется остановиться и оглянуться. Мое тело готово развернуться, чтобы поговорить с ним еще раз. Голос был бы полон безудержной надежды: «Скажи мне, что ты идешь на праздник. О, пожалуйста, приходи».

Но я не оглядываюсь назад.

Глава 35

Лейни

Весь первый этаж оперного театра был преобразован для гала-концерта, все выполнено в эффектных черно-белых тонах. Потолок задрапирован белым шелком, чтобы создать иллюзию шатра. Круглые коктейльные столики покрыты черной скатертью, и на каждом в центре — экстравагантное украшение из белых орхидей и черных роз. В самом центре зала, прямо на танцполе, находится ледяная скульптура двух лебедей высотой почти в семь футов. Пары позируют перед ней для фотографий, и бабушка ведет нас вокруг, туда, где Диана и Виктория уже начали собирать компанию друзей.

Среди них один из ведущих танцоров балета, все еще одетый в костюм принца. Он высокий и стройный, добродушный и достаточно вежливый, чтобы ответить на все наши вопросы. Для балетной труппы это хороший способ собрать средства — пригласить танцоров, чтобы они развлекали публику. Даже я немного восхищена им.

— Как думаешь, у меня есть с ним шанс?

Вопрос задает один из друзей Виктории, высокий красивый мужчина со светло-русыми волосами и в очках с толстыми стеклами. Он стоит чуть левее, и, хотя наклонился, чтобы поговорить со мной, его влюбленный взгляд по-прежнему прикован к танцовщику.

— На роман? — спрашиваю я, просто чтобы убедиться.

Он подмигивает, и я киваю.

— Им разрешено флиртовать с посетителями гала-концерта? Уверена, что это не одобряется.

— Ну, технически, я гость Виктории, на самом деле никто, так что, возможно, мне стоит воспользоваться этой лазейкой.

Я смеюсь.

— Что ж, у тебя хороший вкус, надо отдать должное.

Он улыбается, но улыбка тут же исчезает, когда он замечает что-то у меня за спиной.

— Кстати, о хорошем вкусе… Не смотри сейчас, но сюда смотрит безумно красивый мужчина. Подожди, он не просто смотрит… он бросает на меня косые взгляды.

По спине пробегает дрожь.

Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть.

— У него темные волосы?

— Да, и потрясающий костюм, и сколько в нем, должно быть, метр восемьдесят восемь? Пожалуйста, будь геем, пожалуйста, будь геем, пожалуйста, будь геем, — начинает скандировать он.

Я не могу удержаться от смеха.

— Насколько сердитым он выглядит?

— Эм, да, теперь, когда ты упомянула, думаю, что он, возможно, хочет оторвать мне голову. Странно, учитывая, что я его не узнаю.

— Это из-за меня, — признаюсь я с ноткой извинения.

— Боже мой, что ты наделала? Он идет сюда. Он же не собирается драться со мной, правда?

У меня вырывается еще один смешок.

— Искренне надеюсь, что нет.

— Звучит неубедительно, и это взятый напрокат смокинг. Я не могу его испортить, иначе потеряю залог.

Мне становится жаль его. Я едва знаю этого человека, нет причин втягивать его в перекрестный огонь.

— Я пожертвую собой, — говорю я ему, подмигивая, а затем поворачиваюсь лицом к Эммету и ухожу подальше от безопасной группы.

Как и было обещано, он выглядит убийственно.

— Это совсем не то, что ты думаешь, — говорю я, когда мы встречаемся на полпути. Я даже прижимаю руку к его груди на случай, если ему придет в голову какая-нибудь безумная идея проскочить мимо. — Перестань так пялиться на этого мужчину. Он друг Виктории.

Эммет смотрит на меня, приподняв брови, как бы говоря: «И что ты хочешь этим сказать?»

— И в данный момент он пытается завоевать того танцора, который стоит в их группе, так что нет необходимости предъявлять претензии.

— Предъявлять претензии?

Похоже, эта идея его внезапно заинтриговала.

Он поднимает голову и быстро оглядывает комнату, прежде чем снова сфокусировать свои темные глаза на мне.

— Итак, он не помеха… — продолжает он, — но здесь есть и другие мужчины, которые соперничают за возможность поговорить с тобой. Может, мне стоит заявить права.

— Боишься, что я ускользну?

— Ты и так была достаточно неуловима в последние несколько недель.

Сейчас он просто дразнит меня. Он не может на самом деле волноваться, что я озабочусь кем-то другим. Для меня нет другого в целом мире.

— А что еще я должна была сделать? — спрашиваю я, пытаясь продолжить пикировку.

Он накрывает мою руку своей.

— Смилостивиться, в конце концов. Ты сделаешь это?

Я не знаю, что ответить. Вопрос слишком много значит. Поэтому я уклоняюсь от ответа.

— Ты появился сегодня по чистой случайности?

— Мне позвонила твоя бабушка.

У меня отвисает челюсть.

— Это саботаж.

Он улыбается.

— Она сжалилась надо мной.

Едва сдерживаю желание топнуть ногой.

— Она вела себя так хладнокровно и все такое. Я думала, она дает мне свободу выбора в этом вопросе.

— Так и есть, уверяю тебя. Она ясно дала мне это понять. Но… она видела, как я несколько раз приходил к вам домой. Она знает о моих чувствах. — Он сжимает мою руку. — Это было мило с ее стороны, и теперь, когда я раскрыл тебе свой секрет, ты не можешь убежать…

Он берет меня за руку, нежно переплетая наши пальцы, и затем начинает тянуть меня к танцполу.

Оркестр, расположившийся в углу, играет медленную версию сюиты «Лебединое озеро». Нежные звуки арфы и скрипки создают такую бархатистую мелодию.

На танцполе всего несколько пар, и кажется, что весь зал наблюдает за нами, когда Эммет заключает меня в объятия.

— Ты так и не спросил, хочу ли я потанцевать.

— А ты хочешь? — спрашивает он, вкладывая в свой вопрос всю силу своего обаяния. Удивительно, что не подкашиваются ноги.

— Ну, было бы жаль сейчас останавливаться, — поддразниваю я, как будто делаю ему огромное одолжение, терпя его прикосновения, хотя на самом деле вся киплю от нервного возбуждения.