Запретный французский (ЛП) - Грей Р. С.

Мы поспорим о том, что делать со свободными спальнями.

Детская. Нам понадобится хотя бы одна.

Кабинет для нее, если она захочет. Все, что она захочет.

Лейни с радостью позволяет вести ее по коридору, и если я двигаюсь слишком быстро, она не жалуется. Дело не в том, чтобы добраться до финиша, а в волнении, в головокружительном порыве.

На пороге своей спальни включаю свет и отпускаю ее руку. Я подхожу к краю кровати и оборачиваюсь.

Она стоит в дверном проеме в белом платье, и я представляю, как она будет выглядеть в день нашей свадьбы. Невероятно красивая. Невероятно моя.

Лейни обводит взглядом комнату, и я хочу, чтобы она поделилась со мной мыслями.

Это всего лишь комната. Если ей здесь не понравится, мы изменим ее вместе.

Единственное, что меня волнует, — это рамка на прикроватном столике, та, что с белой розой.

Наблюдаю, как она замирает, замечая рамку, выражение лица постепенно меняется, Лейни смаргивает слезы, на лбу появляются морщинки, когда она понимает, что это такое.

Я сказал ей, что сохранил розу.

И всегда буду хранить ее.

— Все хорошо, — успокаиваю я ее.

Мы не можем избавить друг друга от этой боли. В груди тесно, и у нее тоже. Любовь — не всегда дар, это бремя, и прямо сейчас все, что я хочу сделать, это облегчить ее груз. Итак, я протягиваю руку, прося ее довериться мне.

Она подходит, и как только оказывается рядом, я крепко сжимаю ее в медвежьих объятиях. Аромат Лейни наполняет мои легкие, и я задаюсь вопросом, не придется ли мне теперь путешествовать с флаконом ее духов.

Объятия меняются, спокойная уверенность превращается в непреодолимую потребность. Ее дыхание сбивается, когда она поднимает руки и медленно поворачивается в моих объятиях. Лейни наклоняет голову вперед, и я понимаю, чего она хочет, когда начинаю расстегивать молнию на платье.

Сладкая тишина сопровождает медленное расстегивание молнии. Мой взгляд скользит по стройной шее, вниз к лопаткам и обнаженной спине. Я провожу ладонью по всей длине ее позвоночника, пробегая указательным пальцем по каждому бугорку.

Она дрожит, и я наклоняюсь, чтобы поцеловать в затылок.

Я тебя люблю. Я люблю каждую частичку тебя.

Платье соскальзывает с плеч, обнажая декольте. Руки забираются под ткань и начинают опускать ее еще ниже. Лейни помогает, снимая пышную юбку, и тогда остается только она и розовые шелковые трусики на бедрах.

Ох, Лейни.

Она отходит от меня, бесстрашно поворачивается, и все неприкрытые эмоции так очевидны.

Словно она говорит: «Это все, что я есть, — кожа да кости, и если ты подаришь мне любовь, я верну ее тебе в десятикратном размере».

На ее губах появляется улыбка, но я не могу ответить тем же.

Кажется, я ничего не могу делать, кроме как смотреть.

Она тянется к волосам, вынимая шпильки из замысловатой прически. Они со звоном падают на деревянный пол, и это единственный звук в комнате, когда она распускает длинные волосы. Густые темные пряди становятся волнистыми и растрепанными. Я сжимаю руки в кулаки, чтобы успокоить себя на какое-то время. Скоро я прикоснусь к ней. Прикоснусь к каждому гребаному дюйму ее тела, даже если на это уйдет вся моя жизнь.

Она вздергивает бровь, почти дразня меня.

— Ну? — спрашивает она.

Застенчивая девушка, которую я когда-то знал, в данный момент способна говорить больше, чем я. Маленькая мышка, кто бы мог подумать, что ты такая храбрая?

Она делает шаг ко мне, слегка дрожа, и внезапно я набрасываюсь на нее, словно меня только что выпустили из клетки. Рву смокинг, рубашку, бабочку — швы не выдерживают моего нетерпения, и Лейни помогает. Ее губы касаются моего подбородка, а пальцы расстегивают пуговицу на брюках. Я чувствую ее зубы и почти теряю самообладание. Мой стон звучит как тысячелетняя тоска.

Покрываю поцелуями верхнюю часть ее плеча, впадинку между ключицами. Ее грудь заполняет мой рот, а рука накрывает шелк между ног. Она приподнимается на цыпочки, пока я дразню ее, и чувствую, как ее ногти впиваются в шею, вгрызаясь в кожу. Она так же безумна, как и я. У нас нет шансов на медленный спуск, на нежное изучение тел друг друга. Я познаю ее с неистовством, словно в любую секунду у меня могут отнять эту возможность.

Ее кожа обжигает губы, я наклоняюсь еще ниже, рот скользит по упругому животу, целуя пупок. Когда мои губы касаются верха трусиков, она вздрагивает в восхитительно манящей манере.

Лейни покачивается на каблуках, возможно, нервничая, но затем ее руки оказываются в моих волосах, и она прижимается ко мне всем телом, давая разрешение взять шелк в зубы и потянуть вниз. Пальцы помогают ослабить ткань на бедрах, и одним быстрым рывком трусики падают к ее ногам.

Я преклоняюсь перед ней на коленях, нищий у ее ног.

Когда поднимаю взгляд, ее большие зеленые глаза полны слез.

Она не пытается скрыть эмоции. Мы оставили притворство за дверью. В этой комнате все от чистого сердца. Я целую чувствительную кожу на внутренней стороне бедра.

Раздвинь для меня ноги, Лейни.

Позволь мне поцеловать тебя здесь.

Лейни не стесняясь дает понять, что ей нравится. Может, она и не говорит вслух, но ее руки сжимают мои волосы, когда я провожу языком у нее между ног. Она извивается, вздыхает и дрожит. Затем приподнимается на цыпочки, но я сжимаю ее бедра, удерживая на месте, пока мой рот пробует и поглощает, до тех пор, пока не слышу, как она начинает хныкать.

Боже, какой звук.

Продолжаю ласки, наблюдаю, как она зажмуривает глаза и приоткрывает рот. Она дергается в моих руках, но я не отступаю. Смотрю, как она кончает, словно наблюдаю восход солнца над океаном. Зрелище, достойное восхищения. Зрелище, за которым буду гоняться вечно.

Когда она снова открывает глаза, в ее взгляде горит огонь.

Впервые с тех пор, как приехали ко мне, я улыбаюсь. Коварно и порочно, и в ответ Лейни наклоняется и рвет рубашку. Разрывает до конца, так как раньше была расстегнута только половина пуговиц. Она начинает стаскивать ее с плеч, нетерпеливо раздевая меня. Лейни хочет, чтобы я был так же обнажен, как и она, чтобы мы были в равных условиях. Или, может, ей так же любопытно, как и мне.

Я размышлял о ее теле. В душе, в постели, на работе — думал о скрытых частях ее тела, но воображение не отдавало ей должного. Я был недостаточно щедр.

— Помоги, — умоляет она.

Я нахожу ее нетерпение милым, а она — нет.

Встаю и расстегиваю последние пуговицы, затем бросаю рубашку на банкетку в изножье кровати. Спускаю штаны и умудряюсь снять один носок, прежде чем снова набрасываюсь на нее, просто поцелуй, поцелуй меня еще раз, пожалуйста, боже.

В наказание она кусает меня за губу.

— Заканчивай, — говорит она, отводя мои плечи назад.

Ее кожа порозовела и покрылась пятнами. На грудях видны следы моего рта.

Я снова отвлекаюсь, и она со стоном отталкивает меня, продолжая до тех пор, пока я не ударяюсь о банкетку, затем я забираюсь на кровать.

Это полная противоположность тому итальянскому пирсу, она лежит на мне, придавив своим телом. Она стаскивает с меня второй носок и боксеры.

Теперь отвлекается Лейни. Это она разинула рот.

Не все так просто, правда, Лейни?

Она не может удержаться от прикосновения. Маленькая ручка обхватывает мою длину, и я запрокидываю голову и закрываю глаза, наслаждаясь всем этим великолепием.

Это рука, которую я держал в машине по дороге домой, рука, которую боготворил, и теперь она отвечает мне взаимностью. Она не понимает, насколько я близок к краю. Ее нежные губы, скользящие по моей челюсти, — это уже почти чересчур. Она водит рукой вверх-вниз, и я отдаюсь наслаждению еще на несколько движений, затем сжимаю ее руку и удерживаю.

— Слишком сильно? — спрашивает она, нахмурив брови.

Как сказать, что я хочу ее так сильно, что кажется, будто сердце разрывается на части?

— Да, это слишком, Лейни. Все, что касается тебя, — это слишком.