Запретный французский (ЛП) - Грей Р. С.
— На пару слов.
Не здесь. Все наблюдают за нами, я уверена. Мы слишком заметны. Несмотря на все, что происходит на вечеринке, мы — главная достопримечательность. Эммет привлекает внимание просто своим существованием, я бы предпочла не выставлять себя на всеобщее обозрение, если это в моих силах.
Я отхожу, сначала в сторону от толпы, подальше от кабинки, и тут меня осеняет вдохновение, когда вижу пару тяжелых черных бархатных портьер, отделяющих угол клуба. Несмотря на то что вход туда, похоже, запрещен, я ныряю за занавески, и, к моему облегчению, никто не пытается меня остановить. И сразу понимаю, почему никто не охраняет это место: это просто тупик, ведущий в склад. Здесь коробки с пустыми бутылками из-под алкоголя, ожидающие утилизации, ящики с чистой стеклянной посудой, сложенные скатерти.
Эммет следует за мной по пятам. Он заходит за портьеру, а затем ловко отцепляет одну от крепления, так что она падает, скрывая нас от остальных участников вечеринки.
Я поворачиваюсь к нему и с трудом сдерживаюсь, чтобы не сглотнуть. Теперь в темноте он настоящий монстр. Играть в храбрость в переполненном баре — это одно, но сражаться с Эмметом наедине гораздо опаснее.
От адреналина волосы встают дыбом. Руки дрожат.
Мне следовало развернуться и уйти. Это донесло бы до него мое послание раз и навсегда. Боже, я представляю себе, как мне будет приятно уничтожить его так же, как он уничтожал меня снова и снова.
Но я не могу этого сделать.
Во мне течет предательская кровь. Поэтому я всегда хочу его. Я замираю, когда он подходит ко мне, как страшная тень.
— Должен ли я похвалить твое платье? Оно чертовски непристойно.
От его вызова мне становится немного легче стоять на своем.
Я цокаю языком, как он когда-то сделал со мной: «Говори».
Его глаза вспыхивают, и он наклоняется, чтобы убедиться, что я его слышу.
— Tu es très belle (с фран. — ты очень красива).
По спине пробегает дрожь.
— Так лучше? — спрашивает он.
— Я не говорю по-французски, — отвечаю я ледяным тоном.
Он хитро улыбается.
— Мне перевести?
Я сглатываю и качаю головой.
Заглядываю ему за плечо, делая вид, что в толпе позади есть кто-то более интересный.
— Не стоит. На самом деле, если тебе не нужно о чем-то со мной поговорить… — Он делает шаг вперед, загораживая вечеринку и окутывая меня тьмой. Затем наклоняет голову, возвышаясь надо мной. — Ты думала, что признаешься в любви в канун Рождества, а потом убежишь и спрячешься, как всегда? Маленькая мышка, тихая девочка… Я больше на это не куплюсь.
Пытаюсь справиться с нервами.
— Я не прячусь. Разве ты не получил мою записку? Я расторгла помолвку. Все кончено.
Он наклоняется еще ниже, почти прижимаясь своими губами к моим.
— Нет. Все только началось.
Огонь вспыхивает во мне так внезапно, что я прижимаю руку к его рубашке, чуть ниже шеи, чтобы было легче оттолкнуть.
— Из всех нелепостей, которые ты мог сказать… Полагаю, тебе вдруг стало удобно хотеть меня? Это так просто?
Он прижимает мою руку, удерживая меня.
— Не заставляй меня звучать легкомысленно. Никто из нас раньше не был честен, не так ли?
Я снова пытаюсь оттолкнуть его, на этот раз сильнее, но он не двигается.
— Не хочу говорить о помолвке. Все кончено. Ты мог жениться на мне. У тебя был шанс. Но ты сопротивлялся изо всех сил. Я не верю, что твои чувства изменились.
Он накрывает мою руку своей, чтобы моя ладонь оставалась на его груди.
— В одном ты права. Я боролся за то, чтобы сделать выбор по собственной воле, да, и я не собираюсь извиняться за это. Но ты никогда не была проблемой. Мои чувства ничуть не изменились. Я всегда хотел тебя.
Я издала короткий едкий смешок.
— О, правда? Так вот почему ты последние несколько месяцев мотался по городу и встречался с другими женщинами? Чтобы доказать, как сильно ты меня хочешь?
— Я ни с кем не встречался.
Его непринужденный тон бесит меня еще больше.
Я наклоняюсь к нему, злобно шипя.
— Не лги. Я сидела и слушала сплетни день за днем. И они становились только хуже. Ты и какая-то потрясающая блондинка в баре, в музее, за ужином. Ты так сильно хотел меня… — смеюсь, будто нахожу это абсолютно абсурдным.
— К черту слухи. Признаю, что пытался играть с отцом, нарушить его контроль, как только мог, но я бы хотел, чтобы ты услышала. Я ни с кем не встречался, ни с кем не спал, на самом деле, даже не целовался уже несколько месяцев. Хотя… если не считать одну ночь в Италии. Помнишь?
От его насмешки я чуть не краснею.
— Мы говорим не об Италии.
— Нет, с чего бы нам это делать? Ты позволила мне забраться на тебя и прижать тебя к деревянным доскам. Твои пухлые губки так охотно раскрывались для меня.
Я ненавижу себя за то, что внутри все переворачивается от его слов.
— Ты сказал, что никогда не женишься. Сказал, что не веришь в брак.
— Да, а потом… ты.
Он говорит это так быстро, словно его решение было принято уже несколько десятилетий назад.
Я.
От серьезности его заявления у меня кружится голова.
Он не дает времени прийти в себя, прежде чем продолжить:
— Ты прошлой ночью сказала мне правду о своей влюбленности, так что я сделаю то же самое. Я нахожу тебя опьяняющей, красивой… вызывающей зависимость. Я был заинтригован тобой, когда ты была ребенком, но сейчас это чувство уже не столь благородно, как раньше. Я обнаружил, что мне очень хочется…
— Не заканчивай предложение. — Мой голос звучит скорее умоляюще, чем строго, и я ненавижу себя за это.
— Ты уже краснеешь.
— Потому что представляю, что творится в твоей больной голове.
В его взгляде появляется новое отчаяние, прежде чем он отвечает:
— Я болен, Лейни.
И с этими словами он наклоняет голову, чтобы поцеловать меня — один раз, быстро, затем прерывает поцелуй, заставляя меня приподняться на цыпочки и потянуться к нему. Ему нравится, когда я умоляю. Он делает это снова, нежно целуя в губы, просто пробуя на вкус, когда все, что мне нужно — это бесконечное непрекращающееся цунами.
Моя рука меняет направление движения. Я больше не отталкиваю его, я сжимаю лацкан его пиджака со всей силы, на которую способна.
Внутри вспыхивает нетерпение. Я собираюсь снова поднять голову, но едва успеваю остановиться. Я колеблюсь в нерешительности. Наступает напряженная пауза, когда наши взгляды встречаются. В воздухе повисает молчаливый, тяжелый вопрос.
Продолжать или повернуть назад?
Я облизываю нижнюю губу, обдумывая капитуляцию и все ее условия.
Ошеломленная, прижимаюсь к изгибу его шеи, прячась глубже в тень.
Чистый порыв берет верх, слова вырываются из меня прежде, чем я успеваю их как следует обдумать.
— Покажи, на что это было бы похоже… — шепчу я, уткнувшись в его твердый подбородок, опустив окончание своей мольбы.
Быть твоей.
Это небольшая уступка. Едва ли я признаю поражение. Скорее, перемирие. Думаю, нам обоим это нужно. Усталость душит, и, может быть, если он просто даст мне передышку от этого постоянного желания, у меня появятся силы принять правильное решение.
Эммет наклоняет голову и оставляет дорожку поцелуев вдоль моего подбородка и вверх к уху.
— Поедем ко мне.
— Нет.
Этого я допустить не могу. Эту черту нельзя переступать.
— Мы в баре. Занавес опущен лишь наполовину.
Не похоже, что он против продолжения, я полагаю, он просто констатирует факты, заручаясь согласием.
Я ослабляю хватку на его лацкане и провожу рукой вверх по его шее, притягивая его к себе. Мне нравится разница в размерах между нами, его рельефные мышцы под моей рукой напоминают о том, насколько я уступаю ему.
Само собой разумеется, что я никогда не делала ничего подобного, и он это знает. Эммет знает, что, сильнее прижимая меня к себе за занавеской, он поднимает меня над обыденностью той жизни, которой я жила так долго.