Прирожденный грешник (ЛП) - Кенборн Кора

Однако я ничего не чувствую по этому поводу. Никакой вины. Никакого сожаления.

Мило. Черт. Все.

Я говорил вам, что готов к высшей лиге, сенатор.

Трой кричит, и я закрываю ему рот рукой. — Вдохни боль, — приказываю я, приближая свое лицо к его. — Вдыхай это до тех пор, пока не почувствуешь, что твои легкие вот-вот взорвутся, потому что это лишь малая часть того, что почувствовала бы "Мария" завтра утром, если бы я не появился вовремя. Одарив его ухмылкой, я вытаскиваю нож, вызвав еще один приглушенный крик. — На твоем месте, Трой Дэвис, я бы добрался до больницы в ближайшие двадцать минут. Ты попал в серьезную аварию… Может, в следующий раз тебе не стоит так много пить. Ты понял меня?

Он кивает, его глаза остекленели от боли. Послушный, как ребенок.

Может быть, он знает правду обо мне. Может быть, он слышал о репутации сенатора.

Убрав руку, я вытираю его слюну о его рубашку поло.

— Иди.… Убирайся отсюда.

— Я… я не могу пошевелиться. Он начинает плакать, сопли текут по его лицу, как хорошо оттраханная киска.

Это слезы облегчения или боли? Возможно, это осознание того, что он больше никогда не забьет тачдаун. В любом случае, я сомневаюсь, что он подсыплет руфи в напиток другой цыпочки по эту сторону никогда.

— Тогда ползи, придурок. Я досчитаю до десяти, а потом приставлю свой нож к твоему другому колену.

— Черт! Черт! Ладно! Он начинает тащить свое истекающее кровью тело к двери, но мое внимание уже переключилось на нее.

Это все связано с ней.

Я не могу перестать пялиться.

Оказывается, мне не хватало настоящего шедевра под ее одеждой.

Я хочу ее.

Я чертовски хочу ее.

Мой взгляд опускается на мягкий холмик, едва скрытый под черным кружевом. Держу пари, на вкус она как персики со сливками…

Внезапно она стонет, ее голова склоняется набок — волосы рассыпаются, как темные водоросли, по безупречному берегу ее щеки.

Сосредоточься, Сэм. Сосредоточься.

Она дочь врага. Это Мексика против Колумбии. Это прошлое против нашего настоящего. Дело в том, что ее отец, Валентин Каррера, много лет назад дал клятву принести смерть и разрушение картелю Сантьяго, организации, в которой мой отчим настолько окопался, что даже его дерьмо воняет Южной Америкой.

Есть вражда, а еще есть это — война, настолько опасная, что убивает людей на семь степеней разделения.

Она должна была стать моим путем в организацию Сантьяго. Немного запутать ее. Поиметь ее сердце. Заставить всех обратить внимание… Правда в том, что я устал играть с деревянными пистолетами в безопасных деревянных домах и быть вынужденным пребывать в состоянии мира и умиротворения, когда моя черная душа вопиет об анархии. Мой отчим утверждает, что эта война — борьба родителей. Что их грехи должны освободить следующее поколение от кровопролития.

К черту это.

Не так давно он руководил нью-йоркским андеграундом от имени Сантьяго. Теперь мне нужен фрагмент его прежнего поступка, и Сантьяго, мой крестный отец, именно тот человек, который даст мне это.

Проводя острием ножа по безупречным равнинам живота Лолы, я провожу по изгибу ее тазовой кости вплоть до черной каймы трусиков. Она снова стонет и невнятно произносит какое-то слово, но ее глаза так и не открываются.

Мои губы подергиваются, когда у меня зарождается идея. Кончик лезвия оставляет шокирующе белую вмятину, прежде чем распускается первый малиновый бутон.

После этого я быстро работаю — мастер своего порочного искусства — помечая безупречную кожу слева от ее тазовой кости одной буквой шириной в пару дюймов и достаточно глубокой, чтобы остался шрам.

Это мой инициал.

Это для Сантьяго.

Вставая с кровати, я восхищаюсь делом своих рук. То, что я с ней сделал, намного хуже того, что когда-либо мог сделать Трой Дэвис. Я трахался с ее телом, а завтра это письмо будет трахать ее разум.

Я наконец-то объявил о своем намерении участвовать в этой войне, но что лучше всего?

Я сделал Лолу Карреру своей.

Глава Четвертая

Лола

Я просыпаюсь в своей квартире от стука собственных зубов, каждый осколок эмали отдается в моем мозгу. Приоткрывая глаза, я морщусь от резкого запаха, пробивающегося сквозь ресницы.

Черт, как ярко.

Я поднимаю руку, чтобы заслониться от солнечного света, но эта чертова штуковина на ощупь похожа на мешок с кирпичами. Поскольку гравитация ведет войну против меня, я сдаюсь, позволяя ей опуститься обратно. Большая ошибка. В тот момент, когда он касается моей переносицы, я издаю хриплый крик, когда десятки острых ножей вонзаются в мой череп.

— Что за черт? Мой голос едва слышен. Грубый. Хрупкий. Так звучал мой Тио Матео после того, как пару лет назад получил пулю в грудь.

Но в меня не стреляли. Это Нью-Джерси, а не Мехико.

С трудом выдыхая, я упираюсь локтем в матрас и сажусь, мое тело сопровождает стучащие зубы симфонией дрожи. Когда накатывает внезапная волна тошноты, я с трудом сглатываю, не уверенная, что потеряю сознание или меня вырвет прямо на кровать.

Дыши, Лола.

Боже мой, должно быть, я выпила больше, чем думала.

Когда моя кружащаяся голова успокаивается, я вспоминаю единственный Бакарди с колой, который я лелеяла всю ночь. Я была безрассудной, но не глупой. Я позволила себе выпить только один раз, но помню, как, спотыкаясь, поднимался по лестнице, а затем шла по длинному коридору.

Кто-то был со мной…

Бип! Бип! Бип!

— Ах, черт! Схватившись за голову, чтобы звук будильника не раздирал барабанные перепонки, я переворачиваюсь на другой бок, острая боль разливается по животу, пока я ищу свой телефон. — Заткнись! Я рычу. Стащив его с тумбочки, я нажимаю на все кнопки сразу, молясь, чтобы хоть одна из них остановила непрекращающийся шум.

Наконец наступила тишина.

Бросив его на матрас, я плюхаюсь обратно на подушку, когда он касается меня.

— Черт! Санти… Я должна встретиться со своим братом за ланчем. Адреналин бурлит в моих венах, когда я набрасываю одеяло на кровать. Только когда мои ноги касаются пола, я понимаю, что я голая.

Страх наполняет мою грудь, а я силу части ночью из-за искаженной матовое стекло туманит мой разум. Как я добралась домой?

Постепенно все более обрывочные воспоминания пробиваются из тумана на свет.

Нет. Я бы не смогла.

Трой Дэвис.

Его руки.

Кровать.

— Поверь мне, детка. Я буду хорошо обращаться с этой киской.

Поверь мне…

— Нет… Я снова дышу, ища между ног признаки моего худшего страха. Но на моих бедрах нет крови, и я не чувствую себя изнасилованной.

Именно тогда мое внимание привлекает темно-малиновое пятно. То, что размазано по внутренней стороне моего белого одеяла. Он насмехается надо мной, провоцируя подойти ближе.

Так и есть.

Но когда я поворачиваюсь к испачканному одеялу, я резко выдыхаю, когда еще одна жгучая боль пронзает мое бедро. Я медленно опускаю взгляд, чтобы посмотреть, что могло вызвать такую боль.

То, что я вижу, превращает мою кровь в лед.

У меня действительно идет кровь, но не из-за члена. На полпути между пупком и левой тазовой костью кто-то вырезал на моей коже букву.

Нет, не кто-то. Трой Дэвис.

Гребанная Ш.

Я кричу от гнева и разочарования. Мне не нужно гадать, что означает эта буква. Это говорит само за себя.

Шлюха.

Этот ублюдок понятия не имеет, что он натворил. Одно мое слово — один шепот — и я не могу сосчитать, сколько раз он будет страдать, или какие его части окажутся разбросанными по всем пяти районам.

А потом я снова окажусь в Мексике за железной решеткой, из которой только что сбежала.

Вот почему я оставлю нападение на Трою и ее осквернение при себе, как и каждый из моих друзей, если они знают, что для них хорошо.