Переплетенные судьбы (ЛП) - Робертс Тиффани

Он откинул голову назад, положив ее на подголовник, и закрыл глаза. Воздух в комнате был чуть прохладнее, чем везде, как всегда любил его отец, и был наполнен ароматом, который Волкер не чувствовал слишком давно — джандори, цветы с его родного мира, которые целую жизнь назад были любимыми цветами его матери.

Легкая улыбка тронула уголки рта Волкера. Хотя воспоминания, которые когда-то вызывал этот запах, давным-давно растворились в дымке прошедших лет, связанные с ним эмоции остались. Счастье, игривость, безопасность, любовь. Это было основой его ранних лет. Как он мог позволить себе забыть об этом? Как он мог не помнить, когда Киара заставляла его чувствовать многое из тех эмоций — хотя и с невообразимой интенсивностью — в их юности, или когда эти чувства росли вместе с ним?

Он провел пятнадцать лет, служа Доминиону Энтрис. То время было вызвано его негодованием, но только сейчас он мог оглянуться назад и понять свои ошибки. Только сейчас он по-настоящему понял цену такого туманного понятия, как долг, хотя он платил эту цену с самого детства.

— Не думаю, что я когда-либо видел, чтобы ты улыбался в этом месте, — сказал Вэнтрикар входя в комнату. Его голос был немного грубее, немного тоньше, но его можно было узнать безошибочно.

— Возможно, тебе лучше притвориться, что ты этого не видел, отец. Я не хочу запятнать твою память о моем пребывании здесь.

— Ты всегда был остр на язык, дитя мое.

Улыбка Волкера погасла. Он открыл глаза и поднял голову.

Плечи посла Синтрелла Вэнтрикара Кальтраксиона не были согнуты временем, но его фигура похудела, а вокруг рта и на лбу пролегли тонкие морщинки. Его кожа была немного бледнее, а цвет волос с появлением седины утратил былую яркость. Но его кхал был таким же ясным и ярким, как всегда. Волкер пробежался глазами по его видимым узорам, все еще способный выделить фрагменты, которые составляли кхал его матери даже спустя все эти годы.

— Мне жаль, отец. Я не хотел, чтобы это прозвучало таким образом.

Вэнтрикар небрежно махнул рукой.

— Ты здесь, Волкер. Я могу мириться с таким тоном, пока ты здесь.

Острая боль печали, которая некоторое время назад сжимала грудь Волкера, вернулась, на этот раз распространяясь наружу медленным, всепоглощающим пульсом.

— Подойди, сын мой, — сказал Вэнтрикар, — встань, чтобы я мог тебя видеть.

Волкер поднялся с кресла и шагнул к отцу. Впервые он осознал, что выше Вэнтрикара, и сейчас его отец казался почти хрупким.

Вэнтрикар положил руки по бокам на плечи Волкера и улыбнулся ему.

— Где твоя форма?

— Мой добровольный срок службы закончился месяц назад, отец.

Теперь улыбка Вэнтрикара погасла, и он нахмурил брови.

— Месяц назад? А как же церемония награждения? Если бы я знал, я бы договорился о поездке в Короус, чтобы присутствовать. Я уверен, что для этого еще есть время, хотя столь короткий срок осложняет дело…

— Церемония уже проведена, — тихо сказал Волкер.

Выражение лица Вэнтрикара смягчилось. Несколько мгновений он просто смотрел на Волкера, а затем его брови напряглись, и он нахмурился еще сильнее.

— Ты не прислал мне сообщение? Не пригласил меня?

— Я был зол на тебя, отец, и…

— Ты был зол на меня? — хватка Вэнтрикара на плечах Волкера усилилась, прежде чем он опустил руки. — Ты годами не разговаривал со мной, Волкер, а затем намеренно не приглашаешь меня на то, что должно было стать одним из самых гордых моментов в моей жизни: увидеть, как мой сын получает все почести от кхалсарна? На один из самых гордых моментов в твоей жизни?

— Отец…

— Было достаточно того, что мне пришлось узнать о твоем повышении до командующего через старых знакомых из дома, но это… Волкер… — Вэнтрикар склонил голову и покачал ею, сжав губы в тонкую линию.

Чувство в груди Волкера только усилилось, мешая ему наполнить легкие столь необходимым воздухом. Стук сердца отдавался в его собственных ушах.

Волкер потянулся вперед и положил руки на плечи отца.

— Я был глуп, отец. Глуп и мелочен. С самого детства я носил этот гнев внутри себя, и он был таким большим. Я не знал, что с этим сделать, как выносить. Поэтому… я выплеснул его на тебя.

Вэнтрикар встретился взглядом с Волкером, черты его лица напряглись.

— Я тоже потерял ее, Волкер, — подняв руку, Вэнтрикар положил дрожащую ладонь на щеку Волкера. — Ты был всем, что у меня осталось после смерти твоей матери. Ты был моей единственной семьей, моим единственным ребенком. Я… я не знал, что делать без нее. Она была моим ориентиром, Волкер. Все, что я знал, это то, что я должен был цепляться за тебя… но у меня также был долг перед Доминионом. Перед нашим народом.

На мгновение у Волкера перехватило горло. Наконец он с трудом сглотнул и провел языком по пересохшим губам.

— Я знаю, отец. И я сожалею больше, чем могу выразить словами, что не увидел твоей боли через свою собственную.

— Я пытался сбалансировать свой долг перед тобой и свой долг перед Доминионом. Я так старался. Я сделал все, что мог, сынок. Мне жаль, что этого было недостаточно. Мне жаль, что я подвел тебя, — Вэнтрикар убрал руку от лица Волкера.

— Отец… — Волкер заглянул отцу в глаза, как будто в них можно было найти все нужные слова, но он знал, что это не так. Если правильные слова и существовали, то они уже были внутри Волкера, и их основа лежала в том, что Киара сказала ему ранее.

Просто будь честен с ним, Волкер. Но и прояви понимание.

— Если ты подвел меня, отец, то и я подвел тебя, — наконец сказал он. — Несмотря на мое неуважение, ты всегда был терпелив со мной. Терпеливее, чем я заслуживал. Мне потребовалось так много времени, чтобы понять, но теперь я понимаю. Служение, которого от нас требует Доминион… оно во многих отношениях влияет на нашу жизнь. И я знаю, что больше всего меня разозлило то, что когда ты заставил меня покинуть Терру, ты сделал только то, что должен был сделать.

— Я надеялся, что ты будешь двигаться дальше, Волкер, — сказал Вэнтрикар прерывистым шепотом. — Я надеялся, что ты снова обретешь некое подобие удовлетворенности, прежде чем тебе придется служить. Я знал, что ты был близок с Киарой, но ты был всем, что у меня было. Мое единственное напоминание о твоей матери. Единственная родная душа. Я не мог оставить тебя на другом краю вселенной… Но теперь боюсь, что трещина между нами стала не меньше этого расстояния, какими бы ни были мои намерения.

Волкер тяжело выдохнул через ноздри и сжал плечи отца.

— Я любил ее, отец. Я все еще люблю. Мне было больно, когда ты отвергал эти чувства. Когда ты пренебрег тем, что я считал правдой в своем сердце. Она заставляла мой кхал сиять с того момента, как я впервые встретил ее. Необходимость расстаться с ней вырвала из меня частичку души, а затем невозможность связаться с ней из-за законов Консорциума…

— Ты был так молод, Волкер. Я не думал, что это может быть правдой, особенно в отношении моего сына. Ты знаешь, какой всегда была позиция нашего народа по поводу таких отношений, независимо от того, как реагирует кхал.

— Я знаю. И тогда я тоже знал. Но это ничего не изменило.

Вэнтрикар нахмурился.

— И я видел разницу в тебе, пока ты был с ней. Ты был намного ярче. Намного счастливее. Я всегда думал про себя, что именно так ты мог бы выглядеть, если бы твоя мать была жива. Если бы она была с нами.

— Мы всегда будем хранить маму в наших сердцах, — сказал Волкер, — но она ушла. Она бы не потерпела того, как я вел себя из-за этой потери. Она бы не приняла то, как я позволил этому разрушить наши отношения.

— Ты не можешь принять на себя эту вину, сын мой.

— Я принял ее, отец. — Волкер сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, опустил руки и отступил назад, вне досягаемости Вэнтрикара. То, что он скажет сейчас, может стать переломным моментом в разговоре, в его отношениях с отцом — но поворот может оказаться как в одну, так и в другую сторону. — И хотя мамы больше нет, Киара — есть.