Тени тебя (ЛП) - Кэтрин Коулс

Кэйди сразу же ринулась ко мне, и я присела на корточки, обнимая ее:

— Что случилось, Кузнечик?

— Ничего, — пробормотала она. — Мы можем пойти домой?

— Конечно. — Я помогла ей надеть зимнее пальто и сапожки. Поговорю с ней дома, где она не будет рисковать расплакаться перед одноклассниками. Но это не помешало мне метнуть смертельный взгляд в сторону Кэйтлин и ее дочери, когда мы выходили. Хотелось подсыпать им слабительного в чай.

Я усадила Кэйди в свой универсал и села за руль. В зеркало заднего вида я все время смотрела на свою девочку. Она только молча глядела на свои руки. От этого у меня защипало глаза. Единственный раз, когда она бывала настолько тихой, — это когда болела.

Внутри все скрутилось в злой узел. Я старалась научить ее подниматься выше всего этого, но, похоже, это не срабатывало. Надо было поговорить с Кэйтлин, но я боялась, что так станет только хуже.

Сворачивая на нашу подъездную дорожку, я заметила вдали грузовик Роана. Что-то внутри сразу успокоилось. Даже среди всей этой сумятицы это внушало уверенность.

Я остановилась у дома и вышла, помогая Кэйди выбраться из машины. Она медленно поднялась по ступенькам и подождала, пока я открою дверь. Когда мы вошли, Роан сидел на диване, а Чонси свернулся клубком у него под боком.

Все внутри меня потеплело при виде этой картины. От одного его присутствия. Мне нравилась мысль о том, как он сам заходит в дом с ключом, который я ему дала. Как выпускает Чонси и чешет ему за ухом. Как ждет нас.

Мне нравилось это все. Даже слишком.

Кэйди сняла пальто и повесила его на крючок.

— Привет, Маленькая Танцовщица, — улыбнулся ей Роан.

Губа Кэйди задрожала, и она кинулась к нему.

Глаза Роана расширились от неожиданности, но он подхватил ее, прямо в пачке.

Кэйди разрыдалась — судорожно, навзрыд. Я ожидала, что Роан застынет, не зная, что делать с этим комком эмоций на руках. Но вместо этого он просто начал раскачивать ее, гладя ладонью по спине и шепча какую-то чепуху, пока она плакала.

Я подошла ближе и опустилась рядом на диван, когда ее рыдания чуть стихли. Глаза Роана встретились с моими, и я увидела в них боль — сочувствие к моей дочери.

— Что случилось? — хрипло спросил он у Кэйди.

Она не ответила сразу, потом всхлипнула:

— Хизер такая злая. Она сказала, что моя пачка дешевая и жалкая. Что я позорю себя и никогда не стану балериной.

Роан напрягся и крепче прижал Кэйди к себе. Я видела, как он борется за то, чтобы дышать ровно.

— Ты же понимаешь, что она говорит это только потому, что завидует, правда?

Кэйди подняла на него взгляд:

— Она меня ненавидит, а я ей ничего не делала.

Роан убрал волосы с ее лица:

— Ты добра ко всем. И я уверен, что в школе и на балете тебя все любят.

— Кроме нее, Сюзанны и Лэйни, — пробурчала Кэйди.

Я беззвучно произнесла для Роана: Подружки Хизер.

— Они тебя не любят, потому что тебя любят все остальные. У них внутри уродство, и оно не даст им иметь то, что есть у тебя, — объяснил он.

— А что есть у меня? — спросила Кэйди.

— Внутри тебя есть свет. Тот же самый, что и у твоей мамы. И, уверен, он был и у другой твоей мамы.

Глаза Кэйди заблестели, губа снова дрогнула:

— Ты знал мою маму?

Он кивнул:

— Слышал, что она была особенной. И знаю, что она передала это тебе.

Я сжала руку дочери:

— Роан прав. У твоей мамы был самый яркий свет. Ярче, чем кто-либо мог себе представить. И думаю, ты будешь точно такой же.

Роан резко кивнул:

— И никому нельзя позволять украсть этот свет. Нельзя позволять его погасить. Как бы они ни старались. Потому что этот свет — волшебный.

Кэйди моргнула:

— Волшебный?

— Конечно. Он может исцелять боль и дарить людям чувство безопасности и любви. Излучай этот свет на как можно больше людей. Даже на этих злых девчонок. Тебе не обязательно с ними дружить, но ты должна продолжать сиять. Не дай им понять, что они на тебя повлияли.

Кэйди прикусила губу:

— Не знаю, получится ли у меня притворяться, когда они такие злые.

— Нужно заменить их слова в своей голове. Когда они говорят гадости, превращай их в лучший комплимент на свете, — сказал Роан.

Она сморщила носик:

— Например?

Роан посадил ее поудобнее на колени, чтобы она могла лучше видеть его лицо:

— Допустим, кто-то говорит мне: «Ты самый уродливый человек, которого я когда-либо видел».

Кэйди выпрямилась:

— Ты не уродливый. Ты красивый. Как настоящий принц.

Он тихо рассмеялся, и от этого звука по моей коже пробежала приятная дрожь:

— Вот именно так я бы и сказал себе, что они имели в виду. Просто заменяешь слова у себя в голове. А потом широко им улыбаешься и говоришь: «Огромное вам спасибо». Это сбивает их с толку.

Кэйди захихикала:

— Наверное. — Смех стих. — А тебе не обидно, когда люди говорят гадости?

— Иногда, если и без того день тяжелый. Но чаще всего я понимаю, что они ведь меня не знают. А мне важно только мнение моей семьи. Тех, кого я люблю.

Она выпрямилась на его коленях:

— Мы теперь тоже твоя семья. И мы тебя очень-очень любим, мистер Гриз.

Кэйди обняла Роана крепко-крепко. Его кадык дернулся, когда он сглотнул:

— И я тебя люблю, Маленькая Танцовщица.

Глаза у меня защипало, и нос тоже. Не плачь. Не плачь. Я повторяла это про себя снова и снова.

Кэйди отпустила Роана и спрыгнула с его колен:

— Мне надо переодеться из трико, а потом мы сможем съесть двойные шоколадные маффины с арахисовой пастой, мама?

Я проглотила ком в горле:

— Я оставила несколько специально для тебя.

— Ура! — Она, пританцовывая, выскочила из гостиной и убежала по коридору в свою комнату.

Улыбка тронула мои губы. Вот она, детская натура — мир рушится в одну минуту, а в следующую будто ничего и не случилось.

Я повернулась к Роану, чтобы поблагодарить его за все, что он сделал, и столкнулась со стеной ярости. Он сдерживал ее, пока успокаивал Кэйди, но теперь она рвалась наружу.

Он дышал тяжело, кулаки были сжаты:

— Я в двух секундах от того, чтобы поехать к дому этой малявки и показать ей, что такое настоящая злоба.

23

РОАН

Глаза Аспен расширились от шока, и она уставилась на меня с открытым ртом. А потом разразилась смехом. Я слышал, как она смеется, но не так. Этот смех был настоящим, безудержным и обволакивал меня, словно теплые объятия.

Слезы выступили у нее на глазах, пока она пыталась взять себя в руки:

— Давай попробуем обойтись без запугивания детей, ладно?

Я сжал губы, вспомнив, как Кэйди рыдала у меня на руках:

— Кому-то нужно преподать ей урок.

Лицо Аспен смягчилось:

— Я не спорю. Просто не уверена, что этот «кто-то» — ты.

Им я и буду, если та девчонка не оставит Кэйди в покое.

— Это давно продолжается? — спросил я.

Аспен теребила кисточку на одной из диванных подушек:

— Хизер никогда не была в восторге от Кэйди, но все стало хуже, когда они пошли на балет.

У меня на челюсти заиграл мускул:

— С родителями говорила?

— У нее только мать — Кэйтлин Бисли.

Я поморщился. Та еще штучка. Все время пыталась заарканить кого-нибудь из моих братьев. Когда каждый из них нашел пару, она переключилась на Лоусона, которому было абсолютно плевать.

— Пробовала поговорить с ней?

Аспен замолчала, ее пальцы запутались в бахроме.

— Аспен? — надавил я.

Она подняла взгляд:

— Я ей не особенно нравлюсь.

Я стиснул зубы:

— Что. Это. Значит?

— Ничего. Неважно.

Я поднял руку и убрал волосы с ее лица. Большой палец скользнул по пульсу — грубая подушечка на ощупь резко контрастировала с мягкой, как лепесток, кожей.

— Мамочки-злыдни, — пробормотал я, вспомнив ее слова из другого дня.