Тени тебя (ЛП) - Кэтрин Коулс

Она обошла стол и снова села, не произнеся ни слова.

— Ты в порядке? — тихо спросил я.

Она подняла глаза и изучающе посмотрела на меня:

— Ты мне больше нравишься, когда не прячешься.

Я моргнул:

— Что?

Аспен обвела воздух вокруг моего лица:

— Я больше люблю подлинность, чем показную вежливость.

Я с трудом сглотнул:

— Я тебя напугал.

Она пожала плечами:

— Я вздрогнула. Это не одно и то же. Ты злился. Потому что тебе не все равно. И это мне нравится больше.

Я действовал на инстинктах — накрыл ее руку своей и сжал крепко:

— Я был чертовски в бешенстве. Чуть не врезал Ло, когда он рассказал, что случилось в The Brew. Хочу прикончить этого отброса в тюрьме и медленно. Столько злости внутри, что она чуть не сжигает меня заживо. И всегда было безопаснее держать крышку на этом котле.

Аспен не отводила глаз, пока я говорил. Не дрогнула, не отвела взгляд ни на секунду:

— Тебе нужно выпускать это наружу. Если нет — оно тебя сожрет.

Она была права. Я позволял этому жрать себя так давно, что привык жить в этой боли.

— Я не доверяю себе, если это выпущу.

— Потому что люди и так смотрят на тебя так, будто тебя стоит бояться, — предположила она.

Никто раньше не догадывался об этом. И не понимал.

— Иногда я сам думаю, что они не так уж и ошибаются.

Аспен перевернула ладонь и переплела пальцы с моими, сжимая их так, что кровь отхлынула:

— Ошибаются. Ты хороший человек, Роан. Возможно, лучший из тех, кого я знала. Ты прячешь эту мягкость и доброту под горами брони. Но это не значит, что их там нет.

Что-то обожгло горло, не давая мне вымолвить ни слова.

Москитная дверь хлопнула о косяк, и Аспен убрала руку. Я тут же ощутил, будто потерял лучший подарок в своей жизни.

Шаги Лоусона замедлились, когда он подошел ближе:

— Все в порядке?

Аспен рассмеялась. Смех был легкий, воздушный — совершенно не соответствующий ситуации:

— Всего-то навязчивые подкастеры, письма от человека, который пытался меня убить, и мамочки с дочками в духе «злых девчонок». Обыденные дела.

Я нахмурился:

— Мамочки и дочки в духе «злых девчонок»?

Она отмахнулась:

— История для другого раза.

— Рад, что ты не теряешь чувства юмора, — сказал Лоусон, натягивая перчатки.

А я — не очень. Это заставило меня задуматься, не относится ли Аспен ко всему происходящему слишком легкомысленно.

— Смех лучше слез. И то, и другое выделяет эндорфины, — пояснила она.

Лоусон внимательно осмотрел конверт, прежде чем вскрыть его:

— Не знал.

— Если тебе нужно выпустить пар — посмотри смешной или грустный фильм. Посмейся или поплачь и выплесни все это.

— Запомню, — сказал Лоусон, вытаскивая лист из конверта и помещая сам конверт в пакет для улик.

Медленно и тщательно он развернул письмо. Мне хотелось вырвать его из его рук и самому прочитать каждое слово. Он положил лист на стол, и я уставился на буквы:

Думаешь, сможешь отнять ее у меня? Ты заплатишь. Кровью.

Ярость снова вспыхнула во мне, но на этот раз победил ледяной страх. Это писал не тот, кто испытывал сожаление или даже злость. Это писал тот, кто жаждал мести за то, что считал несправедливостью.

Зрение сузилось в тоннель, когда нахлынули воспоминания:

— Думаешь, уйдешь от этого, мелкий сучонок? — прошипел чей-то голос, и тяжелый ботинок врезался мне в ребра.

— Сраные копы ничего не делают, но мы — сделаем, — зарычал другой.

Что-то с треском ударило меня по черепу, и все погасло.

Чья-то рука сжала мне руку, возвращая в реальность. Аспен была рядом, в ее глазах стояла тревога. Я моргнул несколько раз, прочищая горло и пытаясь отогнать воспоминания:

— Его же должны проверять — и исходящую, и входящую почту, верно?

Лоусон кивнул:

— Должны. Но заключенные находят способы обойти правила. Стопроцентной защиты не существует.

— Нам нужно позвонить начальнику тюрьмы, где он сидит, — произнес я ровно, будто воспоминания, с которыми я боролся, выжгли во мне все эмоции.

— Сделаю это, как только вернусь в участок. Но, думаю, он к тому времени уже уйдет. В Миссисипи на несколько часов позже.

А что может случиться за ночь? Сколько писем успеет Джон протащить наружу? Сколько планов запустить?

Аспен посмотрела на моего брата:

— Почему бы тебе не оставить Чарли здесь? Заберешь его по дороге домой.

— Тебе не нужен еще один ребенок под ногами, — возразил он.

— Чарли — радость, и я пообещала детям, что они помогут мне с экспериментами на кухне. Но предупреждаю, домой он, скорее всего, вернется на сахарном драйве и в шоколаде с ног до головы.

Лоусон усмехнулся:

— Домой он приходил и в куда худшем виде.

— Тогда договорились, — сказала Аспен с улыбкой.

Меня поражало, что она была настоящей. Мы только что получили угрозу от человека, который пытался убить ее, а она улыбается, предвкушая новые рецепты с двумя шестилетками.

— Спасибо. Это даст мне несколько часов, прежде чем нужно будет забрать Дрю с тренировки и Люка от его друга, — сказал Лоусон, запечатывая письмо во втором пакете для улик. — Отнесу все это в участок и занесу в дело, но сам, чтобы не было любопытных глаз.

Аспен кивнула:

— Спасибо, Ло. Я знаю, что держать это в секрете непросто, но я это очень ценю.

— Я сделаю все, что смогу, — ответил он, собирая свои вещи и направляясь к двери. — Увидимся позже, Чарли-медвежонок, — крикнул он.

— Пока, папа!

Аспен проводила Лоусона и заперла за ним дверь.

Я повернулся, наблюдая, как она возвращается ко мне:

— Как ты это делаешь?

Она нахмурилась:

— Что именно?

— Смеешься, несмотря на все происходящее, и делаешь это по-настоящему?

Она оперлась бедром о стол, глядя на меня сверху вниз:

— У каждого есть свои испытания. Но иногда мне кажется, что именно те, кто прошел через худшее, способны глубже других находить радость, даже в моменты боли и утраты.

Я смотрел на Аспен, всматриваясь в нее и, кажется, впервые по-настоящему осознавая всю ее красоту. Дело было не только в роскошных рыжих волосах, пронзительных зеленых глазах и чувственных губах. Свет, исходивший от нее, освещал все вокруг — людей, пространство, сам воздух.

И, увидев это по-настоящему впервые, я понял одно: я влип по полной.

22

АСПЕН

Я откинулась на спинку неудобного пластикового стула и наблюдала, как девочки в пачках всех оттенков розового и трико кружатся по залу. Мне всегда нравилось смотреть, как танцует Кэйди. Не потому что она была каким-то невероятным талантом — просто та радость, что окружала ее, когда она занималась любимым делом, всегда наполняла и меня теплом.

Но сегодня мысли снова и снова ускользали. К тому мужчине, который занял в них слишком много места. К тому, кто снова спал на моем продавленном диване. Утром я проснулась от его ругани на « кота-демона» и засмеялась прямо в подушку.

Роан нахмурился на меня, когда я вышла в пушистом халате и тапочках.

— Этому коту нужен намордник, — заявил он.

Я лишь кивнула и сказала, что подумаю над этим, хотя прекрасно знала, что не подумаю.

Правда была в том, что я любила его хмурые взгляды не меньше, чем те моменты, когда его лицо светлело. Потому что все эти гримасы и суровые взгляды делали редкие улыбки и смешки еще более драгоценными.

Движение розовой блестящей пачки Кэйди привлекло мое внимание. Она сделала пируэт, но когда остановилась, ее привычной сияющей улыбки не было и в помине. А глаза были красные, будто она сдерживала слезы.

Я тут же выпрямилась, вся наготове. Хизер и ее две отвратительные подружки хихикали в сторонке, бросая взгляды в сторону Кэйди. Волна гнева и тревоги поднялась во мне.

Преподавательница по балету хлопнула в ладоши:

— На сегодня все. Увидимся завтра. Не забывайте хорошо тренироваться.