Запретный французский (ЛП) - Грей Р. С.
Я просто стою, засунув руки в карманы, и смотрю на нее, завороженный невинностью.
Ее глаза округляются от шока, когда наступает ясность. Лейни открывает рот, закрывает его, делает полшага назад, смотрит на меня, словно собираясь что-то сказать, и, наконец, уходит, направляясь к картине в другом конце комнаты. Как будто она хочет притвориться, что последних нескольких секунд никогда не было, стереть их.
Остаюсь на месте, давая ей время сориентироваться. Не знаю, зачем я это сказал. Это констатация очевидного. Да, она сногсшибательна, но не думаю, что это нужно было признавать вслух и в такой откровенно флиртующей форме. Я пришел сюда сегодня не за ней, по крайней мере, не в романтическом смысле.
Вздыхаю и начинаю пробираться к ней. В воздухе что-то меняется.
Хотя Лейни стоит спиной, она полностью осознает мое присутствие. Ее поза жесткая и напряженная.
Уже почти открываю рот, чтобы извиниться и вернуть все назад. Подхожу и начинаю это делать, но она отвлекается от картины на стене, которой была занята, и заговаривает раньше, чем я успеваю.
— Ты был зол раньше, когда только приехал, верно?
Смена темы удивляет меня.
— О? Что меня выдало?
— Резкий ответ о Коллетт был тревожным сигналом, хотя я в нем и не нуждалась. Ты вошел сюда с тем же видом, что и в Сент-Джонсе, не скрывая чувств. Вот здесь, — говорит она, нежно касаясь моего лба. — …всегда столько напряжения.
Расслабляю лицо, и она опускает руку. Ее мимолетное прикосновение остается на лице, как крошечные булавочные уколы.
— Не хочешь рассказать, почему был расстроен? Это как-то связано с работой? Или что-то другое? — Она наклоняется и шепчет: — Я умею хранить секреты, помнишь?
Ее слова звучат как заклинание, вызывая ощущение дежавю.
Перестаю притворяться, что рассматриваю картину, и поворачиваюсь к ней лицом, внезапно желая, чтобы именно она, а не кто-либо другой, узнал правду.
— Обедал с отцом. Хотя обычно наши совместные трапезы проходят сносно, сегодня все было по-другому. Он ясно дал понять, что хочет, чтобы я женился. Более того, он требует этого.
После короткой паузы из нее вырывается смешок, и она прикрывает рот рукой.
Она частично убирает ее, сохраняя на лице выражение раскаяния.
— Прости. Я не хотела смеяться. Просто… наши жизни такие разные, и все же кажется, что мы всегда ведем похожие войны. Я и сама почти замужем. Буквально на днях бабушка устроила помолвку. Скоро я стану женой.
Хмурюсь из-за ее шутливого поведения.
— Ты шутишь!
Она качает головой.
— Похоже, ты не так сильно обеспокоена перспективой, как следовало бы.
Она опускает руку, а затем изображает совершенно скромную улыбку, словно говоря: «Что я могу поделать?».
— Я просто послушная.
Как она может так добровольно отказываться от жизни? Как может позволять бабушке распоряжаться ее судьбой?
— Я никогда не женюсь. Не вижу в этом смысла.
Не впечатлившись, Лейни замечает:
— Циник — какая редкость. И, полагаю, ты считаешь, что любовь — это фикция? Маркетинговый ход, придуманный Холлмарком и Расселом Стовером?
Решительно качаю головой.
— Ничего подобного. Я вообще не думаю о любви. Предоставляю другим наслаждаться ею. Если это фарс, пусть они им и занимаются. Не хочу иметь с этим ничего общего.
— Значит, ты бросишь вызов отцу?
— Конечно. Его просьба абсурдна.
Ее брови быстро поднялись и опустились.
— Что ж, ты должен сообщить мне, как все пройдет.
— Ты могла бы тоже сделать это.
Она тоскливо улыбается.
— Могла бы…
— Но ты не станешь, — решаю я удрученно.
— Не надо смотреть на меня так, с жалостью. Я довольна жизнью. Даже счастлива. И поддерживаю тебя в бунте. Борись, Эммет. От всего сердца поддержу тебя, издалека, конечно. Ты надолго в Бостоне?
— Дольше, чем ожидалось.
— О.
Похоже, она не слишком обрадовалась этой новости.
— Хочешь от меня избавиться?
Лейни сглатывает, и я наблюдаю за каждым нежным движением мускула на ее шее.
— Нет. Конечно, нет. Не вижу ничего плохого в том, чтобы мы остались друзьями. Я ухожу с рынка, а ты… — Она на мгновение задумывается, прежде чем улыбнуться. — Никогда не будешь. Это прекрасно. А теперь давай посмотрим на картины, хорошо?
Протягиваю ей руку, она легко кладет ее на сгиб моего локтя, и затем мы возвращаемся в главную галерею, двое друзей.
Глава 13
Лейни
Мы с Эмметом, возможно, и договорились о дружбе, но после визита в галерею я не видела его две недели. Неприятно осознавать, что прошло уже две недели. На самом деле, прошло чуть больше двух недель, если считать с точностью до дня. Я старалась этого не делать. В жизни есть определенная легкость, если быть осторожной и не открывать заманчивых дверей, и не погружаться слишком глубоко в гипотетические размышления. После окончания колледжа и переезда к бабушке я старалась укротить дикость внутри себя. Не хочу быть похожей на мать, а это значит, что я должна слушаться бабушку, позволять ей вести меня по жизни, чтобы все было просто и комфортно.
После визита Эммета жизнь продолжалась так, как будто его не было в Бостоне. Однажды вечером я присоединилась к группе вынужденных знакомых за ранним ужином. Отработала в свою обычную смену в Моргане, затем волонтером в YMCA, ведя уроки рисования для детей, надела дизайнерское платье и сопровождала бабушку в Бостонский балет. Мы смотрели «Мою одержимость», сборник из четырех балетов, в которых рассказывается о преданности и страсти влюбленных. Я едва могла усидеть на месте, наблюдая, как танцоры двигаются по сцене, как вызывающе демонстрируются их мускулистые тела в костюмах телесного цвета. Была удивлена, что бабушка позволила мне досидеть до конца представления. Видно было, что ей не нравится, этот чопорный взгляд, выражающий неодобрение, скорее всего, сохранится на целых двадцать четыре часа.
Однако мне понравилось. Я бы посмотрела все сначала, сразу как закончилось. Еще, еще, еще. Я встала вместе с остальными зрителями, чтобы поаплодировать, а после, когда гости начали пробираться к выходу из театра, посмотрела вниз из ложи, в которой мы сидели, и замерла. Эммет был там, в толпе, он шел с блондинкой. Она выглядела прелестно в облегающем темно-синем платье. Длинные вьющиеся волосы струились по спине. Казалось, если и они не были официально парой, то определенно стремились к этому. Он положил руку ей на поясницу, чтобы провести сквозь людское море, а я боролась с тем, чтобы горло не сжималось и эмоции не вырвались на поверхность.
Бабушка не обратила внимания на мое поведение.
— Нам пора. Я не планирую оставаться на прием. Кто бы ни позволял этим хореографам демонстрировать такие откровенно крамольные…
Игнорирую ее и перегибаюсь через перила балкона, чтобы не потерять Эммета из виду до самой последней секунды. Это позволило прекрасно разглядеть его улыбку, адресованную блондинке, и эти выдающиеся ямочки на щеках, предназначенные другой.
«Посмотри вверх», — мысленно взмолилась я.
Он исчез за дверями вестибюля, и мои руки соскользнули с перил, после я повернулась и позволила служителю в костюме вывести нас с бабушкой из зарезервированной ложи. Я послушно прошла сквозь толпу зрителей и села в машину, ожидавшую у тротуара. Тяжелая дверь захлопнулась за нами.
Последние несколько недель Ройс был в отъезде по работе. Думаю, я должна по нему скучать, но скоро мы увидимся, причем в Италии. Мы едем в огромную виллу на западном берегу озера Комо, чтобы отпраздновать 60-летие Виктора Сейнсбери, хорошего друга бабушки. Он житель Манхэттена с хорошими связями, который, кажется, знает всех и каждого. Он входит в совет директоров MoMA, в течение пятнадцати лет занимал пост президента Christie's и широко известен, как самый выдающийся коллекционер современного искусства в мире.
Из разговора с бабушкой я знаю, что список гостей на празднике, который продлится неделю, будет скромным. Среди них не будет голливудских знаменитостей или влиятельных людей из социальных сетей. Никто не будет позировать для селфи или размещать посты в лентах. Речь идет об обособленной власти. Члены королевской семьи, магнаты, представители высшего света.