Запретный французский (ЛП) - Грей Р. С.

— Все в порядке. Припаркуйтесь поближе. Понятия не имею, сколько времени это займет.

Открываю дверь и выхожу из машины, застегивая пиджак, когда подхожу к галерее. Дверь заперта до тех пор, пока охранник не разрешит мне войти, нажав на кнопку. Я киваю ему в знак благодарности и прохожу вглубь помещения, стук ботинок по бетону отдается эхом.

Звучит негромкая классическая музыка, но за ее пределами царит абсолютная тишина. За белой стойкой администратора никого нет.

Из боковой комнаты появляется Лейни, одетая в черные брюки, сшитые на заказ, и мягкую шелковую блузку кремового цвета. Ее длинные волосы распущены и заправлены за ухо, она просматривает небольшой журнал, яростно перелистывая страницы взад и вперед. — Извините, я не вижу в расписании записи на…

Затем она поднимает глаза и видит, что это я, и ее фраза обрывается.

— Ох.

Ее щеки заливает румянец. Розовый и чарующий. Встревоженный взгляд скользит по столу, затем возвращается ко мне.

— Ты здесь, чтобы увидеть Коллетт? Она только что ушла на ланч.

Глаза устремляется к окнам, как будто она надеется, что коллега внезапно появится.

— Если бы хотел увидеть Коллетт, я бы обязательно пришел, когда ее не было на обеде.

Мой ответ заставляет ее нахмуриться.

Очевидно, я еще не до конца остыл после разговора с отцом.

— Ты здесь для того, чтобы изучить картины? — Она взволнована, закрывает свой журнал и крепко прижимает к груди. — Со времени пятничной выставки у нас нет ничего нового, но я могла бы рассказать о других художниках, если хочешь.

Наступает долгая пауза, во время которой я просто смотрю на нее, впитывая в себя существование глаз цвета шалфея, а затем из меня вырывается ответ.

— Честно говоря, Лейни, не уверен, зачем я здесь.

В моем голосе звучит полное поражение, но это не мешает уголку ее мягкого рта приподняться.

— О боже. Если ты заблудился, уверена, что у тебя на телефоне есть приложение Google Maps. Или я могла бы нарисовать тебе простую карту Бостона? — поддразнивает она.

Я не могу сдержать широкой улыбки.

Осторожно подхожу к ней, зная о ее сердечке, как у колибри, и о склонности к бегству.

— Ты не дала мне ответить на вопрос тем вечером. Я помню тебя.

Она хмурится.

— Ну, честно говоря, это заняло у тебя некоторое время.

— Ты изменилась.

Хочу скользнуть взглядом по линиям ее тела, но не делаю этого.

— Я стала старше, — говорит она, уверенно вздергивая подбородок.

— Но по сравнению со мной все еще молода.

Она улыбается.

— Да, только теперь, кажется, не возражаю.

— А что еще изменилось?

Она отступает на шаг и обводит рукой комнату.

— О, теперь я прячусь в художественных галереях, а не в библиотеках.

— Правда, нечасто. Мне сказали, что ты бываешь здесь всего несколько дней в неделю.

Лейни прикладывает руку к груди.

— Обо мне говорят? Должна ли я чувствовать себя польщенной?

Делаю шаг к ней, пытаясь восстановить дистанцию.

— Чем ты занимаешься в остальное время? Когда тебя здесь нет?

— О, чем занимается любая женщина, если у нее нет детей? Ты не представляешь, сколько внимания женщина в моем положении уделяет своему гардеробу: покупкам, примеркам, переделкам и так далее.

Я не выгляжу впечатленным ее поддразниванием. Кажется, она настаивает на том, чтобы превратить все в шутку.

— Что еще, Лейни?

— В большинство дней я пью чай и часто бываю в Бостоне, посещая лекции или званые вечера.

— А по вечерам? Ты встречаешься с друзьями?

— Ужасно назойливо с твоей стороны предполагать, что у меня есть друзья.

— Ты слишком интересна, чтобы не увлечь кого-нибудь.

— Это комплимент, который я запомню навсегда. Спасибо.

— Лейни, — говорю я настойчиво, как будто я директор, а она провинившаяся ученица.

Она наклоняется ко мне, ее глаза светятся озорством.

— Не понимаю, почему я оказалась в центре внимания. Давай поменяемся ролями. Что ты любишь делать в свободное время, когда тебе больше не приходится мучить все женское население Сент-Джонса?

— Работаю.

Она закатывает глаза.

— А кроме работы?

— Встречаюсь с друзьями.

— Люди из Сент-Джонса? Полагаю, именно так ты узнал мой рабочий график…

Я не стал подтверждать. В этом нет смысла. Если она не собирается быть правдивой в своих ответах, почему я должен?

Она фыркает и отступает назад, протягивая руку и приглашая меня пройти в галерею.

— Ну, раз уж ты здесь… почему бы нам не посмотреть картины? Я покажу тебе свои любимые и скажу, какие стоит купить. Ты будешь хорошим мальчиком и сделаешь, как я говорю.

У меня возникает внезапное желание поцеловать ее красивые губы, склонить чашу весов и напомнить о ее прошлых увлечениях мной. Это девушка хранила мою фотографию под подушкой, хрупкая девочка, которая выросла.

Она машет рукой, приглашая пройти.

— В этой комнате находится работа Дэвида Хокни, которую нам пришлось отвоевывать у консигнанта. Он был давним клиентом Ларри Гагосяна, но в конце концов мы его переманили. Ты бы удивился, узнав, какое влияние оказывают крупные галереи.

— Хокни — это прекрасно. У вас есть работы Жан-Мишеля Баския?

Она останавливается и поворачивается ко мне.

— Повтори еще раз.

— Что?

— Его имя. Все коверкают его произношение, но у вас, французов, оно само сходит с языка.

— Жан-Мишель Баския, — вкрадчиво произнося, повторяю я, не скрывая акцент.

Она закатывает глаза, как будто вот-вот кончит, затем изображает поцелуй и продолжает водить меня по залу.

— У нас нет Баския. В наши дни они редко переходят из рук в руки.

— Сообщишь мне, если узнаешь, что они появились в продаже?

— Конечно. А теперь подойди и посмотри.

Она проводит меня в боковую комнату с двойными дверями, перед которыми требуется просканировать маленький брелок, прежде чем они откроются. Комната просторная, но пустая. Здесь четыре белые стены и четыре картины, каждая из которых расположена отдельно, чтобы не возникало путаницы в их значимости.

Лейни — эксперт в своей области. Нет ни одного факта об этих четырех работах, который бы она не знала наизусть: цена, происхождение, сопоставимые работы и подробности творческого процесса художника. Я пришел сегодня не для того, чтобы покупать картины или даже изучать их, но не могу прервать ее. Мне слишком интересно то, что она хочет сказать.

Наконец мы останавливаемся перед картиной Хокни, которую она хотела показать мне. Это пейзаж, выполненный в ярких, насыщенных тонах, под названием «Холм Гарроуби». Композиция напоминает работы Ван Гога и Матисса, и она говорит, что другая версия этой же картины принадлежит Бостонскому музею изобразительных искусств.

— Хотя мне больше нравится эта.

Лейни нетерпеливо наблюдает, как я рассматриваю картину, слегка подавшись вперед на цыпочках, чтобы быть ближе. Очевидно, она хочет, чтобы картина мне понравилась так же сильно, как и ей, и я понимаю, что мне действительно нравится картина, но в основном я просто наслаждаюсь девушкой.

— Мне нравится, — говорю я, просто кивая.

Она сдувается.

— Но ты не впечатлен.

Почти извиняюсь, такой грустной она выглядит, и девушка, должно быть, замечает раскаяние на моем суровом лице, потому что машет рукой.

— Нет-нет, все в порядке. Я бы предпочла, чтобы ты был предельно честен со мной. Так я смогу привить тебе вкус к тому, что тебе нравится. Думаю, ты одурачил меня на выставке. Вел себя так, словно тебе было все равно, какую вещь выберут дизайнеры, лишь бы она была дорогой. Вполне мужской поступок — покупать подобные произведения искусства. Думаю, что все женщины обмахивались веерами.

— Это было немного чересчур. Мне даже немного стыдно за это. Я увлекся, пытаясь привлечь внимание красивой девушки.

Она смеется.

— Ты шутишь! — Затем она наклоняется ко мне, надеясь услышать какую-нибудь непристойную сплетню. — Кто? Это был один из дизайнеров? Потому что я действительно думаю, что та рыжеволосая великолепна.