Запретный французский (ЛП) - Грей Р. С.

— Король прибыл! — говорит он, отвешивая мне театральный поклон.

— Я здесь уже полчаса, придурок. И здоровался с тобой.

Харрисон лениво пожимает плечами.

— Ну, тогда, Джонатан, этот поклон был для тебя. Будешь?

Он протягивает ему косяк, но Джонатан качает головой.

Он даже не удосужился предложить мне. Я не против травки, просто не употреблял уже много лет и хочу сегодня быть в здравом уме.

Коллетт берет косяк у Харрисона и делает короткую затяжку, прежде чем помахать нам с Джонатаном пальцами в знак приветствия. Она выдыхает дым длинной ровной струйкой, затем откидывает голову назад и продолжает размышлять. Мне почти любопытно, о чем она думает.

Сажусь на диван напротив незажженного камина, внезапно жалея, что у меня нет сигары, чтобы снять нервное напряжение. Возможно, не стоило отказываться от косяка. Нога подпрыгивает. Взгляд все время прикован к двери, как будто Лейни может пройти мимо в любой момент.

Снова чувствую себя пятнадцатилетним, тревожным и, как ни странно, надеющимся.

Не обращаю внимания на разговор. Коллетт болтает о небе, о том, какое оно красивое, и как она может видеть звезды. Мне все это безразлично, и терпение настолько истощилось, что я, наконец, просто спрашиваю то, что так давно хотел узнать.

— Где твоя подруга?

— Кто?

— Элейн.

Это настоящее имя Лейни, но я ни разу не называл ее так. Сейчас я это делаю, потому что это тонкий способ немного увеличить дистанцию между нами, как будто на самом деле меня не волнует ответ на вопрос. Интересно, обманываюсь ли я?

Она пожимает плечами.

— Кто знает. Ее невозможно поймать.

Харрисон говорит.

— Я не видел эту девушку целую вечность. Она сейчас в Бостоне?

— Элейн? — Спрашивает Джонатан, совершенно растерявшись.

Он не знал ее.

— Лейни Дэвенпорт, — отвечает Коллетт, закатывая глаза. — Она училась в Сент-Джонсе в то же время, что и мы, но она лет на пять-шесть младше, а это значит, что ты определенно не знал ее, Джонатан.

— Тогда откуда ты ее знаешь? — спрашивает он меня.

Я не отвечаю. Потягиваю напиток и смотрю в темный камин, стараясь, чтобы жгучая боль в груди не отразилась на лице.

Когда молчание затягивается, за меня отвечает Коллетт.

— Она классная. Дружила с моей младшей сестрой. Тогда я не очень хорошо ее знала, но теперь мы обе работаем в Morgan's, и стали ближе.

— Лейни было трудно не заметить, — вставляет Харрисон.

Мои пальцы рефлекторно сжимаются вокруг бокала с бурбоном.

— Я бы утверждал прямо противоположное.

Харрисон смеется.

— Мы говорим об одной и той же девушке? — Он изображает фигуру в виде песочных часов.

И тут до меня доходит, что Харрисон понятия не имеет, о ком говорит. Какой идиот, он перепутал ее с кем-то. У Лейни никогда не было фигуры «песочные часы», и уж точно не было, когда ей едва исполнилось тринадцать.

Коллетт не волнует, что он ошибается, она все равно стонет от отвращения.

— Она была ребенком, ненормальный.

Совершенно невозмутимый, Харрисон снова затягивается косяком, а я остаюсь с теми же вопросами, что и раньше.

Хочется расспросить Коллетт о Лейни, но придерживаю язык и позволяю бурбону впитаться, пока друзья продолжают болтать. Нет никакого желания присоединяться к ним. Когда я берусь за что-то, что меня интересует, думаю только об этом. Это хорошо работает в моей сфере деятельности, но может быть и утомительным. Я всегда был таким, мой мозг постоянно работал вхолостую. Именно поэтому я люблю плавать. Больше, чем любое другое занятие, плавание способно успокоить разум. Если я достаточно долго и усердно плаваю в бассейне или озере, как я это делал в Сент-Джонсе, усталость всегда заглушает шум.

Забавно оглядываться на тот период моей жизни и понимать, что с тех пор мало что изменилось. Конечно, я во многом повзрослел. Вот уже более двенадцати лет тружусь, не покладая рук, и у меня есть заслуги и достижения. Зловоние кумовства больше не преследует меня так, как в молодости.

И все же в глубине души мучает тот же вопрос, который беспокоил меня и тогда.

На земле нет человека, более связанного ожиданиями, чем я. Я так и не смог избавиться от этого чувства, даже когда стремление угодить отцу переросло в страсть к развитию GHV. Я люблю компанию, и, несомненно, привязан к ней так, как не привязаны другие мужчины. Я научился жить с этим, компенсируя это множеством нездоровых способов.

В любой сфере моей жизни, где позволена свобода, я перегибаю палку.

Возьмем, к примеру, отношения: от обязательств у меня мурашки по коже. Одной мысли, что кто-то может распоряжаться моим временем вне офиса, достаточно, чтобы захотелось удалить все контакты женщин из телефона. Будь я проклят, если кто-то, кроме гребаного отца, будет что-то требовать от меня.

Я также много путешествую. Мне нравится жизнь путешественника. У меня есть дом в Париже, еще один в Лондоне, один в Нью-Йорке, а теперь и здесь, в Бостоне. Я приехал в город всего три недели назад, но за это время успел вместе с брокером приобрести жилье в центре города, в нескольких минутах ходьбы от будущей штаб-квартиры GHV. К сожалению, квартира не была обставлена. Вернее, была, но мебель мне не подошла. Я все вывез и сейчас работаю с командой из «Пирс Уотерхаус», чтобы, надеюсь, в течение следующего месяца сделать ее пригодной для жизни.

Конечно, они сказали, что сроки изготовления товаров, которые они пытались найти для меня, превышают шесть месяцев, но я не живу в мире, где мне приходится ждать. За деньги можно купить все, что захочу. Итак, несколько недель. А пока я живу в пентхаусе отеля Mandarin Oriental. Вариант не идеальный, но для работы подходит. У них есть приличный бассейн и тренажерный зал, и пока что обслуживание на высшем уровне.

Поэтому в некотором роде интересно, что Лейни вообще смогла привлечь мое внимание. Сам факт, что я выкроил время из графика, чтобы заглянуть в галерею, и пришел сюда сегодня в надежде, что она будет здесь, совершенно не соответствует действительности. Секс есть секс, и последние двенадцать лет, с тех пор как покинул Сент-Джонс, я не был хорошим мальчиком, но я все также не знаю, что такое влюбленность. Признаки страстного желания и безумного увлечения для меня совершенно непонятны. Раньше я подшучивал над помощником моего отца, Уилсоном, за то, что он вел себя как киборг, и вот теперь сам на полпути к этому.

Размышляю обо всем этом и потягиваю бурбон, пока вечеринка продолжается. Только когда Коллетт присаживается на диван, понимаю, что Джонатан ушел, чтобы разыскать Эмелию. Кажется, мой старый друг влюбился. Харрисон тем временем отключился на стуле в углу. Коллетт закинула ноги на кофейный столик и начала листать что-то в телефоне.

Вот и настал мой момент, и я не могу упустить его.

— Значит, вы дружите с Лейни, но не приглашаете ее на такие мероприятия?

Она смеется, и на долю секунды кажется, что я раскрыл всю колоду карт. Я был слишком очевиден — ясно, насколько она мне интересна.

Затем Коллетт качает головой, откладывает телефон и смотрит на меня, как на сумасшедшего.

— Ни в коем случае. Девушка похожа на фарфоровую куклу. Знаешь, такая, на которую приятно смотреть, но не трогать. Ее сюда не затащить. Она не бывает нигде, кроме галереи, и даже там редко, только по вторникам и четвергам, после обеда, часа по четыре. Кроме того, ее старая бабуля держит Лейни под замком. Это чертовски странно, если хочешь знать мое мнение. В каком-то смысле она все еще ведет себя как ребенок.

— Она моложе нас… Может быть, ты не знакома с ее друзьями? Может быть, она слишком застенчива, чтобы рассказать тебе, чем занимается по выходным.

Она взвешивает этот вариант, прежде чем окончательно покачать головой.

— Сомневаюсь. Я и раньше расспрашивала ее, например, пыталась выяснить, чем она увлекается, ходит ли на вечеринки, и было ясно, что она понятия не имеет, как устроен мир. — Коллетт замечает, что я хмурюсь, и пытается немного успокоить, протягивая руку. — Мне очень жаль. Правда, это не так уж странно. Просто… она милая, но я не знаю… с ней что-то не так.