Герой (ЛП) - Кент Клэр

Но теперь уже почти никого нет. Стада распались, банды захватили опорные пункты, а порядочные люди либо умерли, либо уехали из региона, либо построили себе дома, которые им не придется покидать.

Это жутковато. Пусто. Как в постапокалиптическом фильме, где одинокие выжившие в катастрофе исследуют остатки прежнего мира.

Всякий раз, когда мы проезжаем мимо дома, магазина или заправочной станции, мы останавливаемся, чтобы поискать припасы, но все они были разобраны другими, вероятно, давным-давно.

К концу дня у нас заканчивается бензин.

Мы с Зедом следим за указателем уровня бензина. Мы знаем, что это скоро произойдет. Если не случится чуда и мы не наткнемся на брошенную машину с полным баком бензина, нам придется бросить грузовик и завтра утром пойти пешком.

Это займет больше времени, но, возможно, все обойдется. За весь день мы не заметили ни малейшего намека на опасность. Мы вообще ни с кем не столкнулись.

Солнце уже клонится к закату, когда мотор грузовика начинает «чихать». Зед никак не реагирует. Просто съезжает с дороги и сворачивает на небольшую прогалину в высокой траве на бывшем пастбище, через которое мы проезжали.

На прогалине растет несколько деревьев. Это лучшее укрытие, которое мы сможем найти в здешней местности.

— Ну, на сегодня все, — говорит Зед непринужденным голосом. Он улыбается Рине. — Грузовик увез нас довольно далеко.

— Это хороший грузовик! — Рина оглядывает странно пугающий пейзаж с заросшей травой и сорняками и движущимися тенями от быстро плывущих облаков, закрывающих заходящее солнце. — Мы будем спать прямо здесь?

— Да. Это хорошее место, — я вижу, что Зед старается, чтобы это звучало лучше, чем есть на самом деле. Было бы здорово, если бы мы смогли найти старое здание или, по крайней мере, какой-нибудь укромный лесок, где можно было бы разбить лагерь на ночь. Где-нибудь в менее уязвимом месте.

У Рины округляются глаза.

— Ладно. Мне нужно пописать.

Я выхожу из грузовика и помогаю ей выбраться. Затем мы прячемся за одно из деревьев, чтобы получить хоть какое-то уединение. Дружок радостно тявкает, когда его выпускают из машины, прыгает вокруг и обнюхивает каждый дюйм нашего окружения.

Ну, хотя бы пес рад находиться здесь.

Больше никто не рад.

Я стараюсь не обращать внимания на беспокойство, скручивающееся в узел у меня в животе, расстилаю одеяло, чтобы мы могли на нем сидеть, и начинаю готовить простой ужин из консервированной фасоли, вяленого мяса и пары помидоров.

Зед разводит костер. Затем он бродит по периметру лагеря со своей винтовкой, напряженный и беспокойный.

Он волнуется. Естественно. Это не особенно безопасное место для ночлега. Но он даже не садится за стол, чтобы поесть. Он просто хватает еду и откусывает от нее, расхаживая вокруг. Рина явно улавливает его нервозность.

Она ест то, что я ей даю, пьет воду и наблюдает, как ее отец ходит взад-вперед.

Большую часть дня она была счастлива и расслаблена. Чтобы скоротать время в дороге, я пересказывала истории из прочитанных книг, вспоминая как можно больше деталей и отвечая на многочисленные вопросы девочки. По мере того, как ускользали мили, мы все трое были поглощены этим занятием. Но теперь она замечает, что отец напряжен, и ей становится страшно.

Когда мы заканчиваем есть, я убираю посуду и бросаю раздраженный взгляд в спину Зеда. Даже его спина кажется напряженной, мышцы плеч окоченели, а позвоночник прямой, как шомпол.

Хотя я полностью понимаю его настроение, оно только пугает Рину.

Вокруг никого и ничего нет. Такое чувство, что вокруг притаились призраки.

— Может, мы могли бы спеть несколько песен? — говорю я так бодро, как только могу. — Если ты попросишь, может, твой папа споет что-нибудь для тебя.

Зед быстро оборачивается, бросая на меня озадаченный, раздраженный взгляд. Последнее, что ему сейчас хочется — это петь. Я с молчаливой выразительностью перевожу взгляд на Рину.

Она свернулась калачиком рядом со мной, прижав колени к груди. Смотрит на темнеющий пейзаж, как будто в нем могут прятаться монстры.

— Хочешь спеть, папочка? — спрашивает она дрожащим голосом.

Выражение лица Зеда смягчается. Еще раз быстро оглядевшись, он кладет оружие и опускается на колени рядом с дочерью.

— Мы можем спеть пару песен, если хочешь. С какой из них ты хочешь начать?

Рина сразу оживляется и начинает петь несколько своих любимых старых песен в стиле кантри, которые иногда поет ей Зед. Он не музыкант, но у него довольно хороший голос, и он помнит все слова.

Я никогда особо не слушала музыку кантри, но теперь я тоже знаю все эти песни, так что подпеваю.

Очевидно, воодушевленный улучшением настроения своей дочери, Зед тоже расслабляется. Я улыбаюсь, наблюдая, как он поднимает Рину на ноги и совершает с ней шаги тустепа.

(Тустеп — американский бытовой танец, немного напоминающий польку, — прим).

Она хихикает, спотыкается и пытается петь слова песни во все горло.

Я регулярно осматриваю окрестности, просто на всякий случай, но мир так же пуст, как и двадцать минут назад.

Мы совершенно одни.

Когда мы заканчиваем эту песню, Рина хлопает в ладоши и от волнения исполняет небольшую джигу.

Зед ловит мой взгляд и улыбается по-настоящему. Тепло, искренне и интимно. Это заставляет мое сердце подпрыгнуть, а затем забиться быстрее.

— Еще одну, папочка? Можно еще одну?

— Да. Еще одну, а потом тебе придется лечь спать.

— У меня нет кровати.

— Сегодня ты можешь спать на сиденье грузовика. Это будет почти как кровать.

Мне сразу нравится эта идея, так как двери грузовика можно запереть, а значит, там она будет в большей безопасности, чем где-либо еще.

Рина, похоже, в восторге от этого плана.

— О, это будет здорово! Но сначала еще одна песня!

— Да, еще одна песня. Какую ты хочешь?

Она на минуту задумывается, решая выбрать что-нибудь подходящее. И наконец выпаливает:

— Старики разговаривают о погоде!

Я усмехаюсь, услышав ее импровизированное название старой песни Рэнди Трэвиса, которая всегда была одной из ее любимых.

Зед серьезно кивает.

— Это хорошая песня, — он протягивает руки, чтобы снова потанцевать с Риной, и она с радостью соглашается. Они танцуют всю первую половину песни.

Затем Рина резко отстраняется и восклицает:

— Теперь ты потанцуешь с Эсси!

Я начинаю возражать, потому что танцы — это не мое, а девочке было так весело. Но Зед, не колеблясь, подходит к тому месту, где я сижу. Он протягивает ко мне руку.

— Ты тоже танцуй, Эсси!

Вздохнув и покачав головой, я позволяю Зеду поднять меня на ноги, а затем привлечь в позу, положив одну руку мне на талию, а другую сжав в своей.

Рина радостно аплодирует.

Зед начинает петь песню с того места, на котором остановился, показывая мне па танца. Я стараюсь как можно лучше следовать его примеру, и вскоре мне уже все равно, правильно ли я двигаюсь.

Он смотрит на меня сверху вниз, в его глазах улыбка. В мерцающем свете огня его лицо кажется красивым и знакомым, но в то же время оно выглядит совершенно новым. Как будто он поет прямо для меня. Говорит, что будет любить и хранить верность мне вечно.

Я реально могла бы растаять в ответ на это.

Когда песня заканчивается, Рина вскакивает, продолжая хлопать, и подбегает, чтобы одновременно обнять нас обоих за бедра.

Я смеюсь, довольная тем, что это отвлекает меня от того, что я только что чувствовала.

Я подозреваю, что Зед все еще наблюдает за мной, пока я помогаю Рине умыться, переодеться в пижаму, а затем устроиться с одеялом и подушкой на заднем сиденье в кабине грузовика.

По какой-то причине меня охватывает тревога, она переполняет грудь и сжимает горло. Я похлопываю по пассажирской двери, где Рина надежно укрыта на ночь, а затем скрещиваю руки на груди.

— Может, нам по очереди дежурить? — спрашиваю я, в основном для того, чтобы как-то заполнить тишину.