Ричард Глостер, король английский (СИ) - Воронина Виктория

Екатерина не могла заснуть всю ночь, надеясь, что муж одумается и вернется к ней, и только перед рассветом она забылась беспокойным сном. Утро принесло ей новую тревогу. К ней пришел начальник ее охраны лорд Чарльз Трентон, любезный пожилой мужчина, с которым она любила по вечерам играть в шахматы, с жалобой на то, что люди короля Ричарда выгоняют его солдат с их постов, а их командир, сэр Шелтон вообще приказывает им покинуть Чизвелл Грин.

- Увы, милорд, я пока ничем не могу вам помочь. Я прогневила своего супруга, теперь и вы должны страдать за это. Нам остается только подчиниться, - печально ответила ему Екатерина. - Но, не беспокойтесь, как только представится возможность, я вознагражу вас за пережитые лишения.

Лорд Чарльз со слезами простился со своей любимой королевой, и со своим отрядом покинул ее резиденцию. Екатерина осталась с сэром Робертом Шелтоном, который не слишком церемонился с нею за ее вину перед королем Ричардом. Оплеуху, полученную им от короля, он относил на ее счет, поэтому не испытывал к королеве никакого сочувствия. Придворные дамы Екатерины тоже жаловались ей на бесцеремонность воинов с севера, больше привыкших к кровопролитным сражениям, чем к придворному обхождению. Солдаты при попустительстве Шелтона чувствовали себя в резиденции королевы как в захваченной крепости, и не стеснялись без спроса заходить в любые комнаты, если считали это нужным. Видя, как тяжело приходится ее прислужницам от непривычного им грубого солдатского обращения, Екатерина отпустила их до лучших времен по домам, хотя и нуждалась в женской поддержке в последние месяцы беременности. Королева оставила при себе только двух пожилых дам, наиболее привязанных к ней, и Скай Эббот. Скай оказалась единственным че­ловеком, который не тушевался перед произволом сэра Шелтона и его солдат: мало того, она своей твердостью и упреками заставила смущаться Роберта Шелтона, и благодаря ее усилиям солдаты стали вести себя более пристойно.

Екатерина все ждала, что Ричард простит ее и вернется к ней: она молилась и надеялась на это, но неделя проходила за неделей, а муж за все ее долгое томительное ожидание не написал ей даже короткого письма, и никак не давал о себе знать. Для Ричарда их разлука была не менее мучительна, чем для нее, он много бы дал за то, чтобы без ущерба для своей чести вернуться к жене, но твердо усвоенные им моральные принципы твердили ему, что потакание и легкомысленное отношение к измене есть не меньшее зло. Да и мать его герцогиня Йоркская открыто возмущалась тем, что ее сын никак не наказал свою неверную жену.

-- Стал жить отдельно от нее, что это, скажи на милость, за кара такая?! - негодовала герцогиня в разговоре с Ричардом. - Нужно устроить над опозорившей тебя Ланкастер открытый и нелицеприятный суд, развестись с ней, осудить на тюремное заключение. Она заслуживает, по меньшей мере, ссылки в монастырь Бермондси.

-- Екатерина еще очень молода, матушка, почти ребенок - она ровесница моей дочери Кэтрин. Нужно принять это во внимание и проявить к ней снисхождение, хотя она и допустила непростительную слабость, - Ричард все же нерешительно пытался защитить жену.

-- У королевы нет возраста и не должно быть человеческих слабостей, Ричард, иначе какой пример для подражания она подает своим подданным, - сурово сказала ему мать, и в сердцах добавила:

-- То, что ты оставил жену на свободе, весьма тревожит меня. Как бы нам не пришлось краснеть за нее еще раз.

-- Я оставил ее под надзором сэра Шелтона, матушка. Думаю, он справится с возложенной на него задачей, - мрачно сказал, опустив голову Ричард. Разговор с матерью разбередил его не успевшие затянуться душевные раны.

-- А вот это правильно! Сэр Шелтон известен как честный и неподкупный человек, - обрадовалась герцогиня Сесилия, и вновь начала уговаривать сына принять по отношению к изменщице самые суровые меры наказания. Гибель мужа и сына Эдмунда до сих пор отдавалась мучительной болью в сердце герцогини Йоркской, и она не желала проявлять ни малейшего милосердия к дочери Маргариты Анжуйской, обрекшей их на смерть.

-- Твоя слабость вредит твоей репутации, Ричард, - убеждала Сесилия Йоркская. - Люди не понимают опалы королевы и винят в ней твою тиранию.

Но Ричард не смог ни простить жену, ни проявить к ней жестокость, и не менял неопределенное положение развода, в котором они оба находились.

Однако даже милосердная сдержанность Ричарда оказалась губительной для его юной жены, отсутствие поддержки с его стороны и постоянные тревоги подорвали ее здоровье, отняли у нее силы, и Екатерина оказалась неспособной родить самостоятельно, когда в начале мая пришло время появиться на свет ее ребенку. Вдобавок слишком узкий таз роженицы мешал благополучному разрешению ее от бремени. Роды у Екатерины превратились в настоящую схватку жизни и смерти. Испуганная акушерка призналась сэру Шелтону, что можно спасти либо мать, либо дитя, но грозный рыцарь непреклонно заявил ей:

- Спасайте обоих, достойная женщина, в ином случае король отнимет головы у нас двоих.

Подавленная повитуха поспешила обратно, кляня про себя человеческое невежество, заставляющее требовать от нее невозможного. Роберт Шелтон в волнении расхаживал в приемной королевы, ожидая новостей, но роды дли­лись уже сутки, а Екатерине не становилось лучше. На него налетела Скай Эббот, - ее все больше тревожило тяжелое состояние королевы. И она закричала:

- Не стойте как пень, сэр Роберт, сделайте что-нибудь! Найдите более искусных повитух. Еще немного, и королева с ребенком погибнут.

Тут на рыцаря Шелтона снизошло нечто похожее на озарение: он вспомнил, как в одном из военных походов ему довелось стать свидетелем трудных родов у крестьянки, которая тоже долго не могла родить. И только нечаянное известие о том, что в доме начался пожар, совершило чудо. От страха женщина поднатужилась и родила долгожданного ребенка.

Сэр Роберт больше не медлил ни минуты, он поспешил к мучающейся Екатерине, схватил ее за плечи и грозно закричал:

- Готовьтесь к смерти, мадам. Только что от короля мне поступило распоряжение предать вас немедленной казни за вашу супружескую измену.

Видя прямо перед собой свирепое лицо рыцаря, и слыша его страшные слова, Екатерина пришла в ужас, и вдруг у нее откуда-то появились силы сопротивляться ему и неминуемой смерти. На мгновение она забыла об изнуряющей ее боли, и этого мгновения младенцу оказалось достаточно, чтобы с громким криком вырваться на свет. Екатерина содрогнулась всем телом и впала в беспамятство.

Она очнулась солнечным майским утром, когда нежный ветерок, долетавший к ней из окна, стал ласково шевелить ее волосы. Увидев, что королева пришла в себя, служанки радостно бросились к ней и наперебой старались выполнить любое ее желание. Екатерина попросила принести ей ребенка, и одна из служанок дала ей в руки ее дочь. Это крошечное существо показалось Екатерине подлинным чудом, и она преисполнилась благодарности всему миру за испытываемое ею счастье материнства. Девочка сделалась еще дороже ей, когда королева заметила, как плохо окружающие скрывают свое разочарование от того, что она родила дочь, а не сына. Екатерина вспомнила как ей самой приходилось страдать в детстве от жалоб матери, что она оказалась не мальчиком, и еще теснее прижала крошку к себе оберегающим жестом, ничуть не жалея о том, что из-за трудных родов у нее больше никогда не будет детей. Ее счастье было полным, безграничным и бесконечным.

Когда Екатерина окрепла, она позвала сэра Шелтона, чтобы лично поблагодарить его за спасение дочери и свое собственное. Притихший Роберт Шелтон вошел в ее спальню в то время, когда королева кормила ребенка - она не пожелала отдать свою дочь в чужие руки кормилицы, хотя этого требовал обычай. Присутствие малышки дарило Екатерине такое счастье, которое она не согласилась променять на самые желанные блага в мире. В своем материнстве юная королева желала уподобиться пресвятой Деве Марии, питавшей своим молоком своего сына. Сочетание материнской любви и религиозного благоговения приносило Екатерине во время кормления дочери безграничную отраду, отчего ее лицо светилось невидимым светом неземной радости.