Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"
Но Гермиона всё ещё размышляла, был ли прав Том о недостатках жизни с Риддлами, потому что их сельская усадьба располагалась на окраине деревни, что было такой же огромной разницей с чистыми, освещёнными фонарями районами Кроули, как у самого Кроули с суетой лондонской Оксфорд-стрит{?}[Центральная и одна из самых многолюдных улиц Лондона с множеством магазинов, на которой в том числе располагаются крупнейшие универмаги – Хэрродс, Селфриджес и т.д.] во время утренней пересменки. В деревнях не было хорошо укомплектованных киосков печати с дюжинами разных газет и журналов, обновляющихся каждый день, что позволяло Гермионе выбирать те, где были самые интересные для неё статьи. В деревнях были маленькие, тесно связанные сообщества, где все жители знали друг друга и испытывали общее презрение к заносчивым горожанам с их напускными любезностями и беспутным городским образом жизни.
Гермиона всегда придерживалась широких взглядов на вещи: пока она поддерживала британский вклад в войну, она также симпатизировала мирным жителям других мнений, которых она не могла отнести к категории «Угроза суверенитету и свободам Великобритании», как хотели внушить населению пропагандисты морального духа. К тому же она никогда не молилась за души британских солдат за границей, а её посещаемость церкви была довольно скудной — ещё одна черная метка против неё, если верить закоренелым деревенским традиционалистам.
Вскоре их планы на рождественские каникулы были оговорены между мамой и миссис Риддл, а даты не подлежали изменению. Когда она проанализировала приготовления трезвым взглядом, единственным, кто всё ещё был недоволен, оставался Том, но, опять же, ему нравилось жаловаться — но это было его проблемой, вытекающей от смехотворно завышенных стандартов ко всему.
(Она была уверена, что если процитирует «попрошайки не выбирают» Тома, он просто одарит её одним из своих непроницаемых выражений лица и спросит, почему она решила, что это хоть как-то относится к этой ситуации. Для Тома Риддла не было равных, ни в одном из проявлений, и это не всегда было чем-то хорошим.)
Последние выходные лета были отмечены званым ужином в доме Грейнджеров, куда были приглашены Тиндаллы, Риддлы и мистер Пацек.
Для Гермионы было странно думать о Риддлах во множественном числе. Почти десять лет она думала о Томе как о Риддле, единственном живом существе, чья необычная внешность и темперамент не встречались ей ни в ком другом, ни до, ни после поступления в Хогвартс. В школе, когда кто-либо, учитель или ученик, упоминал бы Риддла, она сразу понимала, что говорят о Томе Риддле — лучшем дуэлянте и всеобъемлющей звезде школы, сокровище своего факультета и весомом контраргументе против общепринятого мнения о том, что слизеринцы высокомерны и неприятны.
Но затем она встретила мистера Тома Риддла, который прибыл с миссис Мэри Риддл вечером званого ужина. Стоило ему повесить свою шляпу в вестибюле и обернуться, держа в руке благородный винтажный коньяк и коробку сигар для папы, — который не курил, — она увидела, почему майору Тиндаллу хватило одного мгновения, чтобы сделать догадки об отцовстве Тома.
Томас Риддл был пожилым джентльменом, высоким, и стройным, и выделяющимся для своего возраста густыми блестящими волосами, хоть и подсвеченными всполохами седины по бокам и на висках. Он не был точной копией Тома, вовсе нет, но чем больше на него смотрела Гермиона, тем больше схожестей она видела: идеальные волны волос, конечно, тот же высокий изгиб бровей, угловатая структура челюсти и подбородка, подтянутая и элегантная фигура, на которой хорошо смотрелась даже подержанная одежда. У мистера Риддла были подёрнутые сединой усы щёточкой и длинные бакенбарды, глаза Тома были темнее, а кожа бледнее и не такой морщинистой — но семейное сходство между ними было несомненным, и, если бы правда не вышла наружу, Томас Риддл мог бы сойти за очень возрастного отца Тома.
Том тоже это заметил: эта тема была неизбежна, потому что приходящие гости не могли удержать и не прокричать: «О, а вот и Том! Он выглядит точь-в-точь как твои старые ферротипии{?}[Металлическая пластина (изначально покрытая чёрным лаком), на которой (зеркально) проявлялось фотографическое изображение. Прародитель современной фотографии. Изображения не имели негативов и существовали в единственном экземпляре], Томас — я увидел сходство с одного взгляда!»
Знакомства продолжались, а Том становился всё ворчливее и ворчливее, потому что не было ничего, что он любил бы меньше, чем когда его с кем-то сравнивали. По опыту Гермионы, Том привык быть эталоном, с которым сравнивали других людей, и когда это происходило, то это лишь делало ещё более очевидным то, чем они не дотягивали до достижений Тома. Угрюмость Тома росла, когда миссис Бланш Тиндалл похвалила его чудесные манеры, что заставило миссис Риддл положить руки на плечи Тома и посмотреть на него, как цветовод смотрит на свои бегонии с синей ленточкой{?}[Синюю ленточку вручают победителям различных выставок: цветочных, собачьих и т.д.]. Это всё очень выводило Гермиону из равновесия, которая много лет представляла, каким бы Том был, если его усыновит его собственная семья, но бросила эту затею, когда не смогла ничего придумать.
— Не думаю, что кто-либо ожидал нечто подобное, — заметила Гермиона для мистера Пацека в углу комнаты, держа в руке стакан газировки с гренадином и льдом, капающим на её ладони из-за зноя позднего лета. — И меньше всего Том. У него такой вид, будто разрушается его душа.
— Им не достаёт некоего je ne sais quoi{?}[(фр.) “Не знаю что”, в прошлом распространённый синоним, особенно в искусстве, к слову “неизъяснимый”], деликатно выражаясь, — сказал мистер Пацек, оглядывая Риддлов краем глаза. — Я полагаю, молодой мистер Риддл разочарован этим — я уже давно считаю его тем, кто делает ставку на различие между «нашим видом» и всеми остальными.
Гермиона отпила гренадин, вытирая запотевший стакан краем своей юбки:
— Это забавно, потому что я уверена, они считают себя видом, отличным от всех нас.
— «Яблоки и яблони», как там в пословице, — сказал мистер Пацек, мудро кивая. — Я не согласен со многими идеями нашего дорогого друга Геллерта, но я верю, что он прав в том, что кем мы являемся, заложено в крови, и некоторые люди могут обнаружить, что у них это находится дальше, чем у других. Но, возможно, мистеру Риддлу будет полезно смириться с тем, что между нами и ними мало различий, если они вообще есть.
Остальные разговоры продолжились, когда гостей проводили к столу, рассадив в формальном порядке чередования мужчин и женщин, что происходило в доме Грейнджеров всего раз или два за всю длительность жизни Гермионы. Привыкшая к одной вилке и одному ножу на человека, она удивилась, когда увидела, что её семья вообще владела таким количеством приборов.
— Насколько я понимаю, Вы частный наставник Гермионы? — спросила миссис Риддл у мистера Пацека, её тон был робким, но лишь в дюйме от того, чтобы стать слишком докучливым. Благодаря её благородному, подобающему леди присутствию, её назойливые вопросы превращались в доброжелательную заботу.
— Он самый, — подтвердил мистер Пацек, приподняв бровь и ответив на её вопрос с таким же уровнем холодной вежливости.
— И что вы преподаёте? Музыку? Танцы? Déportement{?}[(фр.) поведение]?
— Языки.
— Хм, — сказала миссис Риддл, пренебрежительно вскинув голову. — Дети в наше время не получают настолько всестороннего образования, как раньше. Когда я была девочкой, у меня была французская гувернантка, а у моего сына был австрийский мастер фортепиано, когда он был маленьким мальчиком. Но в наши дни сложно даже найти подобающую прислугу — в наши дни у них хватает наглости брать у вас интервью, а не наоборот! — миссис Тиндалл на это вежливо усмехнулась, а миссис Риддл продолжила: — Хотя я признаю, что в те времена найти службу было гораздо проще: во время последней войны многим из нас приходилось прибегать к помощи иностранцев, что всё же лучше, чем сейчас — если не обращать внимания на невразумительные континентальные акценты. Конечно, я хвалю Ваши знания английского, сэр. Они очень хороши для того, кем Вы являетесь.
