Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"
Том издал несогласный звук, и его рот открылся, чтобы заговорить, но прежде чем он успел, Гермиона пихнула его локтем в бок и сказала:
— Это очень щедрое предложение, но, боюсь, я уже пообещала Тому, что приеду. Я не могу представить, что будет настолько плохо.
— Кто знает, — тактично ответил Роджер и на этом удалился.
Том притих после её твёрдого отказа на предложение Роджера, но не отходил от неё до конца вечера.
Она завязала обсуждение с Роджером о миниатюризации технологий и как война ограничила ресурсы на гражданских рынках, перенаправляя их в военные исследования и производство. Оказалось, многие новые изобретения были под грифом «секретно» во имя нужд войны, но когда закончится война — что, Роджер надеялся, было достаточно отдалённо, чтобы он успел закончить академию и найти себе место в научной группе, занимающейся самыми передовыми исследованиями, но не так далеко, чтобы его держали на военной службе до конца его жизни, — произойдёт сущий наплыв изобретений, готовых в корне изменить стандарты жизни обычной британской семьи. Доступный телеприёмник в каждом доме, только представь!
Гермиона сцепила руки в чистом восторге от этой идеи, в то время как Том лишь фыркнул себе под нос, без сомнений не впечатлившись тем, что он определённо обозвал «магловской находчивостью» — в высшей степени оксюморон.
Позже вечером, когда Тиндаллы уехали домой, и папа отвёз Риддлов в их отель рядом с Гайд-парком, Том спустился в подвал, пока Гермиона проходилась по своей книжной коллекции, чтобы решить, какие из книг заслужат место в её сундуке для Хогвартса в следующем учебном году. Их новый семестр начинался через неделю, поэтому она уже была посреди своих сборов, за эту задачу она бралась каждый год с высочайшей серьёзностью.
Том предпочёл остаться в своей старой кровати в подвале Грейнджеров, вместо того, чтобы делить автомобиль со своими бабушкой и дедушкой. Папа Гермионы твёрдо сказал, что не станет делать два круга до центрального Лондона только потому, что Том не выносил оставаться с ними один на один.
Она скинула свои туфли и стянула чулки, пока Том расстёгивал свой пиджак и снимал галстук — все они были новыми вещами, которые ему купила миссис Риддл. В свой каждый визит она привозила Тому дорогие подарки: набор для бритья со складным лезвием и несколькими брусками изысканного кастильского мыла, наручные часы с отполированным серебряным браслетом, на котором сзади были выгравированы его инициалы, и коробки одежды, которая была более «подходящей для его положения», что было не только дорогим подарком в связи с нормированием, но усугублялось тем, что Том вырастет из неё за год-другой.
Том принимал эти подарки с выражением покорности на лице, и, хотя он не спорил о высокомерной оценке его бабушки о его «положении», было очевидно, что он не ценил ни её вкуса к подаркам, ни её баловства. За все дни рождения и рождественские дни, которые они разделили, Гермиона знала, что Том предпочитал книги и магические приспособления всему, что можно было купить в магловском мире. Она заметила, что он всё ещё пользовался её коробкой, которую она подарила ему на Рождество второго года с чарами вечного стазиса.
— Твоей маме нравится Роджер Тиндалл, — сказал Том, плюхаясь на свою кровать и разбрасывая аккуратно сложенные подушки.
— Он очень располагающий молодой человек, — отвлечённо ответила Гермиона, взмахивая палочкой, чтобы призвать расчёску из ванной. Магия была практичной во многих вещах: ей никогда не приходилось искать в пяти разных ящиках потерянную шпильку, когда простое Акцио могло ей её призвать. — Он офицер и джентльмен, и не из тех глупцов, кто посылает кавалерийскую бригаду против окопавшейся артиллерии. Такие встречаются реже, чем можно было бы подумать.
— А тебе он нравится? — спросил Том, его тону странно не хватало какой-либо интонации.
Гермиона пожала плечами:
— У меня нет причин, чтобы он мне не нравился.
— Но он магл.
— И какое это отношение имеет к чему-либо?
— Он не один из нас, — настаивал Том. — Мы прогибаем Статут, когда братаемся с посторонними. В Америке категорически запрещают несемейные взаимодействия — и даже тогда, знаешь, это крайне не рекомендуется.
Гермиона несогласно фыркнула:
— Не я вытаскиваю свою палочку во время утреннего чая, как некоторые, чьё имя я так удобно подзабыла. И в любом случае, если ты собираешься цитировать мне правила, то тогда ты должен знать, что они позволяют исключения.
— Да, я знаю, — нетерпеливо сказал Том, мрачно хмурясь в её сторону. — Но ты не выйдешь за него замуж.
— Кто сказал?
— Я!
Гермиона бросила в него подушкой, которую он отразил невербальным Щитовым заклинанием и отправил её обратно в неё взмахом палочки:
— Это снова то же самое, как твоя идея о лицензировании деторождения? «Никому, кто не может перемножить четырёхзначные числа, не стоит подаваться», и так далее. Я сказала тебе тогда, что ты не можешь ходить и раздавать такие «жизненные советы». Не то чтобы тебя вообще слушать станут.
— Они уже слушают мои «жизненные советы», — проворчал Том себе под нос. После нескольких секунд тишины он подпёр подбородок ладонью и спросил, — Ты уже думала о замужестве?
— Чуть-чуть, — сказала Гермиона. — Немного. Я не знаю — сейчас это кажется таким далёким будущим. Я сначала сосредоточусь на окончании школы, потому что замужество — это лишь возможность, а экзамены случатся несомненно, — она вздохнула и указала палочкой на заглушающую ширму между их кроватями. — Я устала и иду спать. Если у тебя есть ещё вопросы, задай их утром.
Ширма сама раскрылась и растянулась по полу, отделяя зону Гермионы от Тома. Свет на её стороне потускнел и погас.
Когда она повернулась, она заметила лёгкое свечение вокруг краёв ширмы, где Том ещё держал свет включённым, но когда она накрыла голову одеялом, полная темнота охватила её.
Первого сентября Гермиона встретила Тома на платформе 9¾. Он уже был одет в форму, его галстук был завязан идеальным узлом, а значок старосты прикреплён к лацкану, потому что он прибыл по каминной сети из общественного камина в «Дырявом котле». Что поразило Гермиону, как утончённо он выглядел по сравнению с оравой спешащих родителей за своими полуодетыми детьми, на которых были магловские пальто, чтобы скрыть эмблемы факультета на джемперах школьной формы, или тех, кто носил свои мантии Хогвартса поверх свободных сорочек и бридж, что было обычным нарядом детей волшебников.
Том всегда заботился о своей внешности, это не было необычным. Но сегодня его наряд выглядел безупречным до такой степени, что толпа оставляла небольшое пространство вокруг него, а не толкала его, как других случайных наблюдателей. Было что-то в его неопределённой самоуверенной властности, в его хорошо скроенной форме, как в витринах Косого переулка, или в том, как его глаза просматривали толпы волшебников, ведьм, домашних животных в клетках, свободно бегающих домашних животных без клеток и парящий в воздухе штабель багажа — его внимание было обращено на нечто, выходящее за рамки понимания обычного человека.
«Или что-то в этом духе, — подумала Гермиона. — Тому всегда нравилось прикладывать усилия для идеального первого впечатления».
— Том! — крикнула Гермиона, и его голова дёрнулась, чтобы посмотреть на неё.
Она протолкнула локтями путь к нему, таща за собой сундук, и обхватила его руками в увлечённое объятие.
Казалось, что объятия Тома тоже изменились с того, что она помнила за прошлые годы, и ей от этого было немного грустно: сегодня всё так отличалось от того, когда она прибыла в первый раз на станцию с родителями, крепко сжимая в руках билет на поезд, оглядываясь в поисках Тома, не находя его нигде на платформе, и понимая, что ей придётся ехать на поезде в Хогвартс в одиночку.
В то время как Том был худым, практически костлявым, в первый год, сейчас он поправился за годы лучшего питания, чем предоставлял приют, — хотя он всё ещё оставался стройным с острыми, угловатыми чертами, и они никуда не уйдут с возрастом. Теперь, когда она его обнимала, она не могла различить каждое ребро по отдельности: он носил форменную мантию поверх джемпера, поверх рубашки, но под всей этой тканью она всё равно могла чувствовать жёсткий слой плоти, на что она раньше никогда не обращала внимания, но теперь не могла перестать об этом думать. Лёгкая робость закралась в её мысли, и она бы заставила её отойти от Тома, если бы он не обнимал её в ответ, не торопясь отпускать её. Ещё одно изменение постоянно растущего списка.