Касание пустоты - Волков Игорь Владимирович

– Валяй, я пока закажу ортопедический бокс. – Прокофьев кивнул второму доктору, и они вышли.

А небо-то все хмурилось. Я сел на лавочке возле больничной пепельницы. Закурил. Вспомнил лондонские видео. Достал телефон и набрал Виктора. Видимо, он решил мне отомстить и на звонок не ответил. Поколебавшись, дублировать вызов на коммуникатор я не стал. Докурил одну сигарету, достал вторую.

Огляделся, убедился, что никого нет поблизости и… попытался потянуться через пространство к соседнему кусту. Успел дотронуться до веток, прежде чем руку обожгло огнем. Быстро собрался в себя. На что я надеялся, сам не знаю. Может, что все волшебным образом прошло? И я могу, как раньше, использовать пространственные переходы? Большой мальчик в тридцать два годика продолжает верить в волшебство.

Я еще раз позвонил Виктору, и он снова не ответил. Набрал сообщение Боровскому: «Ярослав, не теряй, на пару дней ложусь во Вредена, увидимся на следующей неделе». Затушил сигарету и встал.

Решение – это же не всегда итог долгого мыслительного процесса. Иногда решение – это просто точка в череде событий.

Я поднялся наверх. Прокофьев уже ждал меня. Я выудил из недр памяти его имя и уверенно сказал:

– Максим Владимирович, я готов к трансплантации. Что для этого нужно?

Перечень оказался небольшим, но саму операцию предстояло ждать месяца полтора. На этой неделе Прокофьев обещал подготовить цифровую модель моей руки. Он собирался использовать имеющиеся данные КТ, но предполагал, что их может не хватить и придется делать съемку в других ракурсах. После того как модель будет готова, по ней в лаборатории начнут выращивать ткани. За неделю до операции их все погрузят в специальную среду, где они пройдут предоперационную подготовку и будут окончательно готовы к трансплантации.

К сожалению, заменить сразу все поврежденные участки невозможно, и в течение года планировалось сделать четыре такие операции. Но к этому я уже был готов отнестись философски. Изучив программу, я поставил цифровую подпись под договором на трансплантацию.

– Ты все верно решил, Алексей, – пожал мне руку Прокофьев. – Но кости все равно давай поправим, и до операции поносишь турбокаст.

Два дня в больнице я провел с пользой: кроме запланированной процедуры, мы успели дополнить недостающие снимки и договорились о дате валидации модели руки.

В день выписки Лерка не стала заезжать ко мне домой, а позвала поесть в городе и прогуляться. Ужинали мы на берегу Лебяжьего пруда, а после не спеша пошли по парку в сторону метро. Лерка не возражала против моей руки на своей талии, но была удивительно молчалива. В итоге я ее встряхнул и спросил, в чем дело.

– Все очень быстро происходит, Лёш. Ключ от квартиры… Ты сейчас восстановишься после травмы и снова исчезнешь. В космос, в Лондон, не знаю, куда еще. А я останусь. И к этому я пока не готова.

– Лер, – я грустно улыбнулся, порылся в кармане и достал сигарету, – никуда я уже не исчезну. В конце августа – первая пересадка костей. За годик вернут мне руку, но тема с переходами после имплантации будет полностью закрыта. И в Лондоне я точно буду никому не нужен. Останусь здесь с Боровским. Пока он код писать не научится, – я ухмыльнулся. – В космос меня теперь тоже вряд ли выпустят: кому нужен пилот, который в любой момент может уйти в распад. В конце августа после операции сунусь в летную академию. Думаю, там место найдется, буду учить молодняк водить грузовики к поясу астероидов.

Лерка молча смотрела на меня.

– Да, – я грустно улыбнулся. – Понимаю, какое это должно быть разочарование. Вместо успешного пилота, героя межзвездных экспедиций – списанная на берег сломанная некондиция. Но в сексе-то я хорош, признай.

– Дурак ты!

Отстранившись, она ускорила шаг и пошла по дорожке дальше. Я выбросил окурок, догнал Лерку и снова пристроил руку на ее талии.

Постепенно моя квартира начала обрастать женскими вещами. Шкаф сменил зеленую индикацию загрузки на желтую, а спустя еще неделю – на оранжевую. И я, выбрав день, когда Леры не было дома, выкинул часть своих старых вещей.

Я отдавал себе отчет, что с Леркой меня связывают только страсть и воспоминания о детской дружбе. Но надеялся, что со временем это выльется во что-то большее. Если даже не любовь в том виде, в каком я ее себе представлял, то во что-то достаточно близкое к этому. Пока же, когда в голову закрадывалась мысль, что Лерку я использую, чтобы не оставаться в одиночестве, я гнал эту мысль прочь.

Моя жизнь обрела законченную предсказуемость.

Занятия ЛФК оставались, но существенно изменился подход. Над повышением работоспособности мы больше не бились: стояла задача не потерять набранную функциональность. Ушла болезненность процедур, некоторые упражнения даже стали доставлять удовольствие. После я ехал в лабораторию, по дороге почти всегда заезжая на «Горьковскую» за кофе. В лаборатории издалека наблюдал, как ребята осуществляют переходы, пытаясь набрать скорость лондонской команды. И обрабатывал данные, строя по ним красивые и, как мне казалось, совершенно бесполезные графики. Боровскому про трансплантацию ничего не сказал. Не знаю почему. Он лелеял надежду, что однажды начнет снимать и мои переходы. Но ведь все мы периодически заблуждаемся?

Я полностью смирился с тем, какой стала моя жизнь. Получал ли я удовольствие от нее? Нет. Были мелкие радости – чашка хорошего кофе, ночь с Леркой, яркий закат над крышами домов. Но это лишь искры на сером полотне обыденности. Да и кто сказал, что удовольствие должно быть постоянным? Сколько вокруг таких, как я. Обычных. Плывущих по течению. Не всем удовольствие отмерено.

Август выдался теплым. До операции оставалось чуть больше недели, когда в один из дней мне захотелось нарушить устоявшийся распорядок. Возвращаясь с ЛФК, я не поехал в лабораторию. Сначала хотел пообедать в городе, но в итоге передумал. Недалеко от дома зашел в районную кофейню, купил большой капучино. Это была еще одна из по-настоящему любимых мной кофеен. Тут умели делать совершенно волшебную невесомую молочную пенку. Расслабленно шел к дому, отхлебывая кофе.

Первым среагировало сердце, оно чувствительно стукнулось о ребра, пока ленивый, наслаждающийся последним теплом и вкусным кофе мозг обрабатывал зрительную информацию. Я сделал еще несколько шагов и остановился.

Только не сейчас. Не теперь, когда я отпустил прошлое. Когда нашел почву под ногами в существующей реальности.

Хотелось развернуться. Но Райли увидел меня, помахал и быстро пошел в мою сторону. Интересно, что бы он сделал, если бы я побежал прочь?

Я пытался справиться с трясущимися руками, в итоге уронил стакан с кофе, и жидкость расплескалась по асфальту, украсив его молочной пенкой. Сунул руки в карманы, но тут же пришлось одну доставать – Райли приветливо и энергично протянул свою для рукопожатия. Его ладонь была горячая, а моя, наоборот, ледяная.

– Ты замерз? – удивился он и даже посмотрел на солнце, которое уверенно подтвердило, что вполне себе пригревает, несмотря на август.

Я сделал невнятный жест рукой и снова сунул ее в карман.

– Какими судьбами здесь? – Голос тоже подводил, пришлось кашлянуть, чтобы избавиться от хрипоты.

– Да вот тебя ищу. Боровский сообщил, что ты не поехал в лабораторию, и я решил подождать тебя у дома. Ты совсем пропал. Уже и не отвечаешь нам. Сообщения – половина не просмотрены.

Я глядел на зеленую крону клена, возле которого мы стояли. Так, может, и надо было все оставить как есть, а, Райли? Ведь если бы я хотел вернуться, я бы, наверное, позвонил? Приехал?

– Ты мне не рад, – прозорливо заметил Райли. – Мне жаль… Но ты нам очень нужен.

Я посмотрел на него. Нет, он не шутил.

– Мы можем пойти куда-нибудь? – спросил он. – Кофе выпить или чего покрепче, поговорить надо.

Я кивнул. Вести его в свою кофейню не хотелось, поэтому я развернулся в другую сторону, поймал такси, и мы доехали до Социалистической улицы, на которой располагался неплохой пивной бар.