Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара
- Это ты прав. Какие из рабов воины? А вот, не больно ли ты много знаешь, в лесу сидючи, а?
- В такое время из лесу видней. К нам ведь отовсюду идут... даже из Кевата. Ремесленники. Поддались на обещания, ушли - а вышло, что сменили землянку на погреб: были вольными, стали рабами. Везде плохо, биил Тубар.
- Но, это ты по молодости! Сколько уж так было на моем веку: до того, вроде, худо, прямо руки опускаются. А время прошло - глядишь, опять люди по-доброму живут.
- Но вы-то рук никогда не опускали?
Он добродушно засмеялся.
- Вроде нет. Моим-то рукам работы всегда в достатке. То, вишь, пираты одолеют, а то и соседей пора пугнуть, чтоб не зарились. Вы вот нынче полезли. Некогда и старость потешить. А что про войну говоришь... может, я бы и послушал, коли б ваши не под Гардром стояли. Покуда хоть один чужой на лагарской земле, я мира не запрошу.
- А если вам предложат мир?
- Кто?
- Мы.
- Вон оно что! Выходит, не зря про весну обмолвился?
- Не зря.
- Бунт? - с отвращением спросил Тубар. - Не думал, что Калат до такого дойдет!
- Значит, лучше пусть один дурак губит две страны?
- Тише ты, черт! Чтоб я таких слов про ставленника господня не слыхал!
- Ставленник господень? - процедил я сквозь зубы. - Первым в славной династии Киохов был разбойник, глава шайки, которая орудовала на Большом торговом пути. Совет купеческих старшин нанял его для охраны дороги от других мерзавцев, и он в этом так преуспел, что был выбран главой городского ополчения, когда калар Сартога напал на Квайр. Огс Киох разбил его войско, захватил замок и, убив калара в покоях его дочери, насильно взял ее в жены, чтобы объявит себя каларом Сартога. А вернувшись в Квайр, воспользовался торжеством в свою честь, чтобы перебить Совет Благородных, правивший Квайром, и стать локихом. Воистину беспорочный ставленник господень! 130 лет правит Квайром династия Киохов, и за это время только двое из них взошли на трон законным путем. Тисулар I, который сразу отравил родного брата, и нынешний Господин Квайра - Ниер III, единственный сын человека, который не мог иметь детей.
- Ну и намолотил же! Слушать тошно!
- А глядеть, что делают с Квайром, не тошно? Десять лет Огил не думал о бунте - чего он достиг? Ремесла хиреют, торговля в упадке, народ обнищал. А теперь и война... Хватит! Надо спасать страну! Двести лет Квайр неплохо обходился без локихов, может, попробовать, как выйдет теперь?
- Да тише ты, сумасшедший, чего разорался! Ну и кипяток! Грех так говорить, парень. От бога власть, нельзя стране без владыки. Где нет господина - там разброд. Мигом все ваши калары передерутся!
- Что толку строить крыльцо раньше дома? - сказал я, остывая. - Это только мои мысли, биил Тубар, а как будет, не мне решать.
- И слава богу! Эк, напорол - слушать боязно! Ладно, ты не говорил я не слыхал. Люблю храбрецов, давняя моя беда. Что все владыки из одного теста, а тесто то черт месил, я и сам знаю. Но без господина нельзя! Помни мое слово: с купчишками Господин Лагара говорить не станет. А что до другого прочего... Вояк ваших бил и бить буду, ежели не будет честный мир предложен, Лагар на него согласится.
- А Кеват?
Тубар подмигнул мне.
- Ежели время не упустите, так кеватского посланника к весне в Лагаре не будет.
- Не упустим. Храни вас бог, благородный тавел!
Так и не научился ориентироваться в лесу. Только к вечеру понял, что мы едем не в нашу избушку, а на хутор, где была основная база Баруфа. Легендарное место: как поведал Эргис, здесь когда-то жила злая колдунья, сгубившая уйму народу. Десять лет никто не смел подходит к дому, пока Баруф не набрел на него. Говорили, что призрак колдуньи все еще бродит вокруг и губит всякого, кто окажется слишком близко. Баруф почему-то не испугался. Он провел в доме три ночи и расколдовал его, чем снискал почтенье крестьян целого края. Но дурная слава осталась - и это было неплохо.
Хутор встретил нас запахом дыма и дразнящим запахом мяса. Невидимые часовые птичьим криком известили о нашем приезде, и Баруф вышел нас встречать.
Что-то он был не в своей тарелке: к ужину не притронулся - сидел, зябко кутаясь в меховую одежду, а потом сразу увел меня к себе в боковушку.
- Как съездили?
- Ничего, - ответил я равнодушно. - Замерз, как собака.
- А тавел?
- Чудный дед. К весне собирается быт в Квайре.
Обычная наша игра: я должен его подразнить. Потребность в компенсации? Желание хоть как-то уравняться? Не знаю. Знаю только, что Баруфу эти стычки бывают иногда нужнее, чем мне. Но не теперь. Он лишь кивнул устало и тяжело уселся на постель. Вот тут-то только я заметил, что у него горит лицо и губы запеклись.
- Ты что, болен?
- Есть немного. Ничего, Тилам. Я уже принял риаг. Рассказывай.
- Черта с два! Ложись, а то рта не раскрою!
Он поглядел, увидел, что я не шучу, и забрался под одеяло.
- Может, отложим?
Баруф покачал головой, и я стал рассказывать уже не ломаясь. Я говорил, а он слушал, не отводя глаз и почти не мигая, и когда я закончил, он долго молчал, все глядел и глядел, словно чего-то еще ожидал от меня.
- Ты что, недоволен?
- Почему? Это больше, чем я ожидал. Старику понравилось твое нахальство.
Я решил смолчать. Поскорее разделся и юркнул под одеяло. Прошлую ночь я почти не спал: опять меня навестил старинный кошмар - взрыв установки Балса в Кига - проснулся в холодном поту и промаялся до утра. Думал, что сразу засну, но почему-то не спалось - может быть, меня просто тревожило больное дыхание Баруфа? Очень хотелось спросить, как он и что с ним такое - только ведь он не ответит. Глянет - и промолчит. Это он оч-чень умеет. И я спросил о другом:
- Баруф, а тебе не хочется хоть что-то о себе рассказать? Я ведь о тебе ничего не знаю.
- Тебя это задевает?
- Да. Нас здесь только двое. Если уж верить...
- Я верю, Тилам. Просто есть воспоминания... лучше бы их не трогать. Я родился в Аразе. В трущобах. Мне было одиннадцать лет, когда дядя меня забрал. - Он замолчал, долго молчал, а потом сказал глухо: - Нет. Не могу. Прости, Тилам. Когда дядя взял меня к себе... я сначала прятался на ночь... не верил, что добро можно делать просто так. А потом... Нет, до самого Сэдгара ничего интересного.
- А твои родители?
- Не знаю. Никогда не пытался о них узнать. Все равно не смог бы помочь. - Он опять молчал, и у него хрипело в груди. - Я устал, Тилам. Давай спать.
Я усмехнулся в темноте: заснешь ты теперь!
И он заговорил:
- Наверное, ты не поймешь. Араз - это как клеймо на душе. Кем бы я ни стал... оно во мне сидит. И когда я дерусь за будущее - это должно быть будущее без Араза. Понимаешь? Будущее, в котором не может быть меня.
- А меня?
- Тебя это тревожит?
- Еще как! Представь: началась заварушка, в ней прикончили одного из Бэрсаров. Я ведь даже не знаю, который из местных Бэрсаров приходится мне предком. Результат: известный тебе Тилам Бэрсар не появится на свет, не наделает глупостей и не изобретет машину времени. Как тебе такой вариант?
