Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара
Мы все шли и шли. Петляли в переулках, лезли в дыры, перелезали через плетни и очутились перед кузницей.
Провожатый жестом велел обождать и канул в ее нутро. За хозяином. Был тот жилист, ростом почти с меня; копоть въелась в складки длинного, худого лица и даже на носу была полоса сажи.
- Вот, - сказал проводник и ткнул в меня пальцем. Натянул капюшон и молча исчез. Довольно обидно, все-таки почти сутки вдвоем....
- Здравствуй, хозяин, - сказал я. - Меня зовут Тилар.
- Ирсал, - он черной ладонью раскрасил лицо и молча повел меня в угол двора, в низкий бревенчатый дом.
В доме были лишь кислая вонь, стол с парой лавок, да куча детей. Две чумазых мордочки выглянули с полатей, захихикали и исчезли, и тотчас заорал младенец. Я испуганно обернулся. Прямо на полу рядом с печью сидела девочка-подросток и покачивала колыбель.
- Тазир! - крикнул Ирсал. - Уйми дитя!
Из-за грязной занавески вышла женщина, вытерла об юбку мокрые руки, взяла младенца и ушла. Девочка пошла за ней.
- Нет, Ирсал, - сказал я. - Я тут не останусь.
Он не ответил, взялся ладонью за лицо и уставился на меня.
- Что с ними будет, если меня найдут?
- Это уж моя забота!
- Не сердись! Просто, сели что... я ведь тоже тут на виду. Найди мне укромное местечко, чтобы... Ну, сам понимаешь.
Ирсал не стал спорить. Подумал, прошелся пятерней по лицу.
- Можно. Есть одно. Покойной тетки мужу двоюродная сестра. Только она того. Как померли у нее все в мор, тронулась. Так-то тихая. Сготовить там, обстирать... одна живет. А слов не разумеет. Коли не боишься...
- Чего?
Он поглядел удивительно, и я вспомнил, что в нынешнем Квайре безумие считается заразным. Усмехнулся и сказал:
- Не боюсь.
И я поселился в домишке старой Синар. Странное это было место, и странная это была жизнь.
Дом жил сам по себе: постанывал, поскрипывал, кряхтел, и хозяйка, высохшая, как тень, тоже была сама по себе. Все сновала и сновала вокруг, что-то чистила, мыла, скоблила; тускл и неподвижен был ее взгляд, а губы беззвучно шевелились, словно там, в своем далеке, она вела нескончаемый разговор. Она знала, что я есть, потому что готовила на двоих, но не видела, не слышала, не замечала меня. Это было очень противно сначала. А потом, на вторую или на третью ночь, я проснулся, будто меня позвали, и увидел, что она стоит и глядит. Я испуганно вскинулся на лавке, и она заковыляла прочь. И на следующую, и еще на следующую ночь. Я пугался сначала, а вдруг понял: она просто слушает мое сонное дыхание, видно этот звук что-то будит в ее угасающем мозгу. Наверное, надо быть достаточно одиноким, чтобы понять такое одиночество, и, наверное, я был достаточно одинок, чтобы это чем-то связало нас.
Да, я был тогда достаточно одинок. Не знавший света не боится тьмы. Пол года назад это все позабавило меня, теперь я мучился от пустоты, от того, что я никому не нужен, что все, кто мне дорог, позабыли меня.
Днем еще можно было терпеть: додумывая кое-какие старые мысли, придумывал из чего сотворит передатчик, но день кончался, и вечер вползал в наш дом. Бесконечные зимние вечера, когда за стенами плачет ветер и мается огонек лучины, а я один, совсем один, в доме, в городе, во Вселенной. И тогда я, одевшись, выходил на крыльцо и жадно слушал далекие звуки.
Здесь я мог думать о Суил. Совсем не веселое занятие, потому что в этих мыслях нет тепла. Даже имя ее, как льдинка, оно не тает на губах.
- Суил, - повторял я, и холод медленно стискивал сердце. Я ошибся: смешная влюбленность оказалась любовью. И уже не споря с собой, я знал: эта глупенькая любовь, эта горькая, безответная радость - лучшее, что подарила мне жизнь. И я знал: мне не нужен этот подарок. Жить мечтою - не для меня. Жизнь нужна мне в руках, а не в грезах, мне нужно тепло, а не холод, холод в сердце и нетающее имя на зажатых морозом губах.
Я не выдержал. Знал, что это постоянная слабость, что слишком быстро я сдался и слишком легко уступил. Все равно. Завтра я иду к Таласару. Прости, Баруф, это выше моих сил. А может, наоборот? Ты _э_т_о_г_о добивался?
Было тягостно так думать, но не думать так я не мог. Слишком свеж был недавний урок и слишком горек. Запрограммировать меня вовсе не сложно. Создать ситуацию, из которой для меня есть единственный выход, а тогда я пойду до конца - я не сумею свернуть и бросить на середине начатое дело. Я уже не могу свернуть и пойду до конца, но плясать я буду от этого варианта.
- Биил Бэрсар? - жадно вглядываясь в меня, спросил хозяин. - Рад вас видеть!
И я ответил его беспокойным глазам и измученному лицу:
- Все хорошо, биил Таласар. Они в Бассоте.
- Слава господу! С тех самых пор... поверите ли, ни одной ночи не спал! А вы? Или мне не должно об этом спрашивать?
- Почему же? Кому-то надо было остаться.
- Значит, вы в городе?
Я не ответил, и он, спохватившись, быстренько перевел разговор. С нелепым блаженством я слушал о последних дворцовых интригах, о новых податях, о создании сыскного приказа, об отчаянном походе Угалара и ответном походе Тубара...
- Вы улыбаетесь? - вдруг быстро спросил Таласар. - Находите сие несерьезным?
- Нахожу, - ответил я честно. - Тубар просто тянет время. Через месяц-другой, когда начнутся весенние штормы, он получит, наконец, свой тарданский корпус и расколотит нас. Вот только один человек, который может справиться с ним...
- Дос Крир? Увы! Он нелюбим владыкой, и армия ему не доверяет.
- Значит, проиграем войну...
Человеческий голос после горьких дней тишины! Я впитывал его, оживал, смаковал разговор, как изысканное блюдо. И Таласар измолчался тоже. Мы болтали, как двое мальчишек, упоенно, взахлеб, перескакивая с темы на тему. О Равате и о политике Тисулара, о драгоценных квайрских камнях и о свойствах металлов, об интригах Кевата и о суровой зиме.
Потом Таласар предложил мне с ним пообедать, но мы болтали и за столом, и старый слуга улыбался, радуясь тому, как оживился хозяин.
А потом вспомнил о деле.
- У меня к вам просьба, биил Таласар.
- Для вас я готов на все!
- Да нет, это не так серьезно.
- Деньги?
- Пока нет. Какое-нибудь занятие, чтобы скоротать эти дни. Неблагородно, конечно, но не умею сидеть без дела.
- У вас хороший почерк?
- Господи, биил Таласар! Я же иностранец, и в Квайре я меньше года. Почерк ничего, но вряд ли кто-то прочтет то, что я напишу.
- Клянусь солнцем, вы заставили меня об этом забыть! Какое же занятие вы избрали?
- Пожалуй, оружие. Новое ружье не сделаю, но починить, сумею любое.
- Вы оружейник, как и... Калат? - В какой-то мере.
Он поглядел на меня, словно бы сомневаясь, кивнул слуге, и тот приволок разукрашенное ружье. Я усмехнулся, вытащил из кармана свои инструменты (тайком от Баруфа я их все-таки прихватил) и мигом его разобрал. Лопнула спусковая пружина. Я показал ее Таласару.
