Зверь (СИ) - "Tesley"

Леонард Манрик скривился так, словно его заставили разгрызть горькую пилюлю.

— Это щедрое предложение, — закончил Алва, вставая со стола. — После заката я силой возьму то, что принадлежит мне по праву.

Манрик не нашёлся с ответом и нехотя попятился к выходу. «А ведь он мог бы шантажировать нас жизнью маленьких Приддов, – внезапно сообразил Ричард. – Почему же он этого не сделал?..».

Едва за рыжим генералом закрылась дверь, как Алва дал волю раздражению.

— Леворукий задери этих почтительных сыновей! — пробормотал он сквозь зубы. — Этот дурак ещё наделает глупостей.

— Вы считаете, что генерал не послушается вас? — с любопытством спросил Ричард, глядя, как Алва с силой трёт виски: он почти не спал уже третьи сутки.

— В этом Леонард Манрик слишком похож на вас, юноша, — невесело хмыкнул Алва. — Он никогда не пойдёт против отца, даже если считает, что тот не прав. Разве вы поступили бы иначе?

Дик поморщился: разумеется, он не предал бы отца, но пример показался ему до крайности неприятным. Словно вера в Эгмонта Окделла была глупой или слепой.

— Так вы полагаете, монсеньор, — поторопился перевести он разговор на другую тему, — что Манрики держат принца Карла у себя в особняке? А если он спрятан во дворце?

— Это не имеет значения, — медленно проговорил Алва, прикрывая глаза. — Новый герцог Придд и его брат для меня важны не менее Карла Оллара. Но я позвал вас не за тем, чтобы это обсуждать.

Он повернулся к письменному столу и извлёк из-под груды бумаг длинную шкатулку, показавшуюся Ричарду смутно знакомой. Но только когда Алва стянул кожаный чехол, Ричард сообразил, где в последний раз видел её – в Агарисе, когда сам же передал её в руки кардинала Левия. Вместе со злополучным перстнем, который вручил ему эр Август. Отравленным перстнем. Алва прислал его неверному оруженосцу вместо дипломатических инструкций, которые Ричард так надеялся найти в этой самой шкатулке.

Ключ по-прежнему болтался на коротенькой цепочке. Алва сделал знак подойти ближе и отпереть замок. Едва Ричард откинул крышку, как с волнением увидел на выстланном бархатом дне отцовский кинжал и фамильный перстень – две вещи, которые считал безвозвратно утраченными.

— Создатель… Но как? — спросил он одними губами.

Однако Алва понял его.

— Их прислал ваш знакомец, кардинал Левий, — спокойно ответил он. — Ему их доставил тот разбойник, который помог вам скрыться в гальтарских катакомбах. Помните его?.. Он выжил в землетрясении, сбежал в Агарис замаливать грехи, а добычу всей банды пожертвовал Ордену Милосердия. Кардинал Левий узнал ваши вещи и вернул их мне.

Дик с невольной дрожью достал из шкатулки кинжал и медленно, с чувством благоговения перед чудом Создателя, вернувшего бесценные реликвии, прикрепил его к своему поясу. Затем надел кольцо.

— Благодарю вас, монсеньор, — тихо сказал он, закрывая шкатулку.

— Благодарите кардинала, — отмахнулся Алва и сразу же заговорил о другом: — Я заметил, что вы носите свои фамильные цвета. Вчера, когда вы сопровождали меня по Олларии, это было уместно. Все должны видеть, что герцог Надора верен законной власти. Но вечером вам доставили костюм, соответствующий вашему положению моего оруженосца. Почему вы не надели его?

— Вы сами знаете это, монсеньор, — прямо ответил Ричард, твёрдо глядя Алве в глаза. — Я больше не ваш оруженосец. Вы сообщили через кардинала Левия, что освобождаете меня от клятвы. В Гальтаре моя шпага была сломана, а на Большом Совете в Олларии моё имя было предано позору. Что бы ни происходило после этого, вы больше не являетесь моим эром.

Алва помолчал с минуту.

— Пусть так, — сказал он наконец. — А что относительно той клятвы, которую вы принесли мне третьего дня в Нохе?

— Вы отказались принимать её! — с вызовом бросил Дик. — Я поклялся вам как моему королю, как своему анаксу, а вы… А вы… Да вы просто струсили признать перед всеми, что вы Ракан!

Выплюнув это обвинение, Дик тут же сжался: обвинить Алву в трусости было верхом непредусмотрительности. Несомненно, что монсеньор не потерпит подобного оскорбления в свой адрес и покарает наглеца. Но как иначе назвать то малодушие, с которой он увиливал от ответственности, накладываемой на него рождением?

Вместо того, чтобы разозлиться, Алва расхохотался – неожиданно яростно и безудержно.

— Какая прелесть! — сказал он, отсмеявшись. — Похоже, вы намерены осчастливить меня той преданностью, от которой отказался господин Альдо из Агариса? Но зачем же при этом лишать его ещё и фамилии?

— Он не отказывался от моей преданности, — буркнул обиженный Ричард, нахохлившись, как мокрый воробей. — Я сам не захотел служить ему. И никакой он не Ракан!

— Вот так? — язвительно спросил Алва.

— Да! — злобно огрызнулся Ричард. — Я был в Лабиринте и знаю всё! И вы тоже знаете! Ведь это вы вывели меня оттуда! Не вздумайте отпираться: я вас видел и слышал!

Алва застыл, напряжённый, как гитарная струна:

— То есть я привиделся вам, когда вы блуждали в гальтарских катакомбах? — осторожно спросил он.

«Сейчас он заявит, что я бредил!» — в панике подумал Дик и поспешно рванул с себя герцогскую цепь, висевшую на груди под рубашкой.

— Посмотрите, монсеньор, — торопливо заговорил он, протягивая Алве бляху из орихалка, украшенную по бокам карасами и полевым шпатом. — Это герцогская цепь моего предка, Ликандра II. Внизу герб, а наверху эмблема: сердце пронзённое четырьмя мечами. Эта же эмблема появилась в небе, когда вы впервые взяли в руки меч Раканов. Я не бредил в Гальтаре, монсеньор, клянусь! Я едва не погиб там, а вы вывели меня из Лабиринта. Вы стояли в круге света на пороге Северной башни. Рамиро тоже видел и узнал вас. А потом в Надоре я нашёл это, — и Ричард едва ли не силком впихнул Алве в руку древнюю бляху.

Тот безотчётно принял её и стал рассматривать, медленно поворачивая под разными углами.

— Самородная медь… — пробормотал он про себя. — Вот, должно быть, почему она сохранилась…

— Да, — признался Ричард, слегка покраснев. — Большинство старинных драгоценностей переплавили, многое отец продал, а оставшееся забрал Дорак. Но этого он не тронул. Орихалк теперь почти ничего не стоит.

— Так вы говорите, что нашли это в Надоре?

— Да, в сокровищнице, — подтвердил Ричард. — Я понял, кто вы, ещё в Лабиринте, и был уверен, что найду в Надоре доказательства. Но я и без них знаю правду. Только Ракан мог бы спасти Повелителя Скал от Оставленной.

— Оставленная? — Алва перевёл внимательный взгляд с бляхи на его лицо. — О чём вы говорите, Ричард?

Дик замялся, чувствуя, что для трезвомыслящего человека его слова и впрямь отдают предсмертным бредом.

— Это хранительница Лабиринта, — промямлил он. — Дочь Анэма, вашего предка. Её зовут Каталлеймена.

Алва опустил цепь Ликандра II, словно разом потеряв к ней интерес.

— Так вы видели в Лабиринте Оставленную?

— Да… Я не бредил, монсеньор, клянусь, — пробормотал Дик несчастным голосом, опустив голову.

— Может быть и не бредили, — спокойно согласился Алва. — Но в таком случае у меня для вас очень плохие новости, юноша.

— Плохие… Почему? — удивился Дик.

— Если я и вправду последний Ракан, как вы уверяете, то все мы станем покойниками ещё до наступления нового Круга, — спокойно пояснил Алва. — Если я Ракан, то Кэртиана обречена погибнуть именно на этом Изломе.

Ричард уставился на него в полной растерянности. Алва невесело усмехнулся и принялся медленно расхаживать по кабинету.

— Проклятие Ринальди, — бросил он через плечо. — Оно касается последнего потомка его крови. То есть меня, если верить вашим словам. Я бесплоден, юноша.

Дик потряс головой, пытаясь увязать разбежавшиеся в разные стороны мысли. Какая связь между гибелью на Изломе и проклятием Ринальди?

— Вы эсператист, Ричард, — спокойно продолжал Алва, видимо, сжалившись над его потугами. — Однако вы видели Оставленную. Вы нашли литтэна. Если они существуют, то и сказки об Ушедших – не вымысел, а реальность. Абвениаты верили, что Кэртиана живёт лишь благодаря крови древних богов, пока она сохраняется в людях. Пока существует Сердце мира, — и Алва снова взглянул на эмблему Ликандра II. — Но если я Ракан, то с моей смертью древняя кровь иссякнет.