Я обязательно вернусь. Книга 3.1 (СИ) - Ольвич Нора

— Антонио, открой полог.

Не мигая, смотрит на сдвигаемую ткань.

— Мадонна!

Его девочка, словно Ангел с небес. Тоненькая, сделанная из воздуха. Это невозможно.

Глухие рыдания сотрясали тело закалённого в боях мужчины. Невозможно было закрыть лицо руками, боясь потерять её из вида. Страшно было взять на руки, ведь она могла растаять, такой невесомой казалась ему. Вой нечеловеческий и страшный раздался в комнате:

— Моя девочка.

Её глаза, полные слёз, смотрели не отрываясь.

— Отец, прости нас. Прости.

Она протянула худенькую ручку и дотронулась до его лица.

— Ты любишь меня? Всё также?

Он целовал эти пальчики, холодные и тоненькие, словно маленькие льдинки. Стараясь согреть их своим дыханием.

— Мы стараемся уже две недели, но ей всё хуже. Мы не можем понять почему. Отец, помоги нам.

Анжелика горько заплакала.

— Надо вывести яд из организма. Нужен хамам. Много питья и хорошее питание, свежие сырые яйца — Арман говорил и говорил.

— Отец, послушай. Они придут. Убедится, что я мертва. В склепе должно быть тело. Сегодня туда нужно отнести донну Федерико и одеть в моё платье. Её нужно остричь полностью и положить вместе с ней мои волосы. Я тоже подстригу их. Простите, что я это говорю вам. Простите. Я просто не знаю, кому ещё могу довериться.

Он не знал, что сказать. Только смотрел. Разглядывая и не веря. Прикасаясь к моему лицу руками как безумец. Осторожно, боясь навредить; шептал молитвы.

— Вейлр, Ивонн и Луи, они знали всё с самого начала, обратись к ним за помощью. Я могу, ещё могу тихонечко ходить. Нужна ваша помощь. Я поправлюсь. Только нужно начать, что-то делать именно сейчас. Мне нужно то, что остаётся от древесины, когда её сожгут полностью в печи. Чёрные угольки. Отец. Поверьте, мне вновь.

Я сидела одиноко на кровати, облокотившись на гору подушек, обняв руками саму себя, поджав ноги, и грустно смотрела на мужчину, что сидел напротив. Понимая, что ему нужно время. Он должен собраться. Усталость и слабость накатила внезапно.

— Анжелик, я устала, укрой меня.

Этот разговор отнял все силы. Согревшись, я засыпала. Анжелик всегда ложилась рядом, обнимая, пела мне, как я ей когда-то в детстве. Убаюкивая меня, делясь своим жизненным теплом.

Я не слышала, как вышел отец.

Открыв глаза, увидела донну Адорию. Как она постарела, будто годы пролетели. Мы смотрели друг на друга. Молчали.

— Как дела донна Адория? Всё хорошо?

— Конечно, моя девочка, сейчас уже всё хорошо. Нам нужны твои волосы милая.

Перебравшись на тахту, я стала снимать волосы. Они выходили сами. Их не нужно было стричь.

— Не плачь, пожалуйста, Адория. Они вырастут. Хуже было, если бы посыпались зубы. Где у нас топили камин дровами! Принеси мне уголь. Удалите всех слуг из замка. Мне нужны свежие яйца и рыба. Мясной бульон. Снимите пост с замка. У меня в мастерской, где хранятся травы, есть ящичек, на нём ничего не написано. Он такой один, он тоже мне нужен.

Они менялись. Я понимаю. Им трудно было смотреть мне в глаза. Смотреть вообще на меня. Трудно было поверить, что я жива.

Жанна и Адория, донна Пломмия. Скользили словно тени по моей спальне. И приходили в ужас, когда я набрасывалась на маленькие чёрные угольки и сырую, только что размороженную и разделанную сельдь. Съедая всё, что мне принесут.

Отводили глаза в сторону. Что происходило у них в сознании? Насколько в нём ещё был Он? Освободились ли они от влияния герцога?

— Жанна, посмотри на меня.

— Не могу.

Она залилась слезами.

— Прости нас, пожалуйста, Каталина. Прости. Он нас так запугал. Мы просто не знали, что делать.

Она упала на колени и молила меня как мадонну в храме.

— Уже простила, простила сразу, как только увидела окровавленные кинжалы у отца в сейфе. Они пропали у меня во время путешествия, когда мы ехали обратно из столицы. Словно я сознание потеряла, надолго, а когда пришла в себя, кинжалов нет. Нужно было догонять отряд, я и подумала, что они в сумке. А сейчас понимаю, не обморок-то был. Будто усыпили меня. А может, отравить хотели. Но сработало то, что я принимала тот «мёд» постепенно увеличивая дозы. Их яд, он не подействовал. Кто-то был в посольстве, кроме герцога, очень опасный и страшный человек. Он и отдал приказ моему «жениху» заняться нами вплотную. Донна Федерико, сейчас я понимаю, она любила его. Пусть их души упокоятся с миром.

Раздумывая, сидела. Подруга, она стала совсем другой. Эта история, она изменила нас, насовсем.

— И ты прости меня, Жанна. Твоё дитя, что ты потеряла. Прости.

Нам нужны были эти признания. Эти слёзы, что лились потоками, объятия. Нужно было очистить души, снять недосказанность.

Спустя какое-то время я просила снова древесный уголь, как можно больше. Топили камин в спальне, дабы сжечь как можно больше дров. Бесконечная череда бульонов. Хамам, в котором было много пара, и деревянная бочка, полная отвара из трав. Нужных трав, что давала мне травница из дальней деревни. Отец относил меня туда ночами, закутав в простыни и пледы. Помогал купаться. Я не стеснялась его. Совершенно без волос, в рубашке, была ли я для него девушкой? Не думаю. Я была просто ребёнок, который после долгой, болезни нуждался в хорошем уходе.

Они скрывали, всё скрывали от всех жителей замка и долины. Крыло, в котором мы жили с испанской сеньорой, было закрыто. Высокие распашные двери забили толстой доской. Мы всегда перемещались по лабиринту.

Потихоньку, совершенно по капельке мне становилось лучше.

— Отец, послушайте. Объявите на год траур. Закройте всё, что можно закрыть. Решётки, двери, ворота, все портьеры на окнах, ставни на первых этажах. Чтобы ни одна чужая муха не влетала в княжество. Объясните жителям долины и поселений, насколько сейчас опасны чужаки. Княжество закрыто для посещений. Только падре по воскресеньям может попасть в храм и только под присмотром наших гвардейцев. С чужаками не нужно разговаривать, их нужно устранять, сразу. Донна Федерико, как так случилось, что она такое сделала с собой?

— Она как с ума сошла, когда толпа герцога растерзала. Как не в себе была. Дочерью не занималась вовсе. Блуждала по замку. А затем решила уехать. Я не считал нужным её слушать. Ну, кто бы её повёз в порт? Жанна, она была на волосок от смерти, еле выходили её. Невозможно было слушать истерики сеньоры. Наверное, любила герцога сильно. А потом вот. Нашли. Не вышла на завтрак. Донн Пломмия и обнаружил.

— Отец, думать надо. Думать. Ведь я должна исчезнуть для всего мира. Нет больше княгини д' Арагонна, донны Каталины. Мне нужно новое имя и титул. У нас много работы на этот год. Кстати, у герцога перстень был. Где он?

— В сейфе лежит. Нашёл у моря, в песке. Хорошо прилива не было. А падре, он перестал приезжать, исчез. Служба не ведётся в храме. Католики поговаривают, что их семьи хотят покинуть княжество.

— Вот оно что. Натворили дел и в кусты. Понимают, что в княжестве оставаться опасно. Ну что же, это их право, не невольте их, пусть съезжают. Как сойдёт лёд в бухте. Пусть капитан Луи отвезёт их вместе с охраной на земли соседнего баронства. Не далее. И сразу обратно. Решётка в канале должна быть всегда закрыта. Пушки в полной боевой готовности. Я не думаю, что служители ордена полезут вот так на рожон. Но их стоит ждать в княжестве.

— С капитаном военного судна я отослал послание, королю Шотландии, объявив траур на год. У нас есть год, всего год. Успеешь ли ты стать прежней? — отец встревоженно разглядывал меня.

— Я никогда не стану прежней, вы все должны понять это. Запомни, первый чужой человек, который здесь появится по любой причине. И второй, и третий. Будут служителями ордена. Им нельзя верить. Даже если это будет мать родная. Они будут искать перстень и грамоту. И, ещё. Мне легче, намного. Я уеду. Скоро. Мне нельзя оставаться в замке. Не перечь, научитесь жить без Каталины. Иначе мы выдадим себя.

Обнимала его целуя. Дорогой мой человек. Моя опора в этом мире.