Я обязательно вернусь. Книга 3.1 (СИ) - Ольвич Нора
— Давайте оставим это место, мне холодно.
Смотрела в глаза мужчине. Он отвёл взгляд.
— Что не так?
— Не знаю, Донна. Вы другая.
Приложила ледяные пальчики к виску.
— Другая? Я не помню что-то вероятно, я боюсь это вспомнить. Вы мне поможете месье… Вейлр?
Он топтался смущённо на месте.
— Куда мне идти?
Отверстие в полу. Хорошо.
Присела. Рассматривая люк.
— Анжелик, прошу, лезь первая. Мне страшно, там темно.
То, как эти двое обменялись взглядами, я не видела, но почувствовала заминку в их поведении.
— Давайте доберёмся до моих комнат, я хочу спать.
Эта фраза испугала их обоих; и несомненно подстегнула к действиям. Началась суета.
— Ты проспала двое суток, сестра. Может быть, не нужно больше спать?
— Хорошо, — я задумчиво смотрела, как девочка пропала в люке в полу, тоннель, она облазила его весь, знала все потаённые места, нашла выход в склеп. Ещё тогда, до того, как…
Как что? Этот вопрос повис, словно в воздухе. Он висел, ощутимо давил, не давая покоя.
Пробирались тоннелем. Вначале очень узким. Шли бесконечно долго. Повороты и лестницы. Площадки, на которых я отдыхала. Кто воздвиг это сооружение? Как всё предусмотрено для всех случаев жизни.
Рычаг. Я помню его.
— Я сама.
Отжала его, и сдвинулся камень.
'Сейчас выпрыгнут близнецы:
— Вы окружены! Сдавайтесь!'
Прижалась к стене, сдавив ладонями виски. Воспоминания, они хлынули лавиной. Они ломились внутрь, сметая всё на своём ходу. Я была не готова. Взвыла, уткнувшись лицом в грудь к мужчине.
— Помоги мне, пожалуйста, Анжелик. Вейлр я не вынесу этого!
— В гардеробную её быстро. Там ничего не слышно.
Мужчина подхватил моё тельце и куда-то понёс. Обняв его за шею, рыдала что есть сил. Что мы натворили! Костёр, я помню костёр. Габриэль!
Помню его крик:
— Каталина, прости! Моя Донна!
Казалось, я схожу с ума.
Платья, платья, наряды. Меня усадили на большой кожаный гардеробный саквояж, укутали в одеяло. Анжелик дала в руки подушку.
— Зачем?
— Кричи в неё. Как ты уже догадалась, все думают, что ты мертва. Будет странно, если они услышат твой плач.
— Говорите со мной, иначе я сойду с ума. Говорите! Хоть что-нибудь.
И они говорили. Часы, дни и ночи. Я потеряла им счёт, проживая заново всё, что со мной произошло после того, как я покинула двадцать первый век.
Все, кто был посвящён в мою тайну, они старались, как могли. Я находилась в своих покоях. Преимущественно в гардеробной. Спала в тёмной спальне, вспоминая и смотря в темноту. И вот наступил момент, когда в голове вроде всё встало на свои места. Просто в один прекрасный момент я поняла это. Я прежняя. Не совсем. Но всё же.
Понимала весь трагизм нашего положения. Мы как-то не думали в прошлом. Не задавали себе главного вопроса.
А что мне делать потом? После моей мнимой смерти?
В организме происходили изменения. Необратимые. Волосы. Я теряла их. Они оставались у меня в руках, каждый раз, как я к ним прикасалась. Также я теряла вес. Сильно.
Слабость была моим постоянным спутником. Из зеркала на меня смотрел подросток, а не девушка двадцати четырёх лет. С момента своего воскрешения я не употребляла больше своё «лекарство». Воды, надо больше пить воды. Надо вывести яд из организма. Он странно действует на меня. Внешне я становилась младше. Это пугало.
Когда не пришли мои лунные дни, я поняла, что без взрослых мы не справимся.
— Анжелик, приведи отца.
Она испуганно замотала головой, закрывая руками рот. Её глаза стали двумя блюдцами на худеньком личике. От волнений и бессонных ночей она стала просто тенью прежнего подростка.
— Нет, он не выходит из кабинета после того, как тебя похоронили. Он убьёт нас. Всех. Или умрёт сам, если увидит тебя живой. Его сердце, оно разорвётся. Он разнесёт всё в замке.
— Позови. Иначе мы не справимся сами. А когда выпадут все волосы, он не узнает меня. И не поверит, что я, это я.
— Антонио, что делается в замке?
Брат хмуро смотрел на меня.
— Всё плохо, ваша светлость. Они все винят себя. Они не живут, просто существуют. Княгиня Жанна не встаёт с постели. Она была в положении, когда всё случилось. Ребёнок, его не стало. Надо что-то делать. Донна Федерико, она повесилась сегодня утром.
— Мадонна!
— Князь не хочет её хоронить. Она так и лежит у себя в спальне. Росана, она постоянно спрашивает про мать. Макс сказал ей, что сеньора уехала.
— Не топите камины в её комнатах. Её не надо хоронить. Она ляжет вместо меня в склеп, вы должны понимать, что они придут сюда, чтобы убедиться, что я мертва и будут искать перстень и грамоту. Зовите отца. Где тело герцога?
На меня смотрели испуганные детские глаза.
— Отец сказал собрать всё, что осталось от костра, сложить вместе с камнями в мешок и вывезти в открытый залив и там утопить. А место костра всё вычистить, чтобы и следов от него ни было.
— Герцог единственный мужчина в своём роде. Был. Его будут искать. Может пострадать всё поселение.
— Зовите отца.
Мужчина, что сидел неподвижно в кресле, казалось, он умер. Он хотел бы умереть. Но Господь не призывал его.
Он не жил более. Не хотел жить. Дочери нет. Они все убивали её. Медленно. Убивали. День за днём. Изощрённо выматывая её и себя. Не слыша её жалоб. Не отвечая на её взгляды, полные мольбы. Понимая, что творят, но не в силах, что- либо, изменить. Поверив чужаку, разрешив ему вмешиваться в их жизнь, они своими руками убили Душу, что жила для них и ради них. Душу, которая ставила интересы семьи в основу всего.
Жена лежит на кровати, смотря в потолок бессмысленным взором, уже которую неделю.
Надо было убить его сразу, как он только посмел про его дочь сказать, то, что князь услышал далее.
«— Ваша дочь — убийца, князь, но я на вашей стороне, и мы это скроем…»
С такими людьми нельзя идти на сговор. Они увязли во лжи и шантаже.
— Отец, пойдём со мной! Отец, мне нужна твоя помощь. Слышишь!
— Анжелик, выйди из комнаты.
— Нет!
Её портрет в руках. Девочка моя, Каталина. Я убил тебя своими руками.
Вторая дочь подошла очень близко. Взяла руками его за небритое лицо. И смотря прямо ему в глаза, произнесла слова. Страшные. Чужим голосом.
— Она сейчас действительно умирает, ей нужна твоя помощь. Опять будешь делать вид, что ничего не происходит? Если так, то я убью себя сейчас, на твоих глазах. И тогда будешь молча сидеть, и наблюдать? Ты не отец тогда!
В голове, что-то дёрнулась. Как помехи, как удар. Резь прошла по глазам. Как будто включилось что-то другое. Будто ушло чужое влияние, приказы и внушения.
— На, пей. Адория вчера принесла. Сказала, надо. Травы. Встань. А теперь пошли. Просто пошли. Ничего не спрашивая.
Он удивлённо смотрел на свою спальню. Он обычно ночевал у жены. Оказывается, за пологом его большой кровати, был вход в лабиринт. В простенке, скрытый от чужого взора красивым гобеленом.
— Пошли! Собирайся.
— Повтори.
— Нам. Нужна. Твоя помощь.
Он шёл за несносной девчонкой, в который раз ловя себя на мысли, что надо было всё же наказать её в детстве пару раз. Но Каталина всегда была против рукоприкладства. Говоря, что это не педагогично. Его доченька. Что они натворили. Тихий вой раздался и прокатился эхом по лабиринту. Что они натворили! Пальцы, сбитые в кровь, карябали камень. Анжелик терпеливо ждала, нахмурив брови. И снова лестницы и площадки.
— Пришли. Тихо. Успокойся, возьми себя в руки. Ты разволнуешь её. Это отнимет слишком много сил у сестры.
Покои Каталины. Спальня. Задёрнутый полог. Старшие дети. Все стоят и молча смотрят. Их огромные глаза. Такие взрослые на детских, похудевших и уставших лицах. Арман, Антонио, Анжелик. Тишина. Стук сердца в висках, пот по спине холодной струйкой.
— Присядьте, отец.
Кресло, тяжёлое. Его заранее подтянули ближе к кровати.