Зверь (СИ) - "Tesley"
Они уже выходили во двор к лошадям и каретам, когда из дверей собора ужом выскочил священник в серой рясе, со сбившейся эсперой на груди и, размахивая какой-то бумагой, бросился вдогонку королю. Обежав Фердинанда по широкой дуге, он с размаху бухнулся перед ним на колени.
— Ваше величество, правда! Правда! Я должен сообщить вам правду! — надрывался он.
Капитан Синьоретти выставил обнажённую шпагу, не позволяя святому отцу прикоснуться к его величеству. Король кивнул, и капитан, выдрав бумагу из рук священника, передал её Фердинаду.
Король быстро пробежал её глазами, заметно изменившись в лице. Взмах руки – и телохранители отступили, а король, шагнув к священнику, коротко спросил отрывистым голосом:
— Кто вы?
— Я исповедник матери Моники, государь, — ответил тот. — Был её исповедником полтора года назад… У меня есть и другие её письма, не только это! Они здесь! — и священник принялся рыться за пазухой, с трудом извлекая свёрток бумаг, туго перехваченный красной лентой.
Король с силой выхватил пухлый свёрток и отошёл к пустой карете, пытаясь развернуть его. Ричард видел, как неуклюжие толстые пальцы короля рвут алый шёлк, завязанный на несколько узлов. Священник всё ещё копался за пазухой, с трудом поднимаясь с колен. Наконец он словно нашёл искомое и шагнул к королю. Фердинанд издал сдавленный вздох, хватая ртом воздух, и глаза его словно бы полезли из орбит. Ричард ничего не понимал. Священник внезапно нырнул под экипаж и исчез из виду, как исчезает нечистый дух на сцене, когда проваливается в люк. Капитан Синьоретти снова схватился за шпагу, и в это мгновение Фердинанд закричал.
Он кричал и медленно сползал под колёса экипажа, а освобождённые, наконец, бумаги веером разлетались из его рук. Дик, оторопев, смотрел на белые плиты двора, на которых оседали белые листы – было видно, что большинство из них совершенно пусты.
— Король убит! Король убит! — закричали одновременно в толпе придворных и в толпе зевак.
Взгляд Дика скользнул дальше – и он увидел тонкую струйку крови, которая бежала почти из-под колёс: Фердинанд II мешком свалился у подножки кареты и больше не кричал, а из приоткрытого рта его стекала густая розовая пена.
Кардинал Сильвестр, растолкав придворных, бросился к королю и, приподняв его голову, осторожно положил себе на колени. Граф Ауэрберг, граф Манрик и престарелый геренций сгрудились вокруг него, стараясь оказать какую-нибудь помощь. Капитан королевских стрелков Георг Мейер бросился к конвойным, сдерживавшим толпу: убийца, выскочив с другой стороны экипажа, должен был попасться им в руки. Он и в самом деле попался: какой-то конвойный ухватил «святого отца» за капюшон. Однако тот извернулся и выскользнул из рясы, как гадюка выскальзывает из старой кожи. Солдат остался с пустой тряпкой в руках, а убийца, ловко вспоровший её своим кинжалом, нырнул в гущу толпы, проворно работая локтями.
— Стреляй! — крикнул Мейер в запале.
Это была ошибка. Испуганные зеваки шарахнулись от солдат, толпа заволновалась; раздались крики ужаса, плач и мольбы о милосердии. Кто-то всё же выстрелил, и в воздухе повисла струя порохового дыма. Женщины завизжали, кто-то в панике побежал. К несчастью для королевских телохранителей, бросившихся на поимку убийцы, Собор Святой Октавии окружал обширный парк со старыми деревьями и разросшимися кустарниками. Похоже, отступление было хорошо спланировано.
— Король жив! — кричал в это время кардинал Сильвестр, напрягая голос: Ричарда поразило его потемневшее лицо и вздувшиеся на лбу вены. — Король жив! Помогите же мне, Бога ради! Внесите его в карету! Немедленно во дворец! Вызвать лекарей! Скорей!
Дик наконец-то опомнился и бросился на помощь. Суетливо толкаясь у кареты, придворные подняли Фердинанда II и бережно уложили его на скамью внутри экипажа. Лицо короля было запрокинуто: кардинал Сильвестр мягкой, но сильной хваткой держал его голову. Ричарду показалось, что несчастный Оллар уже мёртв, но кровь толчками ещё выходила из глубокой раны на животе. Граф Манрик и граф Ланже (шталмейстер) проворно забрались в карету и сели так, чтобы не позволить королю скатиться во время скачки.
Королевский кучер и форейторы вскочили на лошадей. Карета круто развернулась на плитах двора, отчаянно скрипя колёсами, и резко взяла с места. Небольшой отряд конвойных понёсся за ней галопом. Зеваки врассыпную бросились с дороги: карета летела во весь опор, опасно подскакивая и кренясь на поворотах как корабль в бурю. Через минуту она исчезла в направлении дворца.
Государственный секретарь Вейсдорн, единственный, кто не потерял голову, приказал своим людям собрать улики: пук разлетевшихся бумаг, послуживших приманкой для короля.
Ричард торопливо вскочил на Баловника. Он не знал, на что решиться: то ли следовать за королевской каретой, то ли присоединиться к поискам убийцы. Решение принял его телохранитель. Довольно невежливо Гиллалун затолкал своего господина в центр их маленького отряда.
— Разве вы не видели, вашмилость? — хмуро спросил он. — Нам нужно что есть мочи воротиться в особняк вашего нового эра. Эх, кабы у нас в Олларии был свой дом!
— Вы тоже заметили, друг? — хмурясь, спросил у телохранителя Роберт Кохрани.
— Заметил, как тут не заметить! — И Гиллалун повернулся к Дику: — Вы же видели, вашмилость, что у этого парня болталось на рясе?
— На рясе? — удивился Ричард. — Обычная эспера!
— Кабы эспера! Мышь со свечой, — угрюмо ответил Гиллалун и эр Роберт согласно кивнул. — Как пить дать, в этом убийстве обвинят кого-нибудь из наших же, из эсператистов.
— Гиллалун прав, — подтвердил Кохрани. — Нам нужно как можно скорее вернуться назад. Король ещё жив, но, судя по всему, это не надолго.
___________________
[1]Текст баллады «Королева Элинор» изменён в соответствии с «талигойскими» реальностями. Настоящий текст таков:
— Я неверной женою была королю.
Это первый и тягостный грех.
Десять лет я любила и нынче люблю
Лорда-маршала больше, чем всех!
Но сегодня, о боже, покаюсь в грехах,
Ты пред смертью меня не покинь!..
— Кайся, кайся! — сурово ответил монах.
А другой отозвался: — Аминь!
Баллада «Королева Элинор» (пер. С. Я. Маршака).
[2] 35 сонет Шекспира в переводе М. И. Чайковского.
Глава 4. В который час не думаете. 3
3
«Только бы он не умер! Не сегодня, Создатель, только не сегодня!» — горячо молился Сильвестр, когда тяжёлая тряская карета, раскачиваясь на удерживающих её ремнях, летела по направлению к Ружскому дворцу. Голова Фердинанда болталась у кардинала на коленях: несчастный король пребывал в полубеспамятном состоянии, но грудь его вздымалась, а на губах то и дело вскипала тонкая пузырящаяся пена. Тессорий, всегда отличавшийся крепкими нервами, старательно зажимал края раны: удар пришёлся в правое подреберье и разворотил жировую прослойку под кожей короля.
Обратный путь занял не больше пятнадцати минут: кучера гнали лошадей не жалея. Они с грохотом и лязгом влетели во двор Ружского дворца, переполошив охрану и дежурных офицеров, до которых ещё не дошла ужасная новость. Графы Ланже и Ауэрберг осторожно вытащили короля наружу, где его тотчас подхватили на руки с десяток гвардейцев. Сильвестр с трудом выбрался следом: только теперь он почувствовал, что его бьёт нервная дрожь. Но расслабляться было некогда: требовалось спасать короля.
— Хирурга! Лекарей! Немедленно пошлите за мэтром Мароном! — распоряжался Сильвестр.
Фердинанда на руках перенесли в Большую опочивальню и уложили на парадное ложе. Камердинер с нюхательной солью в руках пытался привести раненого в чувство. Граф Ауэрберг тем временем распорядился прикрыть двери: придворные всё прибывали и прибывали, и караульные дворца, приёмные, Зал для подачи прошений и Зеркальная галерея с каждой минутой наполнялись людьми.
Фердинанд, наконец, очнулся и заозирался по сторонам. Поняв, куда его перенесли, он, видимо, испытал некоторое облегчение. Из глаз его потекли крупные слёзы: король плакал, как плачут испуганные дети – почти беззвучно, едва всхлипывая; дряблые щёки его намокли, виски влажно заблестели.
