Зверь (СИ) - "Tesley"

Вывод напрашивался один: беглый Штанцлер, наверняка скрывающийся за фигурой кого-то из главарей, поднял знамя мятежа раньше, чем рассчитывал, из-за известий о скором суде над королевой.

Сильвестр убедил Фердинанда принять меры предосторожности. Принца Карла отобрали у матери и передали под надзор полковника Арнольда Манрика. Однако король всё ещё тянул с изданием манифеста, объявляющего детей Катарины Ариго незаконнорождёнными.

— Мы подпишем его после суда! — категорически заявил он.

Кардинал решил пока не настаивать и переключил внимание короля на другое.

— Нам следует освободить герцога Алву, ваше величество, — посоветовал он. — Он быстро перевешает всех эпинских мятежников на столбах. Право, это большая удача, что Первый маршал сейчас в Талиге, а не в Урготе.

Но король, как и все слабые люди, заупрямился.

— У губернатора Сабве достаточно своих сил, — возразил он. — Пусть его брат, господин вице-кансильер, представляет в Эпинэ нашу особу. А о судьбе герцога Алвы мы поговорим попозже.

На следующий день собрался Большой Совет, и после него Блюститель королевской опеки едва не облёкся в траур. Он рассчитывал взять на себя заботу о младших Приддах, на что имел право по должности и на основании родства: он приходился мальчикам родным дядей. Но король решил, что тринадцатилетний граф Васспард и десятилетний Питер Иммануил поступят на попечение главному церемониймейстеру, Фридриху Манрику, женатому на сестре Ауэрберга, Марии Гогенлоэ-ур-Адлерберг.

Узнав об этом решении, Ричард пришёл в ужас. Пусть Валентин Придд и был холодным спрутом, но его младшие братья не заслуживали такой участи! Герцог Окделл лучше кого-либо другого понимал, каково это – стать заложником алчных Манриков.

— Я немедленно еду к Рокслеям! — заявил он Ауэрбергу.

— Не забывайте, герцог, — охладил его опекун, — что теперь вы мой воспитанник и должны подчиняться мне.

— Король не просил меня принести вам присягу оруженосца! — запальчиво возразил Ричард.

— А мне и не нужен оруженосец, — меланхолично отозвался Ауэрберг. — Я Первый камергер, а не Первый маршал. Поэтому сегодня вы поедете со мною во дворец, где вам отведены личные апартаменты. И должен сообщить вашей светлости, что по желанию короля вы включены в число приглашённых на суд в Атрэ-Сорорес. Будьте готовы сопровождать короля в Валансенский замок. Вам разрешено взять с собой двух слуг, пажа и четверых дворян по вашему выбору. Отъезд назначен на послезавтра.

Послезавтра приходилось на пятнадцатое число Осенних Ветров.

В этот день Фердинанд II наконец двинулся в путь, сопровождаемый целой толпой столичных зевак. С раннего утра капитан Синьоретти расставил конвойных по всей Олларии: насмешливые горожане провожали своего монарха солёными шуточками, а из гущи народа время от времени доносилось пение:

Я неверной женою была королю…

Хотя Валансен находился не более, чем в пятидесяти хорнах от столицы, поездка туда должна была занять добрых полдня. Король сел в одну карету вместе с Первым камергером, Главным шталмейстером, сенескалем, тессорием и геренцием. Молодые вельможи – в их числе и герцог Окделл в окружении своих дворян – ехали верхами.

По дороге планировалась одна, но продолжительная остановка: перед тем, как покинуть столицу, король пожелал посетить службу в Соборе Святой Октавии. Поэтому в девять часов королевский поезд остановился у ворот храма, и кардинал Сильвестр собственной персоной занял место у главного алтаря.

Служба шла полтора часа, и Ричард изнывал от нетерпения всё это время. Фердинанд II сидел всего в двух шагах от него, но поговорить с ним не представлялось никакой возможности. Дик клял про себя графа Маллэ, который наверняка попросту забыл о своём обещании.

Однако едва прозвучало финальное «идите, служба окончена!» (в олларинской церкви служили на талигском языке), Фердинанд неожиданно сам окликнул юношу:

— Герцог Окделл! Подойдите сюда и подайте нам руку.

Жестом приказав остальным придворным держаться поодаль, король медленно направился к выходу, опираясь на руку Дика.

— Господин мажордом передал нам вашу просьбу, — негромко произнёс он. — О чём вы хотели поговорить с нами, герцог?

Ричард даже слегка растерялся от внезапного исполнения своего желания:

— Государь… Я хотел просить вас о милости к моему бывшему эру, герцогу Алве.

Дик был уверен, что Фердинанд тут же рассердится, но тот только кивнул головой.

— Так я и полагал… Он написал мне.

— Кто? Герцог Алва?

— Да. По его словам, это не первое его письмо, но остальные я вряд ли увижу, поскольку их перехватывает его высокопреосвященство. — Король криво усмехнулся. — Это послание вручил нам господин Генеральный прокурор. В нём герцог Алва утверждает, что королева, наша супруга, вступила с ним в связь вынужденно, из страха за свою жизнь.

— Я слышал от её величества, — осторожно вклинился Ричард, — что она опасалась господина Дорака.

— Алва предлагает нам воспользоваться своим правом помилования в обмен на отмену завещания, — продолжал король, не слушая.

— Государь? — не понял Ричард.

— Завещание, завещание Франциска, моего предка, — нетерпеливо пояснил Фердинанд. — Оно определяет порядок наследования престола с начала этого Круга. Алва предлагает мне изменить его по моему желанию. А учитывая, что он сам первый наследник Олларов, это отнюдь не шутка, — грустно усмехнулся король.

— И вы готовы на это согласиться? — спросил Ричард, сам не зная, радоваться ли ему или удивляться подобной сделке.

— А вы, герцог? Вы согласились бы на помилование?

— Умоляю ваше величество… — горячо начал Дик, но король остановил его.

— Нет, я хочу, чтобы вы подумали. Скажите мне честно: вот вы, открытый и правдивый юноша, к тому же так искренне преданный королеве… Что сделали бы вы, вы сами, если бы королева обманула вас – если бы она солгала, насмеялась над вами, унизила вас перед всеми, использовала как бесчувственную марионетку, и это при том, что вы так любили её и почитали, так боготворили и лелеяли… Скажите честно, вы простили бы её или наоборот – отомстили за свою поруганную честь?

Дик остановился, невольно тронутый горечью, прозвучавшей в словах короля. Катари… Нет, не Катари: королева! – совершенно точно лгала, заявляя, что её муж сам приводит к ней любовников для зачатия. Она лгала – но зачем? Для чего эта чудовищная, недостойная выдумка? Алва в письме королю заявил, будто королева боялась за свою жизнь. Но Ворон никогда не стал бы грозить женщине, это Дик знал твёрдо. Алва защищает её, защищает даже сейчас… А что, если всё, сказанное королевой, и впрямь было ложью? Дика охватил настоящий ужас. Что, если каждое нежное слово об отце, каждый знак ласкового внимания к нему самому – всё было обманом? Что, если Катари хотела всего лишь воспользоваться им, как послушным орудием, как щенком, которого приманивают куском сахара, чтобы потом натравить на кого-нибудь другого?.. Но для чего?

«Для того, чтобы ты отравил своего эра, разумеется!» — сухо ответил ему внутренний голос, словно сообщая очевидное.

Дик содрогнулся и сжал кулаки. Да, тогда он поверил, тогда он отравил вино эра Рокэ… А теперь яд поднесут самой королеве! Дик снова увидел мысленным взглядом две крупинки, быстро растворяющиеся в бокалах с «Чёрной кровью». Тогда он сам был марионеткой в чужих руках и едва не стал убийцей.

— Не делайте этого, ваше величество, — глухо произнёс он сдавленным голосом. — В чём бы она ни была виновата, не делайте этого. Если королева обманула вас, пусть раскаивается. А если вы ошиблись, если всё не так, как кажется… Тогда вы сами не будете виноваты перед ней!

Король неожиданно и резко оттолкнул от себя руку Ричарда. Поражённый этим жестом недовольства или волнения Ричард оторопело смотрел, как Фердинанд в полном одиночестве неровным шагом направляется к высоким дверям, ведущим из собора. Через секунду за ним бросилась стража, а потом Дика начали задевать торопящиеся вслед за королём придворные. Подошедший Ауэрберг легонько стукнул его по плечу, понуждая сойти с места.