Я обязательно вернусь. Книга 3.1 (СИ) - Ольвич Нора

— Анжелик, мне показалось, или точно вода в озере теплее стала. Не находишь?

— Нет. Всё, как всегда. Каталина, а ещё он говорил о вашей близости.

— Что? О чём это ты?

— Ты скомпрометирована, провела в его объятиях практически сутки верхом на лошади, и на судне он касался тебя, натирая виски ступни, голени и руки до плеч. Что такое виски?

— Скомпрометирована? Знаешь, я переживу это. Виски — это то, что ты называешь огненной водой.

— Он сказал, что отец обязан повести тебя под венец с ним. Он клал длинные мешки с чем-то отцу на стол. За тебя. Ты что лошадь, чтобы тебя покупать?

— Анжелик, прекрати. Ты уверена, что в них были золотые?

Девочка утвердительно махнула кудряшками. Мы тихо шептались и пили взвар, а затем снова шли греться.

— Отец сказал ему строго, ну ты знаешь, как он может… — «донн Габриэль, не повторяйте моих ошибок, иначе вы её потеряете ещё лет на пять, а может, и навсегда, она редко даёт второй шанс».

— Так и сказал?

— Да. А потом они ещё долго разговаривали, отойдя к окну, но я их уже не слышала. А после сеньор Рикардо забрал у меня юбку, в которой я была в лабиринте, на ней были синие пятна. И строго хмурился, но я видела, что он хочет улыбнуться. А потом он спросил, о чём они говорили? Как он понял, что я была в лабиринте и подслушивала? Спасибо тебе за Росану. Я её уже полюбила.

И Анжелик пошла, играть с девочкой, забравшись с ней в большую купальню.

— Значит, под венец донн Габриэль? Что же вы меня ни о чём не спросили? Я видела, как это должно быть. Как отец ловил каждый взгляд и вздох графини Жанны, как дон Рикардо годами мечтал о любимой женщине, и как дон Андреас дель Васто оставил всё в Венеции ради Бланки и начал новую жизнь во Флоренции. А за меня как за лошадь мешочки с чем-то?

Глава 16

Он волновал меня: донн Габриэль, к чему лукавить. Путешествие сблизило нас. Засыпала с мыслью о нём и просыпалась. Я помнила его руки на своём теле, его дыхание. В воспоминаниях всегда останется что-то непостижимое — сила его прикосновений, неповторимая мелодия его дыхания, как будто каждый вздох был частью симфонии страсти. Помнила, как его руки, и те мгновения, когда были объединены, словно две половинки одного целого, они казались бесконечными, и время замирало для меня. В этих мгновениях ощущала себя живой, и, наверное, на грани познания счастья. То ощущение, когда он навис надо мной, его властность ощутимая практически физически не давала покоя. Хотелось ли мне подчиниться ему? Не знаю. Не думаю. Всё смешалось. Образ Ромки и герцога, он стал единым. Моим наркотиком, моим дурманом.

— Моя Донна, — так он мне ответил. Его голос будоражил сознание. Он знал, как разговаривать с женщиной. Как обращаться с ней. Как увлечь её, возможно, соблазняя.

Наречённый, значит. Бабушка побеспокоилась о незаконнорождённой внучке. Подбросила ей кучу проблем и ушла на перерождение. А мне всего-то двадцать четыре и замуж совсем не хочется. Вся жизнь впереди. И мира не посмотрела. И путешествовала мало, и столько надо ещё успеть, и узнать. А главное, через два года надо как бы невзначай оказаться в Париже в имении отца. Ведь скоро должна родиться частичка моей души. Моя Елизавета Валуа. Состоится ли эта встреча? Или это был просто сон? И неутомимый Арман за отцом соскучился.

Как в свою жизнь вписать человека, который привык слушать только себя? Донн Габриэль, мой дурман… Готовы ли вы меняться? Сможем ли мы стать чем-то единым?

Выздоровление, оно продвигалось, неминуемо, ускоряя мою встречу с герцогом, со всей семьёй. Скоро настанет день, когда утром я займу место за общим столом, склонив голову, поблагодарю Мадонну за хлеб на столе и здоровье своих близких людей, и встречусь взглядом с ним.

Как там, в песне: в моей душе покоя нет. Это про меня. Я действительно ждала чего-то. Томное и совершенно неизведанное, оно словно просыпалось во мне. Не желая слушать разум.

На этой волне рождалась новая ювелирная коллекция. Вся моя спальня была завалена чертежами. Стол в кабинете был исчёркан грифелем. Маленькая Росана была безумно творческим человеком, рисовала везде, где ей было удобно. Ей можно было всё. Мы трудились в тишине светлого и тёплого кабинета на пару.

— Доброе утро, сеньоры, — тихий голос и скромное утреннее платье. Нежная улыбка. Коса вокруг головы и серьги, что подарил отец; сказал, его матушки. Старинное изделие, с бриллиантами. Я просто образец послушания.

Настороженный взгляд отца на мои руки, что крошат круассан. У всех взгляды, словно и не взгляды вовсе; знающие что-то и скрывающие это: сидящие за столом отводили их. И от этого было очень неприятно.

Надо всё съесть, потом скажу. Отец меня уже изучил, он что-то заподозрил. Но сказать всё равно надо. Тихий разговор, словно ручеёк, не о чём звучал за столом. Просто семейный завтрак. Отпечатался в памяти невозмутимый герцог, разговаривающий с мадемуазель Анжелик на чистейшем испанском языке и сразу же переходящий на английский. Девочка, впитывающая каждое его слово. Брат, что-то быстро записывающий. Просто идиллия.

Так, с кашей, вроде справилась. Круассан уже не влезет. Поехали.

— Отец мне надо отлучиться, выделите мне сопровождение, пожалуйста.

Тишина. И взгляды. Что происходит? Мадам Жанна напряжена как струна. Анжелик отрицательно качнула головой. Донна Адория молча транслирует мысли. Я что под арестом? Мрак. Средневековый мрак. Иду дальше, ещё шаг в сторону своей независимости.

— Впрочем, мессир Вейлр, мне не откажет. Спасибо. И Арман, вы мне необходимы. Я оставлю вас сеньоры.

Мои энергичные шаги на выход, и серёжки, что покачиваются в такт. Зеркала. Я что-то совсем не росту. В той жизни была метр с кепкой и в этой не модель, скажу я вам. Брат Антонио уже скоро будет выше меня.

— Каталина, зайдите в мой кабинет, после завтрака.

— Хорошо, отец.

Пошла переодеваться. Штаны- лосины и юбка в пол со складками и разрезами, я её зову шотландка. Тёплый свитер и берет. Клетчатый плед. Широкий ремень. Удобные сапожки. Вуаля. Ещё нужно заскочить в библиотеку. Планов много. Час ушёл на сборы. Как же меня беспокоит этот вопрос.

Но вначале нужно удостовериться, что я права.

В кабинете отца осматривалась и думала, как можно прослушать его из лабиринта. Анжелик сказала, что видела мешочки с чем-то. Значит, можно и подсмотреть?

— Дочь, что на этот раз? Куда вы собрались?

— В восточное поселение к стеклодувам, отец.

Отцу стало легче. Человек просто расслабился. А он что себе на придумывал?

— Донн Габриэль поедет с вами.

— Это не прогулка, отец. Мне нужно будет поработать, гостям не место со мной в дороге. Есть определённые подозрения, что наш источник повысил градус температуры. Я должна в этом удостовериться. К чему отвлекать важного герцога, пусть он занят с картами в библиотеке. Мы успеем обернуться за день. Я думаю.

— Донна Каталина, это не обсуждается. Девочка моя, герцог будет сопровождать теперь тебя всегда.

Я недоверчиво уставилась на отца. Не надо так со мной!

— Почему?

Он молча вытащил из сейфа плотный скрученный лист тяжёлой, пожелтевшей от времени бумаги. Весомые печати. Подумаешь, я вам такие же оттиски за неделю сделаю. Тёмная тесьма, длинная и кручёная шнурком с позолотой. Можно было обернуть ею и завязать документ.

Брачное соглашение. Ознакомилась. Руки предательски дрогнули. Я казалась себе под гнётом мраморной неподъёмной плиты.

— Я не хочу замуж, мне всего двадцать четыре, — мой голос, я не узнала его. Что-то менялось. Я словно захлебнулась в неуверенности. Или это взгляд отца не такой, как всегда. Что-то исчезло в нём.

— Не делайте этого, я же просила вас, тогда. Вспомните! Не ставьте меня перед выбором! Это всего на всего условность. Два из ума выживших старых человека, решившие когда-то, что могут решать чьи-то судьбы, подписали это. Они не имеют права решать за меня! Я не завишу от них финансово. Мне не нужны их титулы! Я всё заработала сама! У меня был муж, который ничего не требуя взамен, побеспокоился обо мне на много лет вперёд!