Зверь (СИ) - "Tesley"

— Я кардинал Левий, сын мой, — мягко произнёс священник. — Мы вели переговоры с мятежниками и задержались здесь, чтобы отслужить в церкви всенощную по Святому отцу Юннию. Сейчас мы возвращаемся в ставку герцога Алвы и готовы забрать вас с собой.

— Я горячо этого желаю! — страстно согласился Марсель. — Но я хотел бы остаться в присутствии его светлости герцога Окделла, хотя бы даже закованный в кандалы!

— Вам не стоит так волноваться, сын мой, — попробовал урезонить его Левий ласковым тоном.

— Хорошо вам так говорить, святой отец, — возразил Марсель. — А за мной только что гнался выходец на Кладбищенской кобыле! Если бы не появление его светлости, я сам уже стал бы покойником и ехал к Алве с потусторонним визитом!

— Дитя моё… — начал кардинал, но Окделл мгновенно ухватил суть дела. В его серых глазах блеснул огонь понимания.

— Вы видели Пегую кобылу? — быстро спросил он, пытливо всматриваясь в Валме.

— Даю слово! — горячо подтвердил Марсель. — Ваша собака отогнала её, а ваш голос спугнул окончательно. Позвольте же мне, ваша светлость, больше не разлучаться с вами! Мне не хочется являться к Первому маршалу в обличье покойника.

Окделл кинул на Левия многозначительный взгляд. Теперь и кардинал посмотрел на Марселя серьёзно.

— Вы вполне уверены, что видели выходца? — уточнил он.

— Ещё бы! — отозвался Марсель. — Ведь это была королева Катар-р-р…

И он в испуге зажал себе горло рукой, просипев через силу:

— Не нужно называть её по имени!

Левий вздрогнул и бессознательно нащупал свой наперсный знак. Повернув голову, он вполголоса сказал Окделлу:

— Это возможно. Её величество пропала в Валансене при странных обстоятельствах. Наш горячо оплакиваемый Святой отец считал, что её конец был дурным.

Окделл, сильно побледнев, кивнул головой. Казалось, его замутило.

— И чего хотела от вас её величество? — обратился Левий к Марселю.

— Отправить меня к герцогу Алве, — ответил тот. — Она почему-то не могла ехать сама, хотя хотела. Кажется, ей запретили это. Сестра смерти.

Окделл мазнул по лицу Марселя расширившимися потемневшими глазами.

— Я понял вас, виконт, — сказал он отрывисто. — Понял лучше, чем вы думаете.

Марсель почему-то сразу обмяк и даже отпустил сапог, к которому прижимался до сих пор. Телохранитель Окделла подхватил его сзади, иначе он бы не устоял: от всего пережитого сегодняшней ночью ноги его больше не держали.

— Гиллалун, — приказал Окделл сдержанным тоном, — укутай виконта в свой плащ и посади на своего коня. Держись постоянно рядом со мною. Ты слышал: виконт боится оставаться в отдалении. Мы возвращаемся в ставку Первого маршала. Герцог Алва ждёт нас.

Глава 7. Смута. 3

3

— Довольно, господин кардинал! Никаких переговоров с преступником! Ваш Алва подослал к нам подлого шпиона и убийцу…

— Помилуйте, сын мой, вы же сами посадили виконта Валме в подвал!

— Из которого он вряд ли вышел бы без пособников, не так ли, отче? Как удачно сложилось, что в ту ночь вы тоже находились в замке!

— Все караульные провалялись в беспамятстве до утра! Не вашими ли молитвами, господин кардинал? Может быть, это вы подсыпали им снотворное в святую воду?

— Капитан, думайте о том, что говорите! Я весь вечер был у вас на виду. Разве я приехал бы к вам сегодня, будь я виновен в том, в чём вы меня обвиняете?

— Это уловка! Подлая хитрость! Бритый лис!

— Ворон провёл нас, как кагетов у Барсовых Врат, господа! — громко пояснил граф Дени Агиррэ, криво ухмыльнувшись, и его сторонники немедленно разразились хриплыми воплями:

— Смерть Ворону! Смерть подлому убийце!

Кардинал Левий поднял руки вверх, пережидая бурю. Алва предупреждал его, что из затеи с переговорами не выйдет толку: смерть Штанцлера окончательно обозлила мятежников, и они впали в воинственный раж. С десяток вожаков восстания, столпившись вокруг магнуса Ордена Милосердия, возмущались, выкрикивали угрозы и изрыгали проклятия. Главным заводилой выступал Никола Карваль, капитан местного гарнизона; ему на два голоса вторили его теньенты, Дюварри и Левфож. Номинальный глава мятежа, граф Дени Агиррэ, тоже окружил себя небольшой свитой: в ней состояли его юный оруженосец Жюльен со своим отцом, бароном Александром Горуа, и оруженосец последнего Жорж Гайар, однокорытник Жюльена. Друзья принца Ракана, недавно прибывшие из Сакаци с алатскими наёмниками – братья Борны, Дуглас Темплтон и Анатоль Саво – держались немного особняком, но нелепая смерть Штанцлера потрясла и их.

Однако шестеро участников Военного Совета сохраняли относительное спокойствие, и Левий краем глаза отметил их. Трое были полковниками Резервной армии, пару месяцев назад перешедшими на сторону восставших – Люра, Пикмаль и Рёдер. Не исключено, что сейчас они раскаивались в своём предательстве и искали случая заслужить прощение. Ещё двое являлись давними союзниками герцога Анри-Гийома – бароны Гаржиак и Шуэз. Неоднократно битые, помнящие несчастливое восстание Эгмонта Окделла и ренквахскую битву, они, похоже, трезво оценивали свои шансы и не рвались в заведомо обречённую авантюру. Шестым выступал Луи-Поль Феншо-Тримейн, епископ Риссанский, тайный конфидент Левия при талигском дворе. Именно он вмешался сейчас в разговор, призвав возмущённых эпинцев к порядку.

— Господа! — Его голос гулко прозвучал под сводами нижнего зала, перекрыв гомон, и кардинал Левий ощутил прилив глубокой симпатии к олларианцу. — Я уверен, что мой достойный собрат не замешан в гнусном убийстве графа Штанцлера. Он всего лишь слепое орудие в руках подлого человека. Разве герцог Алва послал бы его сегодня сюда одного, без всякой охраны, если бы господин кардинал участвовал в его замыслах?.. Вы же сами видите, брат мой, — прибавил он, обращаясь к Левию, — Ворон нисколько не дорожит вами.

— Я повинуюсь только Создателю, достойный брат, — тут же отозвался кардинал. — Мне не нужна охрана герцога. Я не могу бросить своих единоверцев на ложном пути. Я приехал, потому что я не враг, а друг.

— Друг? — звонко переспросил юный Жюльен Горуа, копируя ехидную ухмылку своего эра. — Разве друг стал бы тайком прятать этого убийцу Валме у Ворона?

Военный Совет опять зашумел. Барон Александр Горуа, с самого утра напяливший на себя старомодные тяжёлые латы, одобрил слова сына, громко хлопнув металлической рукавицей по каминной доске.

— Это законная претензия, ваше высокопреосвященство! — воскликнул он.

— Вы не можете отрицать, что увезли и скрыли преступника в ставке герцога Алвы, — поддержал его Рихард Борн.

— В тот момент я счёл его несчастным сумасшедшим, сын мой. Милосердие, адептом коего я являюсь…

— Не о милосердии вы думали, когда помогали убийце сбежать! — взвился Карваль. Он был невысок и коренаст; от гнева его лицо налилось кровью, а усы гневно встопорщились и поминутно шевелились, как у потревоженного жука. — Привезите Валме обратно для следствия и суда, и тогда мы, может быть, и подумаем о переговорах!

— Суд! Суд! — подхватили слова Карваля остальные офицеры. — Убийство графа Штанцлера не должно остаться не отомщённым!

Кардинал Левий снова примирительно поднял руки, пережидая очередной шквал негодования. В сводчатом нижнем зале было полутемно, и из-за красных отблесков пылающего камина казалось, что здесь бушует и плюётся огнём обозлившийся многоголовый дракон. Бессолнечный осенний день хмуро смотрелся в старые, почти монастырские окна, прорубленные в толще стен; он озарял тяжёлый стол с военными картами, несколько дубовых кресел и огромный портрет на противоположной стене. Недавно умерший герцог Анри-Гийом в полный рост присутствовал на совете – в рыцарских доспехах, с мечом в руке и выражением сурового недовольства на ещё молодом, но по-старчески насупленном челе.

— Я понимаю вашу скорбь, дети мои…

— Ваше высокопреосвященство, — вальяжно перебил кардинала полковник Симон Люра, расположившийся у самого выхода из зала, небрежно опершись на балюстраду лестницы. — Здесь собрались люди, которые не нуждаются в ваших проповедях. Они нуждаются в том, чтобы дружбу доказывали не словами, а делами. Убедите герцога Алву выдать нам своего офицера по особым поручениям для разбирательства и суда, и мы воспримем это как жест доброй воли.