Колдовской мир. Год Единорога - Нортон Андрэ
4
Хотя я был первым, кто испытал на себе враждебность птиц, но отнюдь не последним. Мы углублялись в лес все дальше, деревьев валили все больше. Деревья нужны были для постройки длинного барака, под крышей которого наш маленький род должен пережить хотя бы одну зиму. На лесоповал слетелось огромное количество птиц. Вдруг дети, пасшие нашу крошечную отару, подняли крик. Мы сбежались с топорами и молотили направо и налево, защищая шестерых новорожденных ягнят от смертоносных клювов. Ведь от этих животных во многом зависело наше будущее.
В конце концов Гарну пришлось отозвать нескольких лесорубов и вручить им луки со стрелами для защиты скота. Птицы проявляли невиданную ловкость, увертываясь от лучших наших стрелков. Страсти накалялись. Все ощущали холодное недовольство Гарна. То, что раньше казалось нам незначительным, переросло в постоянную угрозу.
Когда мы проредили деревья, срубив самые могучие, то выяснили, что́ могло стать причиной птичьих атак. Однажды утром гигантское дерево упало под топорами, увлекая за собой массу ползучих растений, сплющивая густой кустарник, и тут мы увидели, что Лунное святилище, оказывается, не единственная реликвия, оставленная людьми Древней расы в нашей долине.
Здесь тоже стояли колонны. Они не пострадали при падении дерева. Непонятно, что их спасло, похоже, какая-то Сила заслонила их. Колонн, высотою в человеческий рост, поставленных так близко друг к другу, что между ними с трудом можно было просунуть руку, было семь.
Они были выточены из камня грязно-желтого цвета. Смотреть на них было почему-то неприятно. Несмотря на обвивавшие их ползучие растения, на ветер и дождь, поверхность колонн ничуть не пострадала. Казалось, они были сделаны из грязи, которой придали потом форму. В средней части колонны был вырезан символ, для каждой колонны – свой.
Когда эта реликвия оказалась полностью открытой, птицы подняли такой крик, кружа над рабочими, что даже Гарн не выдержал и отдал приказ оставить срубленное с таким трудом дерево там, куда оно упало, и не трогать его до поры до времени.
К счастью, птицы недолго мучили нас своими криками и низкими полетами. Потеряв к нам всякий интерес, они собрались в стаю, полетели на запад… и не вернулись. Мы обрели свободу. Через три дня Гарн приказал увезти дерево с помощью лошадей. Ему даже и предупреждать нас не понадобилось, чтобы мы не ходили мимо колонн. В той стороне лес мы больше не рубили. Реликвия эта внушала нам отвращение.
Мы завершили трудную вспашку целины, посеяли заботливо сохраненное зерно. Всё же мы, потомственные крестьяне, не успокоились до тех пор, пока не появились первые всходы на незнакомой почве. Теперь, если только нас не подстерегут новые невзгоды, известные тем, кто обрабатывает землю, мы сможем рассчитывать на урожай, каким бы маленьким он ни был.
Некоторые женщины под началом Фастафсы – бывшей няньки леди Айны, а теперь экономки Гарна – собирали дикорастущие плоды. Созревали ягоды, росли травы, и некоторые из них женщины сочли пригодными в пищу. Пусть и были над нашими головами незнакомые звезды, но сама страна во многих отношениях не отличалась от той, из которой мы пришли.
Мы возвели стены нового жилища – не из камня, а из бревен – и постарались обработать их как можно лучше. Первый наш кров представлял собой одно длинное здание, разделенное перегородками. В каждом таком помещении жила семья клана. Посередине здания устроили просторную столовую с высокими и низкими столами. В торцах здания установили по большому камину, а третий очаг поставили в столовой. Камины были сложены по распоряжению Стига из специально выбранных камней, взятых со дна реки: вода там довела их до гладкости. Когда установили крышу и крепко-накрепко присоединили ее к трем длинным центральным балкам, опиравшимся на колонны, отпраздновали новоселье. Младший сын Стига забрался на крышу и прицепил к коньку пучок травы, собранной женщинами, – на счастье.
Для скота у нас были подготовлены навесы. Мы пока не знали, какой здесь бывает зима. После того как здание было построено, наши охотники ежедневно приносили домой добычу. Мы обжаривали мясо над специально устроенными кострами. Ловили и рыбу. Нам удалось засолить несколько бочек.
В это напряженное время мы не виделись ни с кем из других кланов. Я немного надеялся на то, что к нам вернутся Братья по Мечу. Однако никто не явился. Люди Тагнеса тоже не спешили нас проведать. Все же каждый раз, когда мне выпадало дежурство в горах – Гарн по-прежнему заставлял нас патрулировать окрестности, – я задерживался возле Лунного святилища, чтобы по какому-нибудь признаку определить, была ли здесь Гафия.
Весеннее цветение давно прошло, и деревья, окружавшие площадку, казались мне странными. Зелень их была темнее обычного и очень, очень блестящая. Растения же, обвившие стволы, при ярком солнечном свете были ярко-синего цвета, как и символы, что оставили жившие когда-то здесь люди.
Дважды я заставал там Айну. Она заглядывала в Святилище, будто искала что-то. Оба раза она пугалась, заметив меня. В первый раз она просила никому не рассказывать, что я встретил ее в этом месте. С моей стороны это было попустительством, но все же я исполнил ее просьбу, и вовсе не потому, что испытывал нежные чувства к дочери Гарна, тем более что мы находились в близком родстве и отношения у нас были как у сестры с братом.
Все же меня беспокоили ее тайные посещения Святилища. Во-первых, потому, что Айна никогда не отличалась авантюрными наклонностями. Она от природы была застенчивой и скромной девушкой, и интересы у нее всегда были чисто женские. Айна прекрасно шила и была почти такой же умелой кулинаркой и хозяйкой, как сама Фастафса.
Мне было известно, что Гарн обещал выдать ее за второго сына лорда Фаркона. Прекрасная партия, от которой клан Гарна, несомненно, выиграет. Правда, время для Огня и Чаши пока не наступило. У нас не принято было жениться по любви, браки заключались в целях укрепления рода. А семейные отношения впоследствии определяла судьба.
Крестьяне в этом отношении были свободнее, хотя и там, бывало, ломались судьбы, если лорд ради выгоды клана женил молодых вопреки их желанию. Раз или два на помолвке крестьян я замечал, как Айна внимательно вглядывалась в улыбающееся лицо невесты. Думала ли она при этом, что и ей в свое время придется совершить далекое путешествие, после которого она, быть может, никогда больше не увидит долину своего отца?
Такие темы мы не обсуждали: это было бы против обычая, однако я верил, что хорошенькое личико Айны, добрый нрав и хозяйственные наклонности встретят одобрение в любом доме, куда бы ни забросила ее судьба. Я несколько раз видел ее жениха, сына лорда Фаркона. Это был высокий молодой человек приятной наружности. И брат, и отец любили его, что в нашей среде случается довольно редко. В общем, я считал, что в конце концов у Айны все будет хорошо.
Отчего она вдруг нарушила наши традиции и стала тайком приходить в это место, я не знал. Она мне не говорила, хотя я и спрашивал. Ответила лишь, что должна была это делать. При этом чуть не плакала. Я не стал настаивать, только предупредил ее об опасности и попытался взять с нее обещание больше туда не ходить.
И она обещала. Так искренне, что я ей верил. А после находил ее там, возле площадки, словно стояла она на пороге комнаты, в которую хотела войти, только не могла набраться смелости. В следующий раз я сказал, что больше ее обещаниям не верю и расскажу обо всем Фастафсе. За ней будут следить и не дадут незаметно уйти из долины. В тот день она долго и жалобно плакала, будто ее лишили сокровища, замены которому не найти. Она подчинилась, но с такой тоской, что я почувствовал себя жестокосердным тираном, хотя, напротив, единственным желанием моим было – защитить ее.
По окончании строительства появились первые признаки приближения осени. Все от мала до велика работали на уборке. Зерновые на целинной земле удались на славу. Стиг сиял. Урожай выдался лучше, чем он смел надеяться. Он повторял это снова и снова и уже строил планы на будущее. В следующем году он намеревался распахивать новые земли.
