Колдовской мир. Год Единорога - Нортон Андрэ
Хьюлин во время охотничьей экспедиции на запад наткнулся на третью стоянку людей, живших до нас. Он пошел вдоль притока реки и обнаружил еще одну долину. Там росли фруктовые деревья, увешанные плодами, которыми еще не успели полакомиться птицы и дикие звери. В том, что это были культурные деревья, сомневаться не приходилось, так как они были высажены в определенном порядке. Там, где дерево погибало и падало на землю, оставался лишь объеденный червями пень.
Мы отправились туда за урожаем. Мы – это Фастафса с женщинами, Эверад, я и трое человек из охраны. Айна с нами не пошла, сказав, что неважно себя чувствует. Фастафса уложила ее в постель.
На путешествие пришлось потратить два дня. Дорога вдоль зажатой между скалами реки была нелегкой. Весной, когда прибудет вода, путь туда будет полностью закрыт. Я понял это, когда увидел на скалах отметины, оставшиеся от весенних паводков.
Придя на место, мы добросовестно принялись за работу. Охрана бдительно несла свою службу, остальные таскали и опрокидывали корзины. Эверад и я ненадолго отлучились, чтобы взглянуть на вторую долину. Мы решили, что она сулит нам отличные перспективы. Надо будет уговорить Гарна, чтобы он расширил наши владения.
Кроме фруктового сада, других следов жизнедеятельности людей Древней расы мы не обнаружили, что нас порадовало. Мрачных птиц здесь тоже не видели. На рассвете третьего дня тронулись в обратный путь. Двое мужчин с мечами и арбалетами всегда были на страже. В глубине души мы испытывали постоянную тревогу, как бы приятно и невинно ни выглядели окрестности. Ощущение, что мы находимся на границе с вражеской территорией, никогда нас не покидало. Я спрашивал себя: отчего это? Ведь кроме птиц, которые к тому же давно улетели, нам никто больше не угрожал. И все же каждую минуту мы ожидали неожиданного нападения.
Дома нас поджидала беда. Не зря мучило нас смутное предчувствие недоброго. Нас встретил Хьюлин в полном вооружении, на коне. При виде его мы, мужчины, выдвинулись вперед, а женщины боязливо спрятались за наши спины. Все разом замолчали, хотя за минуту до этого слышались смех и пение.
Главнокомандующий кланом натянул поводья, колючие глаза его быстро осмотрели нас, будто он проверял, кто отсутствует.
– Госпожа Айна, – сказал он, остановившись перед Эверадом, – не была с вами?
– Нет, но она плохо себя чувствовала. Она сказала… Фастафса… – Эверад посмотрел на экономку.
Та выступила вперед. Глаза расширились, румяное обычно лицо побледнело.
– Госпожа Айна – что с ней такое? – Она отодвинула локтем Эверада и обратилась к Хьюлину с выражением яростного недоумения. – Она была дома, я дала ей снотворное, прежде чем уйти. Оставила с ней Трудас, чтобы она сидела рядом и присматривала за ней. Что вы с ней сделали?
– Она ушла. Сказала служанке, что чувствует себя лучше, попросила приготовить в дорогу еды и сказала, что они обе пойдут за вами вдогонку. Когда Трудас вернулась, Айны уже не было.
В этот момент меня охватило чувство раскаяния и вины. Я понял, куда ушла Айна. Но если она исчезла сразу после того, как мы ушли, то ее, стало быть, не было уже целые сутки! Я вынужден был исполнить свой долг: рассказать о том, что было мне известно, и понести ответственность за последствия.
Стоя перед Гарном, я понимал, что жизнь моя в его руках, и в то же время сознавал, что это пустяк в сравнении с тем, что может произойти с Айной. Что будет, окажись она сейчас рядом с котом, которого Гафия выбрала себе в попутчики?! Но то была Гафия! Айна ее Даром не обладала. Я рассказал все – и о Лунном святилище, и о том, что Айна тайком его посещала.
Я увидел, как поднимается кулак Гарна, облаченный в боевую, утяжеленную металлом перчатку. Удар послал меня, покорно стоявшего, на землю. Я ощутил во рту вкус крови. Рука его схватилась за меч. Он уже вытащил его наполовину из ножен, в то время как я лежал, не делая попытки защитить себя. Он был сейчас вправе перерезать мне горло. Ведь я нарушил клятву, данную лорду, порвал кровную связь. Всем, кто окружал нас сейчас, было это абсолютно ясно. Самый главный закон – это преданность своему лорду. Нарушить его означало стать человеком без роду без племени.
Отвернувшись, словно я недостоин быть убитым, он прорычал приказания своим подданным. Они тут же отошли от меня. Я перестал для них существовать. Так это было заведено.
Я приподнялся на локтях. От удара голова шла кругом. Но что значил этот удар по сравнению с моим предательством?! Жизнь потеряла смысл. Я знал, что ни один человек теперь меня не признает.
Поднявшись на ноги, я увидел, что все стали подниматься в гору, к Лунному святилищу. Почему-то я был уверен, что Айну они там не найдут. Хотя я и был теперь проклят и выкинут из клана, мне необходимо было кое-что сделать.
В глазах Гарна и всего нашего рода ничто не могло вернуть меня к жизни. Все же я был жив, хотя лучше бы лорд сжалился и убил меня. Ведь по выражению его лица я понял, что поначалу он готов был сделать это. Я не мог обратить время вспять, но, похоже, существовал лишь один способ помочь Айне.
Признавшись Гарну в том, что Айна тайком посещала Лунное святилище, я ни слова не сказал о Гафии, так как был преисполнен вины за собственное безответственное поведение. Если бы я смог сейчас встретиться с Мудрой и ее служанкой (им было известно о Святилище куда больше, чем нам, в этом я был убежден), у меня появилась бы слабая надежда разыскать кузину.
Лишившись рода и племени, я потерял право на все, даже на меч, который все еще висел у меня на поясе. Гарн не забрал меч, и я решил его сохранить. Возможно, он мне еще понадобится – не для того, чтобы заслужить прощение, а для того, чтобы вызволить Айну.
Я двинулся пешком к морю, планируя на следующий день прийти в долину Тагнеса и отыскать Мудрую. Свой шлем с обозначением рода я оставил лежать там, куда он свалился от удара Гарна. Там же остался и арбалет. С обнаженной головой, пустыми руками, шатаясь, так как в голове звенело, а в глазах двоилось, я отправился вниз по течению.
Ночь я провел на берегу. К морю буквально подполз, обмыл разбитое лицо водой, отчего оно загорелось огнем. Один глаз заплыл и закрылся, а боль в голове не давала удерживать мысли, кроме единственной: мне необходимо разыскать Мудрую или ее служанку. Они знают нечто о Лунном святилище и о Силе, которая в нем заключена.
Если Гарн не найдет следов дочери, на меня объявят облаву. Сам не зная почему, я был уверен, что в горах они следов беглянки не обнаружат. Разумеется, ненависть и жажда мщения возрастут у Гарна многократно. Любой человек из нашего рода, который меня подстрелит, заслужит его благодарность. Я должен быть осторожен, если хочу остаться в живых и помочь Айне. В голове моей тем временем была полная неразбериха. Я то и дело впадал в забытье и обнаруживал, что лежу на песке или бессмысленно ползу. Когда волны, выплескиваясь на берег, окатывали лицо, я ненадолго приходил в себя.
Прошла ночь, а за ней и день. Напрягая остатки сил, я отвоевывал каждый шаг пути. Наконец я добрался до места, откуда шла дорога в сторону владений Тагнеса. Там я прислонился к скале и попробовал собраться с мыслями. Идти в долину открыто означало накликать беду. Хотя Тагнес и не был другом Гарна – вернее, оттого, что он был его недругом, – ему доставит удовольствие выдать меня тем, кто за мной охотится. Как приятно будет Тагнесу рассказать всем, что близкий родственник, соплеменник, предал лорда Гарна. Ему выгодно сдать меня как заложника и посрамить тем самым тех, чье имя я когда-то носил.
Значит, мне нужно напрячь раскалывающиеся мозги, чтобы не попасться на глаза людям Тагнеса и суметь тайком пробраться к дому Мудрой. Сказать по правде, я не был уверен в том, что она мне поможет. Надеялся только на то, что она не зависела ни от одного клана и, следовательно, не была обязана исполнять его законы. Кроме того, она была целительницей, возможно, она сжалится надо мной и подскажет, в каком направлении должен я идти, чтобы разыскать дочь Гарна и послужить ей верой и правдой.
