Роман Смеклоф - Тридцать один
– Ты муха. – философски заметил Евлампий. – Ты застрял в паутине и чем сильнее будешь дергаться, тем быстрее прибежит паук!
– Какой паук? – завопил я. – Не надо паука!
Я перестал освобождаться и застыл.
– Что делаешь? – взревел дядя.
– Ничего! – ответил я.
– Крысеныш! Ты должен привлечь внимание, попробуй просунуть руку.
– А паук?
– Какой паук? Якорь тебе в заливное! Пихай руку!
– Я не могу.
Меня схватили за лодыжку. Я взвизгнул и лягнулся свободной ногой.
– Юноша, прошу вас поосторожнее, я всего лишь пытаюсь закрепить веревку у вас на щиколотке.
Я перестал болтать ногой. Уж кто-кто, а архивариус страха у меня не вызывал.
– Толкай правую руку. – распорядился Оливье у моего уха и надавил на плечо.
Сначала, сквозь липкую завесу проскользнул палец, а потом и вся ладонь. Только дальше, как мы не упирались, как не толкали, рука не лезла.
– Ладно. Так сойдет. – сдался дядя.
– Что дальше? – спросил я.
– Мы выберемся, если кто-нибудь с другой стороны, потянет тебя за руку.
– Прошу прощения, за свою безмерную любознательность, но как все это выглядит из Фейри Хауса? – вмешался Мровкуб.
Оливье усмехнулся.
– Его рука. – кивнул он в мою сторону. – Торчит посреди поляны, из воздуха.
– Тогда. – заметил архивариус. – У меня есть сомнения, что за нее решится кто-нибудь тянуть.
– Если только укусить. – меланхолично добавил голем.
Я вздрогнул.
– А другого способа нет?
– Можем вытащить туда, другую часть тела. – зловеще проговорил Оливье.
Я замотал головой.
– Тогда помалкивай и шевели пальцами. Маленькие феи умом не блещут, может заинтересуются.
– Совершенно верно. В младенческом возрасте феи обладают легким нравом. Им присуще непомерное любопытство, подвижность и склонность к экспериментам. К тому же, они обладают большим запасом неизрасходованной магической энергии.
– Слышал? – рявкнул дядя. – Шевели лапами!
Я заработал пальцами, сжимая и разжимая их в кулак.
Постепенно, феи выбрались из своих укрытий и приблизились. Их оказалось несколько сотен. Обратив внимания на мою руку, они бросили катание на одуванчиковых семянках и порхали вокруг, пока самая смелая не села на указательный палец. За ней бросились остальные.
– Щекотно. – пожаловался я.
– Лучше терпи. – посоветовал Оливье.
Он не стал добавлять про последствия. Я сам догадался.
Феи, так облепили мою руку, что я не мог ее разглядеть.
– Как заставить их тянуть? – спросил я, стараясь не шевелиться.
– Юноша, в данной ситуации, есть несколько приемлемых вариантов. – встрял архивариус.
Дядя, отчего-то не велел ему заткнуться. Я обернулся. Оливье настороженно смотрел в темноту. Мровкуб тоже замолчал, прислушиваясь.
– У меня неприятное ощущение, словно я съел что-то не то за завтраком. – тихо проговорил он.
Я тоже почувствовал, как сжимается желудок.
Вдалеке раздался странный звук. Вроде, кто-то провел по стеклу, когтями.
Меня передернуло. Горло высохло, а внутри похолодело.
– Вы сказали, что здесь нет магии! – напомнил Евлампий.
– Я сказал, что она здесь не действует. – ответил Оливье.
– Почему же, я чувствую сильное магическое возмущение? – возразил голем.
– Потому, что нас заметили. – севшим голосом сказал дядя.
Мне стало не по себе. Я понял, Оливье боится.
Скрежет приближался. Темнота оставалась непроглядной.
Я обернулся к двери. Спасение совсем рядом.
Феи все еще игрались с моей рукой, но тянуть не собирались.
Лязг когтей резал уши, продолжая нарастать.
– Я не вернусь! – закричал Оливье во тьму.
В ответ раздался смех, похожий на захлебывающийся крик утопающего. Только сомнений, в том, что это именно хохот не возникало.
Со страху, я дернул рукой и сжал ладонь. В кулаке осталось несколько фей. Естественно они испугались, начав, как говорил архивариус, со всей нерастраченной магической энергией пытаться вырваться из ловушки. Активно работая крылышками, феи распространяли оглушающий звон.
Меня, не то что потянуло, потащило, понесло через барьер. В междумирье остались лишь ноги, а все, что выше пояса уже наслаждалось природой Фейри Хауса. Блаженствовать, я конечно не мог. Это уже чересчур. Один вид, моего собственного тела, висящего посреди одуванчиковой поляны в окружении орды бушующих фей, нагонял ужаса больше всех когтей междумирья.
– Старайся. – бормотал голем, таким натужным голосом, будто помогал мне.
За телом появилась правая нога. Чтобы удобнее цепляться, я разжал кулак. Вырвавшиеся феи, мгновенно улетели прочь. Я схватился за траву и потянул. Отталкиваясь освобожденной ногой и размахивая рукой, я пытался вытащить из междумирья оставшуюся часть тела. Липкая завеса недолго сопротивлялась, отпустив меня целиком.
Левая нога выскользнула вдогонку за правой, потащив веревку и рукав зеленого дядиного камзола. Нащупав в нем руку, я дернул со всех сил. Из пустоты появилось плечо, а за ним, принявшаяся орать голова:
– Тащи быстрее!
Я обхватил его руками и поволок. Получалось очень шустро, даже не смотря на мешающих фей. Они кружили вокруг, непрестанно пища. Из-за их тонких голосов, я не разобрал ни единого слова. Хотя, они наверно говорили на своем языке.
Затянув дядю, я схватился за веревку.
– Обрежь ее! – завопил Оливье.
– Не позволю! – вмешался Евлампий.
– На него напали, мы не поможем!
– Попытаемся. – хладнокровно ответил голем.
Я поднажал. Дядя бросился ко мне, на ходу вытягивая саблю. Увидев его с оружием, я решил бросить веревку, но не успел. На меня, из неоткуда, вывалился архивариус.
Мы упали. Старик оказался легким. Почти невесомым. Высвободившись из его балахона, я сел. Оливье стоял над нами с обнаженной саблей и пристально разглядывал Мровкуба.
– Он не поменялся? – сосредоточенно проговорил он.
– Нет. – ответил я.
Архивариус остался прежним. Таким же заросшим и худым.
– Если на него напали, – спросил Евлампий, – почему на нем нет ран, да хоть каких-нибудь повреждений?
Оливье не ответил. Взяв архивариуса за руку, он нащупал пульс и считал, причмокивая губами.
– Что с ним? – спросил голем.
– В отключке.
Я огляделся. Феи кружили вокруг нас, но уже не подлетали близко.
– Кто на него напал? – строго спросил Евлампий. – Кто?
– Решето́ – золото́, нажито́, да пропито́! – брякнул Оливье. – Никто! Мы прошли сквозь то, чего нет. Зачем тебе знать о тех, кто живет в месте, которого не существует?
Голем собирался с мыслями, не сразу сообразив, что ответить.