Татьяна Устименко - Лицо для Сумасшедшей принцессы
– Эткин! – громко позвал сильф, но дракон продолжал храпеть столь сладко, что становилось понятно: колдовские чары и не собираются добровольно отпускать гиганта из своих гибельных объятий.
– Да что же это такое? – на этот раз вслух выкрикнул Генрих, вскакивая на ноги, совершенно обескураженный и сбитый с толку. – Почему лишь один я оказался не подвержен воздействию враждебной магии?
И, словно стремясь развеять его сомнения, тонкое лезвие Гиарды, магического клинка, созданного демиургами, засветилось ослепительным, разгоняющим тьму сиянием. Магия вступила в схватку с магией.
Но демоны не собирались сдаваться без боя. Вскоре под настилом из гнилых досок, ненадежно прикрывающих вход в усыпальницу графского рода, возникло синеватое гнилостное свечение, сопровождавшееся разъяренным шипением. Словно кровожадные болотные духи, жаждущие теплой человеческой крови, приняли брошенный им вызов и торопились ввязаться в бой не на жизнь, а на смерть. Вонючие ленточки тумана, сильно смахивающие на омерзительных бесцветных червей, заструились изо всех щелей и отверстий в основании фундамента, скручиваясь в кольца, немедленно обвивающие сапоги Генриха. Первого же подобного прикосновения оказалось достаточно для того, чтобы барон ощутил цепенящий холод разверзнувшейся могилы, несомый демоническими выделениями. Де Грей громко выругался и отскочил в сторону, поводя перед собой накалившимся лезвием рапиры, острый кончик которой рдел алым светом падающей звезды.
– Спаси меня, Аола! – с надеждой выдохнул барон, услышав утробный лающий хохот, нарастающий в недрах подземелья.
Волна оглушительных звуков, напоминающая апофеозное крещендо смертоносного гимна, бьющего по нервам и жилам, достигла своего апогея. Доски настила взвились, буквально выбитые чем-то или кем-то, скорее пробудившимся от долгого сна и гулко ворочающимся в недрах тесного каменного подвала. Темная сила выплеснулась наружу, и Генрих крепче сжал рукоять клинка, готовясь встретить неведомого противника. Но неожиданно гадостная вонь и гнилостный свет сменились легкой убаюкивающей мелодией, печально напевающей о несбывшихся мечтах. Из подземелья медленно, не касаясь ногами земли, выплыл невесомый и хрупкий женский силуэт, облаченный в белые одежды. Рука Генриха невольно дрогнула, он опустил рапиру и отступил назад, уступая дорогу незнакомой даме.
Точеная фигурка, окутанная то ли свадебным, то ли погребальным покровом, плыла прямо на сильфа. Трогательно склоненную головку, наводящую на мысли о сломленном бурей бутоне экзотического цветка, скрывала плотная вуаль, увы, ничуть не колышущаяся в такт нежному дыханию. Непрозрачный покров венчал веночек из увядших лилий. Округлившийся стан усопшей красавицы напомнил барону о том страшном положении, в котором пребывала на момент гибели несчастная жертва, готовившаяся стать матерью. Что наполнило отзывчивое сердце Генриха новой порцией скорби. Мертвая Луиза тянула к нему бледные руки, взывая о милосердии. Повелитель, не в силах вынести это воистину жалостное зрелище, положил Гиарду на землю и преклонил колено:
– Прекрасная госпожа, я ваш верный слуга, и если вы соблаговолите подсказать мне возможность, с помощью которой я смог бы облегчить страдания вашей неупокоенной души, то я…
Мертвая красавица неожиданно взревела, словно голодная гиена, торжествующе расхохоталась, подняла вуаль и бросилась на коленопреклоненного рыцаря. Расширенные от шока глаза Генриха моментально охватили все подробности представшего ему богомерзкого зрелища. Освещенные беспощадной луной пальцы Луизы, покрытые синюшными трупными пятнами, противоестественно удлинились, превратившись в крючковатые сизые когти. Черный, криво раззявленный рот, полный могильной земли и жирных желтых червей, издавал пронзительный ведьмин визг. Но на фоне покрывающих лицо обширных ожогов и струпьев особенно впечатляюще выглядели глаза, а вернее, их полное отсутствие. Вместо правого плескалось студенистое озерцо зеленого гноя, зато из левой глазной впадины на Генриха жадно глянул красный, пылающий углем зрачок. В последний момент барон будто проснулся и умудрился совершить короткий перекат через плечо, спасший ему жизнь. Руки-клешни промахнулись, щелкнув в каком-то дюйме от его шеи. Из пасти демонической твари вырвался разочарованный вой. Генрих подхватил брошенный клинок и на полусогнутых ногах мягко пошел вокруг противника, выбирая удобную для нападения позицию.
– Кто ты? – холодно спросил барон.
Тварь снова захохотала:
– Я младший брат владычицы Ринецеи, демон Арафел!
Генрих издевательски выгнул бровь. Он к месту вспомнил свое давнее правило, уже не раз и не два отлично помогавшее ему в различных жизненных передрягах: выведи противника из себя – и твой шанс на победу возрастет многократно:
– Слушай, Ара, а вы случаем не кролики? А то что-то ваши родители отличались прямо-таки неприличной плодовитостью. А еще что-нибудь, кроме вас, они делать умели?
Демон угрожающе заскрежетал зубами:
– Да как ты смеешь меня оскорблять! Я великий боец!
– Угум-с, верю! – с готовностью подтвердил барон. – Абигер, помнится, тоже так говорил… – он выдержал драматичную паузу, – …перед смертью!
– А-а-а, – взбешенно завизжал демон, размахивая лапами. – Так это ты убил моего любимого старшего брата!
Де Грей не стал незаслуженно приписывать себе чужие подвиги, но и опровергать обвинения тоже не спешил. Он просто замолчал, предоставляя твари возможность выть и бушевать, сколько ей заблагорассудится. А между тем взбешенный демон совсем ослабил бдительность и бездарно проморгал момент, когда Генрих повернулся спиной к тусклой луне, подгадав ту позицию, в которой ее неяркий свет ослепил единственный глаз Арафела. Свистнула Гиарда… Демон успел уклониться, но оказался недостаточно проворным. Отрубленная лапа чудовища полетела на землю, фонтан дурно пахнущей черной крови забил из обрубка. Арафел взвыл и схватился за культю. Незримая аура враждебной магии, до того момента плотно опутывающая двор замка, разом ослабла. Эткин завозился и что-то неразборчиво забормотал в полудреме. Протяжно зевнул некромант…
– Марвин, помоги! – громко закричал Генрих, продолжая отбиваться от наседающей на него все еще сильной твари.
Соприкасаясь с когтями демона, Гиарда звенела, испуская радужные снопы огненных искр. Но вот один коготь зацепил плечо храброго сильфа, глубокая царапина тут же набрякла каплями крови…
– Марвин! – вновь позвал Генрих.
Молодой некромант открыл глаза, мигом оценил ситуацию и быстро сплел пальцы, рисуя магический знак. Оконченное заклинание сорвалось с его губ и полупрозрачной сетью всего лишь на краткий миг окутало демона, но и этого оказалось достаточно. Лезвие Гиарды блеснуло в лунном свете, и отрубленная голова умершей графини покатилась по пепелищу.