Татьяна Устименко - Лицо для Сумасшедшей принцессы
– Ага, попался!
Одноглазый перепуганно взвизгнул и зайцем забился в сильных молодых руках. Генрих склонился к сырой вонючей дыре и почтительно извлек из ее глубины круглолицую симпатичную толстушку:
– Не бойтесь, мадам! Мы не причиним вам вреда. Простите моего несдержанного друга: его переполняют эмоции.
Увидев перед собой людей, неприкрыто проявляющих сочувствие, толстушка залилась слезами облегчения и повисла на шее у барона, ошеломив его сбивчивой, торопливой речью:
– Похоже, Пресветлые боги вняли нашим молитвам и послали нам двух отважных рыцарей, способных справиться с одержимой госпожой!
Де Грей осторожно разнял вцепившиеся в него женские руки, подвел незнакомку к большому камню, усадил и только после этого спросил спокойным ласковым голосом:
– Досточтимая сударыня, прошу вас, успокойтесь, соберитесь с силами и внятно поведайте нам обо всем произошедшем в замке.
Женщина согласно кивнула, открыла рот, но вместо подробного рассказа опять жалобно заскулила и залилась горючими слезами. Жалостливый Эткин, глядя на столь необъятное горе, и сам созвучно захлюпал носом. Но на помощь несостоявшейся рассказчице вовремя пришел одноглазый толстяк:
– Уж не знаю, знакомы ли ваши милости с хозяевами нашего замка, но поскольку выглядите вы как люди благородные и родовитые, то смею вас заверить: в замке Брен проживали дворяне, не уступающие вам ни богатством, ни знатностью.
– Я имел честь многократно слышать о воинских заслугах графа и красоте госпожи графини Антуанетты, – учтиво поклонился барон.
Старик польщенно затряс жалкими остатками седых волос:
– Мои господа не только состояли в близкой дружбе с королевским домом Нарроны, но и даже вырастили саму ее светлость принцессу Ульрику де Мор. А после того как ее младший брат Ульрих нашелся, моих хозяев в наших краях начали почитать не в пример пуще. Я-то, Гийом Одноглазый, сам завсегда состоял при его светлости графе, а жена моя, Мариза, самолично вынянчила и вырастила нашу милую девочку, которую теперь иначе как спасительницей королевства и не называют!
Поняв, что сидящая перед ним чумазая оборванка и есть преданная нянюшка его строптивой возлюбленной, Генрих низко нагнулся и благодарно поцеловал красную, потрескавшуюся, покрытую ожогами руку пожилой женщины. Мариза всхлипнула и по-матерински нежно погладила черноволосую голову сильфа.
– И хорошо мы все жили, – сиплым от волнения голосом продолжил старый Гийом. – Да вот пару дней назад налетело вдруг на наш несчастный замок огромное полчище всякой нечисти – демонов, гаргулий и умертвий – и пожгло нас огнем беспощадным. Господин граф с сыновьями и весь гарнизон в придачу пали смертью храбрых, людей защищая. Графиню Антуанетту балкой обвалившейся убило, молодую хозяйку Марию демоны обесчестили и со стены сбросили, а графиня Луиза, наследником беременная, – тут лицо старика перекосило от невыносимого горя, – обгорела страшно и умерла в мучениях нечеловеческих прямо на наших руках…
Генрих торопливо снял шляпу, желая почтить память безвинно погибших страдальцев.
– Вот что я вам еще скажу, благородные судари. – Старик испуганно перешел на едва слышный шепот, постоянно оглядываясь в сторону темного подвала. – Похоронили мы их всех в склепе родовом, а между тем прошлой ночью молодая графиня Луиза из гроба встала да на людей набросилась, двоих убила и кровь из них выпила… Утром же как ни в чем не бывало обратно в могилу улеглась!
Услышав подобные несусветные подробности, Генрих потрясенно отступил на шаг назад, споткнулся о балку и с размаху сел на землю.
– Так мы сегодня заново гроб-то ее закрыли, гвоздями заколотили и каменной плитой сверху завалили, – торопливо добавила Мариза. – Но думаем, что ее это не остановит. Вот поэтому и побежали люди, как только темнеть начало…
– Это как так? – заикающимся голосом вопросил Марвин, бледнея и стуча зубами. – Сама встала, что ли? Без магии, без некроманта?
– Слышал я о подобном, – вмешался в беседу молчавший до этих пор дракон. – Случается такое, если вдруг в тело умершего с каким-то недобрым умыслом сразу после гибели вселится один из высших демонов!
– Уж не сама ли Ринецея случаем? – робко предположил Марвин.
– Но зачем? – с сомнением протянул Эткин.
– А вот это надобно узнать и пресечь. – Генрих бесстрашно положил руку на рукоять Гиарды. – Покараулим-ка мы, други, восход луны. Да посмотрим, что из всего этого получится!
Вышедшая из-за облаков луна обливала землю холодным, мертвенным светом. Причудливо изогнутые тени сплетались в рисунок непонятный, нечеткий, но в высшей степени зловещий. Прочно расставив ноги и опершись на эфес Гиарды, Генрих бдительно всматривался в окружающую их опасную полумглу, из последних сил сопротивляясь липким тенетам наползающего сна. Да что же это такое? Наверное, сами Пресветлые боги отвернулись от них сегодня и вздремнули, подчиняясь убаюкивающим чарам неведомой магии, казалось, так и витающей над незадачливыми демоноборцами. Эткин, прикорнувший под сенью полуразрушенной стены, вновь в полной мере воспользовался своей удивительной способностью сливаться с внешней средой и весьма достоверно изображал огромный валун, если бы не громоподобный храп, выдававший его с головой. Марвин, неловко опершись на собственные колени локтями белоснежных рук, пальцы которых так и остались сложенными в каком-то магическом пассе, умудрился задремать посреди творимого заклинания. Словно не выдержал натиска противодействующего волшебства. Да что же это такое! Генрих вздернул медленно клонящуюся на грудь голову и прислушался. Померещилось? Приснилось? Барон был готов поклясться, что не ранее, чем секунду назад, его бдительный слух уловил осторожное шебуршание, раздавшееся прямо под его ногами – в глубине подземелья. И этот шум не могли производить живые обитатели замка, потому что он лично снабдил Гийома и Маризу деньгами из своих запасов и посоветовал пробираться в Силь, гарантируя, что одно упоминание его имени обеспечит им теплый и радушный прием.
– Марвин! – Барон бесцеремонно тряхнул друга за плечо, пытаясь разбудить. – Ты ничего не слышал?
Но вместо ответа некромант бесчувственной колодой повалился на бок, так и не выйдя из сонного транса.
– Эткин! – громко позвал сильф, но дракон продолжал храпеть столь сладко, что становилось понятно: колдовские чары и не собираются добровольно отпускать гиганта из своих гибельных объятий.
– Да что же это такое? – на этот раз вслух выкрикнул Генрих, вскакивая на ноги, совершенно обескураженный и сбитый с толку. – Почему лишь один я оказался не подвержен воздействию враждебной магии?
