Медведев. Книга 2. Перемены (СИ) - "Гоблин (MeXXanik)"

— Мы не в жандармерию её везём, не беспокойтесь.

Вера улыбнулась и шагнула к Рябову, чтобы заговорить:

— Я устроилась работать секретарем в княжеский дом. Ведь я на днях ездила на собеседование.

Тимофей замер. Потом он рассеянно потер лоб, словно вспомнил, что такое происходит с людьми. Они взрослеют, уезжают, исчезают с горизонта. И всё, что остаётся — это воспоминания.

— Ах, да. Помню… — растерянно пробормотал он. — Ну… ну тогда ладно.

Он кашлянул, нервно повёл плечом, как будто хотел стряхнуть с себя напряжение.

— Всего вам хорошего, — добавил уже тише. — И берегите себя…

Он не договорил и мягко тронул девушку за локоть.

— Спасибо, — ответила Вера и похлопала его по тыльной стороне ладони. — И вам всего доброго.

Мы вышли за порог. И перед тем как за спиной захлопнулась входная дверь, я услышал, как внутри комендант тяжело выдохнул.

Я погрузил саквояж Веры в багажник, поставив его рядом со стоящим там чемоданом. Воевода устроился рядом с машиной, оперевшись на боковину, и читал невесть откуда взявшуюся газету. Правда держал он ее вверх ногами, что немного портило впечатление о его отношению к происходящему.

— Едем? — спросил он, не поворачиваясь.

— Сначала надо заглянуть в хозяйственный, — напомнил я и пояснил девушке, — нам надобно купить веник.

Я запоздало подумал, что Вера решит, что связалась со странным князем. Но она лишь кивнула и заняла место на заднем сиденье. Я почти собрался сесть с ней рядом, но увидел недовольное выражение на мордочке Мурзика и открыл переднюю дверь.

Владимир сел в салон, положил недочитанную газету на приборную панель, завёл двигатель, не глядя ни на кого. Он вел себя так, как будто всё происходящее уже давно с ним согласовано.

Машина тронулась. Вера смотрела в окно. Мурзик, затаившийся под воротом пальто Веры, жмурился на солнце. Но я чувствовал — он всё слышал и запоминал. Мелкий стратег, тайный наблюдатель.

До местной лавки мы ехали молча. Судя по выцветшей вывеске над входом, там продавали всё подряд: от веников до дверных ручек, от свечек до керосина.

Я вышел первым, потянул за ручку задней двери машины и обернулся к Вере:

— Быть может, вам тоже что-то нужно купить?

— Пожалуй, — отозвалась она и неспешно выбралась из салона.

Я кивнул, собираясь уже развернуться к магазину, но на полшага замедлился и добавил:

— Если вам понадобятся деньги…

Она сразу посмотрела на меня. В её взгляде не было ни вспышки, ни тени раздражения. Только ровный, собранный холод. Чистый, как зимний воздух.

— Я не нуждаюсь в подачках, — произнесла она так, будто ставила точку. — У вас я просила работу. Ту, за которую вы будете платить жалованье. Этого достаточно.

Я чуть приоткрыл рот — хотел объяснить, что ничего такого не имел в виду, что это не был жест жалости. Но не успел. Морозов, стоявший в стороне и, казалось, глядевший в витрину, вдруг заговорил.

— Незачем искать поводы для обид, — сказал он просто, но твёрдо. — Николай Арсентьевич предложил помощь. И если она вам не нужна — откажитесь. Без упрёков. Но не надо пытаться выставить его виноватым только за то, что он хороший человек.

Он не повысил голос, не подался вперёд, но в его словах чувствовалась прямая, старомодная справедливость.

— Я просто… — начала она, но не успела закончить.

— Ага, — отмахнулся Морозов, скрестив руки на груди. — Знаю я, как вы «просто». Решили, что можно попробовать вить верёвки из нашего князя. Вот только имейте в виду: я вас насквозь вижу. И мигом выкину из дома, если продолжите играть в эти игры. Ясно?

Он говорил негромко, но каждое слово звучало, как колокол в тумане — спокойно, чётко и мимо не пройти. Вера покраснела, словно ее поймали на чём-то, чего она не до конца осознавала сама. Она бросила на меня испытующий взгляд. Как будто хотела понять, на чьей я стороне.

А я в этот момент вдруг ясно осознал: Морозов только что сделал мне неоценимый подарок. Грубоватый, без упаковки, но искренний и важный. Он прикрыл меня по-своему, по-мужски.

— Если вам нужно, — произнёс я, стараясь, чтобы голос звучал беспристрастно, — я могу ссудить вам сумму в счёт будущей заработной платы. Или нет. Как скажете. Просто дайте знать, если станет актуально.

Я развернулся и направился к магазину. Краем глаза заметил, как у Морозова на лице появилась короткая, но вполне одобрительная усмешка. Та самая, когда не нужно слов.

Мне все-таки подумалось, что Вера немного ведьма. И с ней стоит держать ухо востро.

— Извините, — поравнявшись со мной пробормотала девушка. — Я была не права. Мне просто немного неловко от подобных вопросов. Нужно было поблагодарить.

Я в ответ пожал плечами и открыл перед Верой дверь. Она шагнула внутрь и сразу пошла вдоль полок, будто знала, что ищет.

Морозов тоже зашёл в магазин, но у входа надолго не задержался. Почти сразу вернулся с веником в руках. Он держал его аккуратно, с видом знатока. Веник и правда был хорош — собран из жёлтых, сухих, но ещё живых на вид веточек. Будто их сушили под солнцем, а не в тени.

— Зёрнышек полно, — довольно протянул Владимир, указав на просяные семена, крепко сидевшие в метёлке. — Осталось только обвязать.

— Зелёной ленточкой? — уточнил я, вспомнив, как упаковывали подарок для лешего.

— Никифору понравилась бы жёлтая, — как само собой разумеющееся, ответил он. — Он же не из леса. Ему ближе солнечное, домовое. Но и бечёвка подойдёт. Лишь бы с уважением.

Воевода подошёл к кассе и, не торопясь, положил веник на прилавок. Продавщица, женщина в вязаном жилете с облезшей биркой на вороте, подняла на нас взгляд. Смотрела с любопытством, которое появляется у людей, которые давно не видели ничего нового.

— Оберните в серую бумагу и замотайте бечёвкой, — распорядился Морозов, кивнув в сторону прилавка. Потом шагнул к полке, взял моток крепкой верёвки и, вернувшись, добавил: — Всю эту оберните вокруг веника.

— Конечно, — спокойно кивнула женщина, словно к ней каждый день приходили с просьбой упаковать хозяйственный предмет таким чудным способом.

Она вынула рулон бумаги, и стало ясно, что обернёт, как просили.

В этот момент к кассе подошла Вера Романовна. На прилавок она положила небольшую коробочку из прозрачного пластика — дорожный швейный набор. Такие часто встречаются в гостиницах или поездах, но этот был заметно больше обычного. Внутри хранилось с десяток катушек с нитками разных цветов, аккуратно уложенные, как на выставке. Практичная вещь, и при этом какая-то по-женски тёплая.

Следом она положила на кассу мешочек грецких орехов в серой упаковке с зелёной печатью. А потом расплатилась точно, монета к монете, не заглядывая в кошелёк. Видно было — готовилась заранее и всё просчитала.

— У вас есть пустые коробки из картона? — поинтересовалась Вера.

Продавщица сразу закивала, нагнулась под прилавок и достала упаковку от небольшого фонарика.

— Подойдёт? — уточнила она.

— Сколько…

— Возьмите бесплатно, — отмахнулась женщина. — Всё равно выбрасывать.

Вера кивнула, поблагодарила коротко, и уже у выхода аккуратно сложила покупки в сумку.

Морозов, чуть наклонившись ко мне, произнёс негромко, но с усмешкой в голосе:

— Хитрая ведьма. С таким набором любой домовой сразу на лад пойдёт.

Я промолчал. Потому что воевода, как водится, мог и шутить, а мог и говорить вполне серьёзно. Вера, похоже, ничего не услышала. Или сделала вид, что не разобрала слов. Она просто вышла наружу и пошла к машине.

Домой мы ехали молча. Морозов мне казался немного напряженным. Но только потому, что я уже успел привыкнуть к его обычному спокойствию. Вера тихо перешептывалась в Мурзиком, который едва слышно фыркал что-то на своем беличьем.

Особняк встретил нас тишиной и распахнутыми окнами на первом этаже.

Во дворе Мурзик, устав от дороги, забрался обратно за ворот пальто Веры. Там и остался — комком тёплого недовольства. Слишком много впечатлений для одного маленького зверя. Особенно если его обижали. А Мурзик, судя по выражению глаз, именно так это и воспринял.