Медведев. Книга 2. Перемены (СИ) - "Гоблин (MeXXanik)"

Морозов вынул чемодан с саквояжем и первым вошёл в дом. Он не сказал ни слова, но по походке было видно, что воевода напряжён. Он двигался чуть медленнее, чуть настороженнее, чем обычно. Я понимал, что он не боялся, а просто ожидал любой каверзы от ведьмы.

Вера вошла следом. Шла уверенно, будто вернулась туда, где ей и место.

Мы с Морозовым переглянулись, и он только едва заметно пожал плечами. Мол «вы сами все это затеяли».

Никифор появился в гостиной и выглядел при этом опустошенным.

— Пропал, — сразу произнёс он, даже не поздоровавшись. — Куда ни сунусь, везде пусто. Все заначки нетронуты, и тишина. Это ведь не мышь. Он бы подал знак.

Голос домового дрожал от напряжения. Он смотрел на меня — обвиняюще, на Морозова — с надеждой, а потом заметил Веру.

— Здравы будьте, Вера Романовна. А у меня беда. Пропал мой товарищ. Мурзик… Вы вряд ли поймете…

Та молча подошла и аккуратно достала Мурзика из-за воротника. Некоторое время подержала дремлющего питомца на ладонях, как хрупкий подарок. А потом протянула прямо Никифору.

Домовой буквально на секунду замер. Потом выдохнул, резко, будто очнулся от долгого сна.

— Малыш… — прошептал он и взял бельчонка в руки. — Малыш мой…

Он прижал зверька к груди, аккуратно, двумя руками, как драгоценность. В голосе прорезалась такая благодарность, что я на мгновение почувствовал себя лишним в этом доме. Никифор нежно покачал белку на руках, а у самого в глазах стояло что-то вроде слёз. Или это просто так лег свет. Или пыль…

Мурзик застрекотал с новой интонацией, словно превратился в певчую птицу. Он ластился к Никифору, всем видом показывая, что скучал и очень стремился вернуться.

Вера стояла спокойно.

— Это моя вина, — сказала она. — Я увезла его без разрешения. Подумала, что спасаю. Он показался мне испуганным и обиженным. Я не знала, что он домашний.

Домовой вскинул глаза на гостью. Он долго молчал. Воздух сгустился. Я уже напрягся — готов был ловить упрёки и выпроваживать Соколову восвояси.

Но домовой вдруг кивнул.

— Благородно, — сказал тихо. — Поступила по-своему, но не со зла. Добра Мурзику хотела.

Пауза длилась недолго, но ощущалась, как взвешивание хороший дел на старых весах.

— А ты, княже, как всегда, — повернулся он ко мне. — Не досмотрел. Надо было сразу Веру Романовну в доме оставить. И всё было бы по-другому. И я бы не мучился переживаниями.

Я только развёл руками, не зная, что ответить. Вера при этом не смутилась. Лишь слегка склонила голову, будто соглашаясь: да, все было бы лучше, если бы я осталась.

Морозов, до сих пор молчавший, вдруг хмыкнул.

— А я предупреждал, — сказал, воевода не глядя ни на меня, ни на Веру. — От ведьмы добра не жди.

Он говорил с обыденностью. Как человек, который не питает иллюзий. И не ищет врагов, но, если что, будет первым на стене.

Вера посмотрела на него с легким непониманием. А потом вынула из сумки пакет с орехами, спрятанный в коробку.

— Это домик для малыша. Вдруг ему захочется немного уединения. И орехи, тоже ему.

— Да вы просто святая, — счастливо улыбнулся Никифор, и на мгновение его взгляд задержался на сумке Веры. Был в этом взгляде скользнул почти детский интерес, такой, что не спрячешь — да он и не пытался.

— Вы в прошлый раз помогли починить мне пиджак, — спокойно продолжила Вера. — И я посчитала правильным подарить вам наборчик. Вы извините, что скромный…

Она вежливо протянула ему коробку с нитками. Никифор в этот момент напоминал Иволгина, когда Морозов вручал тому гостевушку. Он тоже на мгновение показался восторженным ребенком.

Глаза его засветились. Домовой провёл пальцами по крышке коробки, словно ощущая каждую катушку сквозь пластик. А потом бережно спрятал её в карман жилета. Чтобы тут же, не медля, протянуть руку к Мурзику и погладить его по загривку. Бельчонок довольно заурчал, и в этой тишине казалось, что дом на миг стал ещё немного теплее.

А потом всё будто отпустило. Никифор, прижимая Мурзика к себе, уже бурчал что-то под нос о глупых людях, о компоте с мёдом и необходимости испечь ореховые печенья. Дом оживал. Морозов прошел вдоль стены, прикрыв окна.

Я всё ещё стоял на пороге, когда понял, что стал частью этой странной, ворчливой, но живой и в чём-то даже родной.

Морозов всё это время стоял у стены, опираясь на нее плечом, словно просто наблюдал за игрой, правила которой знал наизусть.

— Гости гостями, но нам надо выяснить, кто воет у болот, — сказал он хмурясь. — Люди жалуются, и надо этим заняться. Если надумаете поехать…

— Конечно, — сразу же отозвался я. — Без меня не уезжайте. Я переоденусь и выйду.

— Вам нужна моя помощь? — встревоженно спросила Соколова, поправляя воротник.

— Устраивайтесь в своих покоях, — спокойно ответил я. — Потом я покажу вам кабинет. Вы составите список канцтоваров, которые вам нужны… Но это все после. А сейчас отдыхайте.

Я повернулся к домовому:

— Никифор, ты сможешь устроить нашего секретаря?

— Ну а кто же ещё это сделает, коли не я? — улыбнулся старик приосанившись. И тут же вернулся к своему занятию, бормоча что-то ласковое белке, которая, кажется, окончательно разомлела от внимания.

Я направился к себе, чтобы переодеться. Хотелось поскорее сбросить с себя весь этот официальный вид: пиджак, туфли, застёгнутую на все пуговицы рубашку, и натянуть что-то попроще. Тренировочный костюм лежал на краю кресла, ждал своего часа. Скорее всего, как и в прошлый раз, придётся лезть по щиколотку, а то и по колено в болотную грязь, поэтому я заранее решил, что сапоги из багажника снова пригодятся. Заодно прихватил вторую пару носков. На всякий случай. Промочить ноги — дело нехитрое, а ходить потом с лужей внутри обуви — удовольствие на любителя.

Я уже подошёл к двери в свои покои, как вдруг услышал шаги. Мимо проходили Никифор и Соколова. Они не спешили — шли так, будто гуляли по знакомому дому, а не осматривали новое жильё. Я взялся за ручку, но остановился, услышав голоса.

— Сюда не сверните. Это княжеские покои, — наставительно сказал Никифор. — Тут временно живёт регент.

— Николай Арсентьевич? А почему временно? — поинтересовалась Вера. Видимо, не знала, что дверь в мою комнату прикрыта неплотно. А может, и знала — но не придала значения.

— Потому что вам, молодым, — начал домовой, с лёгким вздохом, — всегда хочется в столицу. Словно вам там мёдом намазано. А ведь тут у нас лучше.

Я невольно улыбнулся. Голос у Никифора был строгий, но с тёплой ноткой, как у старого учителя, который уже сто раз объяснял, но всё равно объяснит сто первый. И ведь не поспоришь.

Глава 18

На стрелу

Я вышел из комнаты, не спеша спустился на первый этаж. В гостиной по-домашнему пахло мукой, жареным, лёгкой горечью чая. На столике в прихожей стояла тарелка с печеньем. Я не удержался, взял с блюда пару штук, положил в карман. Видимо, угощение было приготовлено для Мурзика, но уж слишком соблазнительно оно выглядело.

Я уже почти дошёл до двери, когда с лестницы послышался голос:

— Вас к ужину ожидать?

Я сбился с шага и обернулся. Никифор стоял на ступеньке, руки скрестил, голову чуть склонил вбок, глядя строго, но без злобы.

— А зачем ожидать? — Осторожно, словно речь шла не обо мне, уточнил я.

— Николай Арсентьевич, это раньше вы могли себе позволить, как бирюк, трапезничать в своих покоях. Но раз у нас в доме появилась барышня, — он подчеркнул это слово особенно, — то теперь столоваться следует в специально отведенной для того комнате. Как положено.

Я вздохнул:

— Мы с Морозовым постараемся успеть.

— И его в дом припрёте на ужин? — хмыкнул Никифор, прищурившись с той самой хитринкой, что выдаёт в нём одновременно и хранителя, и провокатора.

— А ты возражаешь? — нахмурился я.

Что-то неприятно кольнуло внутри. Неприятно. Мол, для одного стол накрыть можно, а для другого и в дом звать не стоит. И мне вдруг стало обидно за Морозова, который не меньше других заслужил место за общим столом.