Память льда - Эриксон Стивен

А вот и Крупп, рядом с которым стоят Хетана и Кафал. Толстый коротышка был бледен и остекленевшим взором озирался вокруг, готовый в любую секунду потерять сознание. Но вовсе не горе так подействовало на Круппа. Увидев потянувшуюся к нему Хетану, бедняга лишился чувств.

Только одного человека Ворчун никак не мог найти, сколько ни искал.

Он подошел к своим. Легион готовил оружие. Чуть ниже стояли солдаты «Серых мечей», готовые пойти в наступление на город… окутанный дымом, озаряемый вспышками взрывов «морантских гостинцев» и магии. Ворчуну показалось, что Коралл вот-вот распадется на части.

Острые глаза Ворчуна нашли наконец того, кого он искал… Итковиан шел навстречу т’лан имассам.

Резкий крик, раздавшийся с вершины холма, заставил смертного меча обернуться. Серебряная Лиса взывала к своим т’лан имассам. Но десятки тысяч неупокоенных воинов глядели сейчас не на нее, а на Итковиана.

Итковиан двигался медленно. В двух десятках шагов от т’лан имассов он остановился. Серебряная Лиса наконец поняла его намерения и тоже бросилась вниз.

«Что, Воззвавшая? — мысленно обратился к ней Ворчун. — Ты ведь собиралась бросить т’лан имассов против к’чейн че’маллей».

Ему не требовалось находиться вблизи т’лан имассов; он и так знал, какие слова скажет им Итковиан.

«Вы страдаете. Я готов взять ваши страдания на свои плечи…»

Ужас Трейка, поднимавшийся внутри Ворчуна, затмевал его собственный.

Т’лан имассы ответили Итковиану: они опустились на колени и склонили голову.

«Вот так-то, Воззвавшая…

Теперь уже слишком поздно…»

Глава двадцать пятая

Шаги в коридоре возвещали о прибытии еще одного гостя. Званого или незваного — этого Колл не знал. Оглянувшись на дверь, он увидел какую-то фигуру в просторном балахоне. Несмотря на отсутствие маски, советник никак не мог разглядеть лицо этого человека, что порядком удивило его.

Рыцарь Смерти, гремя доспехами, сразу же повернулся к Коллу.

— К’рул, мой господин, рад видеть тебя в этом священном месте, — сказал он.

«К’рул? Не ему ли посвящен старинный, а ныне заброшенный храм в Даруджистане? Сколько помню, колокольню всегда обходили стороной, считая ее нечистым местом… Но ведь К’рул — один из древних богов!»

Колл переглянулся с Мурильо. Его друг явно думал о том же.

«Ну и ну! Бог, стоящий в нескольких шагах от нас! Неужели еще один кровожадный посланник седой древности?»

К’рул прошел прямо к Мхиби.

Колл схватился за рукоятку меча и, преодолевая страх, загородил древнему богу путь.

— А ну стой, — без всякого почтения произнес он. Их взгляды встретились. Сколько даруджиец ни всматривался, глаза К’рула оставались непроницаемыми. — Мне все равно, бог ты или нет. Но если ты собрался положить несчастную старуху на алтарь и перерезать ей горло, тебе придется иметь дело со мной.

Рат’Тогг опасливо косился на Колла, что-то шамкая беззубым ртом. Рыцарь Смерти издал звук, похожий на смех.

— Смертные очень самоуверенны, — сказал он.

Мурильо встал рядом с Коллом. Дрожащая рука потянулась к эфесу шпаги.

К’рул с улыбкой взглянул на Рыцаря Смерти и промолвил:

— И это, Худ, их самый восхитительный дар.

— Возможно, но лишь в определенных пределах. Когда они переходят опасную черту, я бываю вынужден забирать этих восхитительных смертных к себе.

— Другого ответа я от тебя и не ожидал, — протянул древний бог. — У меня нет намерений причинять вред Мхиби, — успокоил он Колла. — Я пришел ради ее… спасения.

— Тогда, может быть, ты объяснишь, зачем понадобилось рыть для нее могилу? — с вызовом спросил Мурильо.

— Надеюсь, что вскоре мы все это поймем. Обязательно поймем. Пока могу лишь сказать: где-то далеко отсюда, на юге, произошло нечто… непредвиденное. Последствия никому из нас не известны. Однако для Мхиби настало время…

— А можно проще и понятнее? — потребовал Колл.

К’рул прошел мимо них и опустился на колени возле подстилки, где лежала рхиви:

— Для нее настало время войти в настоящее сновидение.

Потрясенная Серебряная Лиса застыла на месте. Они ушли. Пропали из ее души, поддавшись зову Итковиана. Все, чего она надеялась достичь, рассыпалось и погибло.

Внезапное нападение Каллора выявило еще одну скорбную истину: т’лан айи покинули ее. Их уход был равносилен удару кинжалом прямо в душу.

И вновь предательство, очерняющее сердце и убивающее веру. Древнее наследие Ночной Стужи. Рваная Снасть и Беллурдан оба погибли от хитроумных интриг Тайскренна, направляемых рукой императрицы.

«А теперь еще и Скворец. И вдобавок две беззаветно преданные мне малазанки, моя двойная тень… Все они убиты».

Т’лан имассы стояли на коленях. А напротив них застыли к’чейн че’малли. Древние чудовища не делали попыток приблизиться к неупокоенным воинам. Пока. Однако достаточно приказа, и одна нежить набросится на другую. Тогда начнется настоящая бойня. Замелькают эти страшные руки-мечи.

«Мои дети словно бы лишились воли к сопротивлению. Забыли, зачем они здесь. Что ты наделал, Итковиан, со своим глупым благородством?»

Тем временем «Серые мечи» — бывшие соратники Итковиана — готовили лассо, копья и щиты, собираясь выступить против к’чейн че’маллей. С армией Дуджека паннионцы расправлялись внутри города. Стало быть, солдаты Однорукого пробили брешь в северной стене и вторглись в Коралл, не дождавшись Скворца и Каладана Бруда… А вот и Ворчун со своим разношерстным воинством. Идет на подмогу «Серым мечам»… Малазанские офицеры спешат выправить дрогнувший строй солдат… Артантос — Тайскренн готовится открыть свой магический Путь… Каладан Бруд застыл возле Корлат, от которой исходят чародейские волны Высшего Дэнула… Орфанталу не терпится вернуться в обличье дракона…

«Все напрасно: Провидец, его орлы-демоны и к’чейн че’малли уничтожат вас, не оставив и воспоминаний».

У нее не было выбора. Придется, преодолевая отчаяние, осуществить план, который она задумала еще давным-давно. Сделать первый шаг, не имея даже искорки надежды.

Серебряная Лиса открыла портал Телланна и исчезла в нем.

«Материнская любовь вынесет и вытерпит все.

Но я не собиралась так рано становиться матерью. Я не была готова к тому, чтобы стольким пожертвовать ради ребенка. Я ведь и сама только-только начала входить во взрослую жизнь».

Тогда Мхиби еще могла все прервать. Надо было воспротивиться Круппу, древнему богу, т’лан имассу. В конце концов, какое ей дело до этих потерянных душ? Все они — малазанцы. Враги, владеющие опасной магией. И у всех, между прочим, руки были запятнаны кровью рхиви.

Дети всегда считались подарками судьбы, телесным проявлением любви между мужчиной и женщиной. Во имя такой любви можно пожертвовать чем угодно.

«Довольно ли того, что ребенок вышел из моего чрева? Попал в этот мир тем же путем, что и все другие дети? Неужели простая боль, которой сопровождаются муки рождения, — источник любви? А ведь все остальные так и считают. Они принимают узы между матерью и ребенком как должное, как нечто само собой разумеющееся.

Те трое не имели права делать со мною то, что они сотворили.

Моя дочь изначально не была невинным ребенком. Она была зачата не по любови, а из жалости, причем с чудовищной целью — владычествовать над т’лан имассами. Повести их на очередную войну и… предать».

Мхиби ощущала себя в ловушке. Она потерялась в громадном и непостижимом мире снов, где различные силы противоборствовали друг с другом, требуя от нее каких-то действий.