Медсестра-заклинательница - Сэран Чон
Ынён подумала, что обычно никто и не снимает линзы с умершего, поэтому ей и повезло.
– А почему она пыталась сообщить это мне? Я же ничего не знала, – спросила у Ынён мама Лэйди.
– Потому что привидения разговаривают с чувствительными людьми. Вы, наверно, намного восприимчивее других.
Джошуа Чан и Лэйди кивнули, соглашаясь, что более толстокожие. В это время Ынён, привлекая к себе внимание, достала амулет. Лэйди быстро принесла зажигалку.
– Сожжем его, а очки надо растоптать ногами.
– Растоптать?
Ынён решительно велела наступить на очки. Амулет быстро сгорел, а очки разом разбились.
На этом все кончилось. Ынён съела на завтрак французский тост.
– Ну, это уж слишком – назвать их семьей с плохим вкусом.
Да, журналы моды очень жестокие, – переживала Ынён. Инпхё быстро глянул и вздохнул:
– Правда, зачем они одеваются так вызывающе?
Он прав. В журнале красовалась семья Джошуа Чана – одеты они были кто во что горазд. Хотя бы подумали о сочетаемости цветов или о едином стиле. Один, как павлин, другой – танк, а третий, как воздушный шар в парке развлечений. Даже зацепиться не за что. Прошло уже два месяца со времени событий в доме Джошуа Чана. Ынён, конечно, была рада, что мама Лэйди вышла из дома, но и обидно за то, что их назвали самой плохо одетой семьей. В углу под их фотографией была рука с опущенным вниз большим пальцем. Она наконец-то стала настоящей женой и вышла из тени, но то, что о ней так отзывались, было обидно. Люди были настроены против нее, будто это она убила Девушку Божью коровку.
Однако Лэйди выглядела счастливой, словно все это ее не волновало. Она впервые за долгое время пришла в школу и зашла в медпункт.
– Надеюсь, все наладится, и мама с папой смогут вместе принять участие в программе, куда приглашают пары. Ведь настроение людей быстро меняется, ничего страшного.
– Ты тоже видела тот журнал?
– Да, нас выбрали самыми безвкусными. Ха-ха. Подумаешь! В моде, если переходишь за грань, она перестает иметь отношение к красоте, а начинает говорить о душе.
Душа, душа, – пробормотала про себя Ынён. В этот момент Лэйди протянула ей подарок. Внутри коробки лежал дорогой халат и автограф кумира Ынён. Она готова была взлететь на небо от счастья.
– Его я вставлю в рамку. Спасибо!
После этого Ынён регулярно приглашали на концерты Джошуа Чана и Лэйди. Приглашения всегда были на два лица, поэтому она ходила вместе с Инпхё. Они спокойно стояли среди орущих поклонников, но им было очень весело.
– Если говорить начистоту, ты же ничего не сделала. Обманула их, а каждый раз получаешь приглашения и ходишь…
– Помолчи.
Инпхё продолжал ее раздражать.
Лэйди сочинила песню про маму и назвала ее «Богиня в халате» – песня о странном мире. В ней говорилось о том, что после обеда, когда нет никаких планов, сидишь на вельветовом диване и смотришь куда-то вместе с богиней в халате. В первом куплете пелось о фермере, выращивающем морковь, но который эту морковь есть не может, о фермере, который умрет от укуса пчелы, влюбившемся в девушку, которая держит пасеку. Во втором куплете фигурировали космонавт, который проходит тренировку, и его любимое животное, которого зовут Бисквит. В припеве говорилось о рыбе с огромным подбородком, живущей в глубокой воде, и о мошке, которая может взлететь выше всех. Песня была необычная: многие говорили, что она написала ее, обкурившись, но Ынён поняла, что это личная история Лэйди, которую она рассказывает от третьего лица.
Честно говоря, песня была совсем не во вкусе Ынён – слишком уж странная, но иногда после обеда в дождливый день она напевала ее себе под нос, расхаживая по дому в халате, ведь халат – вещь, которую так трудно снять, однажды надев.
Ким Кансон под фонарем
«Ан Ынён!»
Кто-то из-под фонаря позвал ее по имени и фамилии, и Ынён сразу подумала, что к ней так могут обратиться немногие. Голос был незнакомым, но Ынён почти сразу догадалась – вариантов было мало. Это был Ким Кансон, с которым она училась в средней школе. Он был в европейском костюме и на тридцать сантиметров выше, чем в школьные времена, но черты его лица не изменились. Наверно, она легко узнала его от того, что уже в детстве у него было недетское выражение лица.
Ынён обрадовалась и хотела поздороваться, но в этот момент заметила, что у него нет тени.
«Обрадовалась, а чего не здороваешься?»
Что же случилось, ты же такой молодой. Как так? Эти слова чуть не сорвались с кончика ее языка, но с Ынён такое случалось не впервые, и она пригласила его к себе, как обычного человека.
– Не хочешь зайти ко мне?
Кансон энергично, будто был жив, пошел за Ынён к ней домой. Последний раз они виделись 16–17 лет назад. Удивительное свойство мертвых – заявиться вот так спустя многие годы, как ни в чем не бывало.
Они учились в одном классе, и их обоих сторонились одноклассники. В то время Ынён была еще неумелой, поэтому, даже когда с ней никто не разговаривал, говорила вслух странные вещи. Или в испуге стряхивала со спин других детей что-то невидимое. Из-за этих странностей ее считали ненормальной. Вспоминая то время, она ужасно сожалела. Если бы я была тогда чуть взрослее, обидно. Никто не хотел с ней вместе есть.
Кансон тоже всегда ел в одиночестве. В этом был виноват не он сам, а его сестра, которая училась на два года старше. Вообще у него были две старшие сестры. Папа серьезно и долго болел, а мамы вообще не было. В ночное время старшая сестра подрабатывала на рынке Тондэмун. А средняя – возможно, потому что она была еще недостаточно взрослой, решила не зарабатывать, а отнимать. Всего-то полтора метра ростом, на голове два пучка, волосы из которых собирались в хвостик, что делало ее похожей на кролика. Но она всем задавала жару – была лидером среди группы проблемных детей. В таких группировках почему-то вертикаль власти устанавливалась, как в средневековые времена, – девочка, которая являлась подружкой главаря банды, становилась лидером среди девочек. Их иерархия несколько раз менялась, но позиция сестры Кансона сохранялась дольше всех.
Ученики средней школы были страшнее старшеклассников, потому что прибегали к насилию, не задумываясь о последствиях. Поэтому все в школе очень боялись сестру Кансона и ее банду. Нельзя сказать, что Кансона не любили, но просто избегали. Он не был членом банды, но и не то чтобы совсем не имел к ней отношения. Иногда он ходил вместе с ее участниками – и ровесниками, и старшими. Такая непонятная позиция Кансона скорее всего была бы недопустима в любой другой группировке, но тут все закрывали на это глаза из-за сестры.
На уроках Кансон обычно не слушал учителей, а просто рисовал комиксы. Он был очень талантливым – один в один мог нарисовать героев известных историй в картинках. Иногда он рисовал их в пропорции один к семи, а иногда – один к трем.
Вспоминая Кансона, Ынён все время гадала: стал он художником комиксов или нет.
Что-нибудь попить? Она вовремя остановилась, чтобы не предложить ему воды. Еще она подумала, что не зря в прошлые выходные убралась. Тогда было бы не очень удобно приглашать к себе гостя – неважно, мертвого или живого.
«Хм, живешь одна».
Услышав Кансона, Ынён немного обиделась. В этой фразе она почувствовала оценку. Конечно, живу одна, но до сих пор прожила достойно. Не хочу, чтобы какой-то мертвец меня оценивал.
«А почему ты не живешь с этим мужчиной?»
Ой, он уже знает про Инпхё. Эти мертвецы очень хорошо осведомлены.
– Ты же знаешь, мы не пара. А ты? У тебя был кто-нибудь? – спросила Ынён с улыбкой. Кансон отрицательно покачал головой, и она успокоилась. Да, это плохой возраст для смерти, когда оставляешь кого-то в живых. Хотя для любой смерти нет подходящего возраста.
«Уже неделя прошла, а я все не рассыпаюсь».
