S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I (СИ) - Перваков Тимофей Евгеньевич

— Как выбраться? — Эта мысль стала едва ли не маниакальной, повторяясь в голове, как эхо в пустом тоннеле. Он с каждым разом всё сильнее ощущал, как страх сжимает его грудную клетку, как паника подтачивает его мысли. Каждая попытка найти выход становилась всё более абсурдной, ведь все возможные пути вели в тупик, а дышать становилось всё сложнее.

И тут он вспомнил о Горгоне. О биогеле.

Старожил, когда-то объяснял, как устроена эта субстанция. Время существования геля было ограничено. Он говорил, что биогель испарялся через несколько часов, что уже хоть немного обнадёживало.

В конце концов, выбора не было. Они не могли сражаться с этим чудовищем, не могли выбраться. Единственное, что оставалось — это ждать. Ждать, пока биогель начнёт испаряться и даст возможность нормально двигать конечностями.

Марк с усилием вдохнул через сепаратор кислорода. Сначала его дыхание было резким, едва контролируемым. Однако он сосредоточился на процессе, стал делать более продолжительные вдохи. В какой-то момент его дыхание вошло в размеренный ритм, и вдохи перестали требовать сверхусилий.

Сердце, которое ещё несколько минут назад грохотало в груди, теперь стало биться более размеренно и спокойно. Организм переключился на режим экономии, и даже ужас, который сжимал его разум, стал казаться чем-то отдалённым, почти нереальным. А может быть, это было компенсаторной реакцией на стресс, и теперь он чувствует последствия переживаний близости к смерти?

Окончательно успокоившись, Марк незаметно для себя упустил момент, где заканчиваются его мысли и начинается сон. Он не знал, сколько времени прошло, но усталость и напряжение стали такими тяжёлыми, что они поглотили всё. Мысли спутались.

Он пытался бороться с собой, но это было бесполезно. Его разум отключился, поглощённый навалившейся не то дремотой, не то недостатком воздуха.

Глава 34

Utullu ša šanêka ipṭuru

Ki purridāt nērtim pīka išannû!

Драгоценен твой сон, хоть много в нём страха:

Как мушиные крылья, ещё трепещут твои губы!

Эпос о Гильгамеше — Таблица VII

Марк не знал, сколько прошло времени. Минуты? Часы?

Он очнулся, когда его голова уже полностью освободилась от удушающих оков биополимера. Плотная, ещё влажная масса сползла с его лица, обнажая кожу, и он тут же выплюнул изо рта автономный сепаратор кислорода.

Первый вдох был резким, судорожным, полной грудью. Воздух обжёг лёгкие своей сухостью, но при этом оказался неожиданно насыщенным кислородом. Голову тут же закружило – слишком чистая, слишком концентрированная смесь, словно он вырвался из разреженного вакуума в стерильную кислородную капсулу.

Но это было лучше, чем если бы воздуха не было вовсе.

Перед глазами мелькнула система интерфейса, и Эйка подсветила в темноте две фигуры. Горгон и Оскар тоже пришли в себя – их силуэты зашевелились, и оба, задыхаясь, выплюнули сепараторы, судорожно втягивая воздух.

Марк сел, стараясь сфокусироваться на реальности. Кожа зудела, мышцы ныли, связки тянуло, а руки… Руки всё ещё были частично погребены в жирной, липкой массе.

Гель испарялся.

Он оставлял после себя вязкую, почти прозрачную плёнку, цеплявшуюся за всё, к чему прикасалась. Ладони были покрыты этой субстанцией, как и лицо, одежда, волосы. Марк с усилием оторвал пальцы от пола – с липким звуком между ними натянулись тончайшие нити полимера.

Благо, когда масса окончательно высохнет, её можно будет стянуть, словно старую кожу.

Он взглянул на Горгона. Тот уже полностью пришёл в себя и молча отлеплял пальцы от рукояти клюва, а рядом ворчал и отряхивался Оскар.

Кажется, они выжили.

Теперь оставалось разобраться, где они оказались.

Сидя в тающей жиже, Марк не торопился начинать разговор и вообще издавать какие-либо звуки. Вместо этого он прислушивался к окружающей реальности, пытаясь разобрать шум наверху. Грохота разбиваемых в неистовой ярости бетонных плит не было, что свидетельствовало об отсутствии огромного, да что там огромного, — гигантского элитника!

Голова всё слегка кружилась от сверхнасыщенного кислородом воздуха.

Он закрыл глаза и прислушался.

Грохота больше не было. Однако тишиной это назвать было сложно. Где-то над их головами раздавалось урчание, влажное чавканье, глухое шарканье когтей по бетону. Заражённые. Пускай не такие сильные и большие, но их было много.

Марк стиснул челюсти. Всё его тело сковало холодное оцепенение.

Он знал о существовании таких монстров. Он слышал рассказы, читал отчёты, понимал их анатомию и повадки… но одно дело – знать, и совсем другое – увидеть.

Он видел её. Эту страшную, невообразимо огромную лапу.

Ту самую, что могла одним движением стереть их в кровавую кашу. Разорванная, покрытая иссечённой бронёй, с переплетением сухожилий, толстых, как стальные тросы. Элитник. Старый. Умный. От него просто так не сбежать и не защититься.

Но тихий настолько, что даже Эйка не ощутила его шагов.

Как такое возможно? Как может нечто таких размеров двигаться без единого звука, не сотрясая землю?

Марк сглотнул, ощущая, как внутри него поднимается настоящая, животная паника. Да как сражаться с таким чудовищем?

Если бы не Оскар. Если бы не Горгон.

Он был бы мёртв.

Мысли текли вязко, в резонанс медленно стекающему гелю, и в какой-то момент он понял, что даже не моргает. Застыл, вцепившись пальцами в пол, напряжённый, словно стальная пружина.

Нужно было что-то делать.

Но пока – только дышать. Медленно, ровно, контролируя каждый вдох. Теперь вокруг стало уже слишком много кислорода и убить может не его отсутствие, а его избыток.

Оскар сидел неподвижно, глядя в одну точку, даже не пытаясь избавиться от липкой плёнки застывающего геля. Он был там, но в то же время нет. Его взгляд был пустым, дыхание неглубоким, словно он боялся вдохнуть слишком сильно.

Он выжал свой дар до последней капли.

Его "Возврат" мог перебороть поток воды, двинуть многотонную стальную дверь, но против невообразимой силы твари... он был практически бесполезен и смог лишь на мгновение замедлить движение. Он бил прямо по кости, желая целенаправленно сломать структуру, и судя по тому хрусту, который разнёсся в воздухе, это действительно нанесло монстру урон.

Но чудовище даже не вздрогнуло.

Словно ничего не случилось.

Оскар знал, что заражённые почти не чувствуют боли, но это… Это уже было не просто нечувствительность. Это было полное безразличие.

Словно по венам этого монстра текла не кровь, а сама несокрушимость.

Оскар ощущал растущее внутри бессилие.

Ему была дарована сила. И далеко не бесполезная по словам того же Горгона. И что? Даже с ней он оказался ничем. Жалким насекомым в мире, где даже сам воздух пропитан смертью.

В груди поднялась знакомая пустота.

Та самая, что была с ним, когда он сидел в запертой комнате метрополитена, слушая, как за стеной разрывают людей.

Тогда он не мог ничего сделать.

И сейчас — тоже.

Воспоминания стали затапливать его сознание необоримым потоком.

Когда-то в другой жизни он жил в роскоши или, вернее сказать, в золотой клетке. Но всё началось задолго до его рождения, в морозный день, когда один состоятельный мужчина потерял всё, что когда-либо любил.

Когда-то этот человек встретил женщину и полюбил её больше всего на свете. Любовь безумных королей древности, способных принести на её алтарь страны со всеми их жителями ради только взгляда или запаха платка одной-единственной, посетила его. Ему принадлежали деньги и по-настоящему большая власть, но воистину, сокровищем стала лишь она, стройная как свеча и столь же жарко горящая.

В тот холодный роковой день всё кончилось.

Роды прошли тяжело. Боль, крики, кровь на белоснежных простынях. Последний вздох. Слабая, дрожащая улыбка, полная невыносимой любви и горя одновременно.