S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I (СИ) - Перваков Тимофей Евгеньевич

Строение существа подтверждало слова бородача. Расправив меховые складки, зверёк едва заметно подрагивал тонкими хрящевыми подпорками внутри перепонок, словно проверяя их эластичность. Покров, казавшийся шерстяным, при детальном осмотре оказался усыпан мельчайшими, бархатистыми отростками, напоминающими совиные перья. Именно эта особенность делала его полёт бесшумным.

Горгон провёл пальцем по его спине, чувствуя, как под мягким мехом перекатываются гибкие хребтовые дуги. Позвонки у этого существа были не жёсткими, как у теплокровных, а упругими, обеспечивающими невероятную манёвренность. Конечности тоже отличались: в отличие от белок, у которых кисти вытянуты для захвата, здесь пальцы были короче, но мощнее, снабжённые цепкими коготками. Он мог не только карабкаться, как ящерица, но и мгновенно хватать добычу, словно ястреб.

— Лапы тоже не беличьи, — заметил Горгон, подставляя вторую ладонь и позволяя зверьку ловко переместиться. — Глядите-ка! Сгиб суставов уходит глубже, чем у млекопитающих, а хватательный механизм ближе к птичьему.

Зверёк, не ощущая угрозы, с интересом изучал человека, ловко перебираясь с одной руки на другую, слегка прихватывая пальцы крошечными зубами — будто пробуя их на вкус и проверяя упругость. Его круглые, умные глаза отслеживали малейшие движения почти со всех сторон.

— Сообразительный, — усмехнулся Горгон, позволяя зверьку порхать между его пальцами, резво перепрыгивая с ладони на ладонь. — Интересно, он так быстро ко мне привыкает или просто привык оценивать поверхность с позиции пригодности для полёта?

Зверёк вдруг зацепился когтями ещё крепче, прижался к ладони, напряг мышцы шеи и с силой стиснул челюсти. Он явно рассчитывал пробить кожу, но столкнулся с неожиданной проблемой — прокусить грубую, привыкшую к нагрузкам плоть, не получалось. Горгон, не проявляя ни тени беспокойства, наблюдал за его попытками с лёгким интересом.

— Ну, старательный, это сразу видно, — произнёс он негромко, двигая пальцами, но не спеша разжимать хватку.

Ощущая, как крошечные мышцы зверька заходят ходуном от напряжения, он медленно поднял свободную руку и больши́м пальцем точно надавил в точку чуть впереди угла нижней челюсти, в месте сочленения жевательных мышц с черепом. Одновременно мягко провёл указательным пальцем вдоль основания черепа, оказывая лёгкое давление на нервные окончания.

Реакция была мгновенной: зверёк вздрогнул, его челюсти, спазмировались в последний раз и разжались. Он моргнул, выпустил лапами кожу, а затем, осознав, что уже не кусает, торопливо втянул голову в плечи, как будто пытался осмыслить произошедшее.

Горгон чуть повёл запястьем, давая зверьку возможность соскользнуть, но тот остался сидеть, вытянув мордочку и едва заметно поводя усами, словно анализируя ощущения.

— Запомни, — пробормотал бородач, наблюдая за его поведением. — Если решишь попробовать ещё раз, результат будет тот же.

Зверь, казалось, понял, что говорит ему старожил, и потому спрыгнул с его жёсткой руки обратно к Оскару, после чего забрался к нему в нагрудный карман.

Горгон понаблюдал, как тот едва заметно дрожит, оценивая ситуацию, но не издаёт ни звука.

— Он всеядный, но с явным уклоном в тихую охоту, — наконец проговорил Горгон, чуть приподняв зверька, чтобы лучше рассмотреть его передние лапы. — У него короткие, но мощные пальцы с цепкими когтями, хватательный рефлекс развит, но не агрессивный. Видел, как он двигался? Он не просто лёгкий — он бесшумен. За всё время, что он с нами, не издал ни единого звука.

Он задумчиво провёл пальцем по мягкому меху на затылке зверька, отметив, как плотно тот прилегает к телу, скрывая под собой эластичную кожу.

— Был домашним. Жил у стариков в провалившемся доме, скорее всего, питался с рук. Мир за его пределами для него новый. Возможно, впервые видит что-то помимо своей клетки и окошек квартиры.

Горгон чуть наклонил голову, глядя на Оскара.

— Раз уж ты взял себе ученика, твоя задача — обучать его. Научить, как выживать здесь.

Оскар прищурился, скрестил руки на груди и хмыкнул.

— Научу. И, поверь, без многочасовых лекций.

Горгон усмехнулся краем губ, но ничего не ответил. Оскар Младший тем временем осторожно выбрался к своему хозяину на руку и выглядел так, словно уже принял новый порядок вещей.

Собрав снаряжение, мужчины продолжили торить путь, а их шаги отдавались глухими ударами, словно рабочие молоты по забойному уступу. Вокруг царила стерильная пустота — ни разбросанных инструментов, ни следов прошедшей смены, ни даже тонкого слоя пыли, характерного для разработанных горизонтов.

Шахта так и не успела стать полноценным производственным объектом: вокруг величественно возвышались рудоспускные рукава с одиноко лежащими на них неустановленными лотками, сонные шпуры лениво сидели в горной породе, так и не дождавшись взрывных зарядов, а столь необходимые крепи местами отсутствовали вовсе, обнажая голые пласты хрупких пород. Проходка явно прервалась на этапе закладки: крепёжные анкеры торчали, не соединённые сетками, местами валялись рулоны неразвёрнутого армирующего полотна. К углу уныло прислонился штабель бетонных тюбингов, приготовленных для обделки стволов, но так и не использованных.

Линза позволяла видеть окружающее пространство с потрясающей чёткостью: от мельчайших текстур минеральных прожилок до напряжённых трещин, которые в будущем могли бы вызвать осыпи. На полу кое-где встречались следы тяжёлой техники, но экскаваторы и буровые установки отсутствовали, словно их эвакуировали или же не успели завезти. Вентиляционные шахты, несмотря на наличие приточных коробов, молчали — система воздухообмена так и не была введена в эксплуатацию, что сделало воздух неподвижным и застоявшимся.

Пройдя через необорудованные переходы, миновав недостроенные крепи, группа, наконец, достигла границы кластера.

В проёме, разрезанном границей кластера, тянулся тоннель — идеально ровный. Однако нечто в нём сразу выбивалось из привычных канонов подземных конструкций.

Во-первых, материал стен. Он не был ни бетоном, ни металлом в привычном понимании. Линза, анализируя поверхность, не находила в её составе армирующих волокон или признаков привычного литья. Внешне гладкая, но не глянцевая, без привычных сколов и трещин, она напоминала нечто среднее между высокопрочным композитом и сверхпроводящими сплавами, устойчивыми к перегреву.

Во-вторых, странные углубления, идущие по всей окружности тоннеля с регулярной периодичностью. Они напоминали пазы для крепёжных элементов, но ни следов самих соединений, ни ржавчины, ни технической смазки не было видно — словно детали, которые здесь должны были находиться, испарились.

В-третьих, секционный характер конструкции. Трубопровод состоял из идеально подогнанных друг к другу сегментов — не сварных, не болтовых, а стыкующихся с прецизионной точностью. Промежутки между ними не были швами — скорее, сверхтонкими зазорами, невидимыми невооружённому глазу, но ощущаемыми тактильно.

Марк, находившийся в глубоком унынии, машинально следовал за Горгоном и Оскаром, но этот странный тоннель всё же пробил тонкую щель к его сознанию. В этом месте не было разрухи, пепла, крови — только странная, почти неземная симметрия. Впервые за долгое время он посмотрел на что-то не через призму усталости и боли, а через призму чистого, удивления.

Его взгляд замер на идеально гладкой внутренней поверхности трубы. Искусственная симметрия конструкции, сложная система кольцевых креплений, тонкие проводящие каналы, которых не могло быть в обычном тоннеле, характерные соединения сверхпроводниковых сегментов…

— Мать честная, да это же ускоритель частиц! — выдохнул он.

Горгон лишь победно усмехнулся. Знал, что его товарища выведет из оцепенения лишь нечто подобное.

— Именно. И не какой-нибудь ускоритель, а километровая секция ускорителя частиц с изначальным диаметром почти в триста километров. Одна из крупнейших моделей, когда-либо построенных. А теперь — наш новый источник богатства.