Неправильный разведчик Забабашкин (СИ) - Арх Максим

Главнокомандующий помолчал, а затем негромко размеренно произнёс:

— Вы хорошо высказываетесь о нём — честно и откровенно. И из ваших слов можно сделать вывод, что Забабашкину можно доверять?

— Вполне, товарищ Сталин. На фронте Алексей показал себя, как честный человек и пламенный борец с фашизмом. Что же касается его гражданской жизни, то я могу о ней судить лишь из документов, что были переданы через телефонограмму. Характеристики из школы и с места жительства у него отменные. Приводов в милицию никогда не было. На фронт убежал добровольцем. Все эти документы были подшиты в личное дело красноармейца.

— А дело потерялось?

— К сожалению — да. Произошло это при эвакуации из Троекуровска, когда туда прорвались немцы. В том сражении Лёша себя показал отважным бойцом и, можно сказать, именно благодаря его усилиям, мы в те дни и смогли удержать оборону.

— Знаю об этом. Читал доклады, — кивнул хозяин кабинета и, чуть прищурившись, неожиданно добавил: — Только вот после прочтения этих документов не смог найти ответ на один вопрос. И знаете на какой?

— Нет, товарищ Сталин.

— А действительно ли там был Лёша?

Последняя фраза, произнесённая вождём, моментально сбила Воронцова с толку. Он смутился и нерешительно сказал:

— Э-э, не совсем понял, товарищ Сталин. Что вы имеете в виду?

— Да всё очень просто. Вот не знаем мы, Лёша это был или кто другой? Хотим разобраться.

— Кто другой? — одними лишь губами прошептал чекист, совсем не понимая, куда клонит Сталин.

— А вот и пытаемся узнать. Вы думаете — Лёша. Немцы думают что — Лёша. Все думают что — Лёша. А мы вот с Лаврентием немножко сомневаемся.

Лейтенант государственной безопасности после таких слов вообще растерялся. Он не был дилетантом и понимал, что вокруг происходит какая-то игра, которую ему навязывают, и в которой его роль определена — обычная пешка. Но не мог понять ни правил этой странной игры, ни цели, к которой стремится игрок.

Тем временем хозяин кабинета посмотрел в сторону Генерального комиссара государственной безопасности и сказал:

— Лаврентий, пригласи, пожалуйста, к нам сюда ещё одного гостя.

Товарищ Берия, усмехнувшись лишь одними уголками губ, поднялся, подошёл к двери, ведущей не в приёмную, а в смежное помещение, открыл её и, заглянув туда, доброжелательно произнёс:

— Молодой человек, прошу вас зайти! Проходи! Не бойся.

Через пару секунд в дверном проёме появился растерянный парень лет семнадцати-восемнадцати на вид.

Впрочем, лейтенант государственной безопасности сразу же отметил, что точный возраст этого юноши он знает — мальчику было точно семнадцать лет. А знал он это наверняка, потому что, как говорил ранее, лично читал его дело и видел документы. Только вот на этот раз выглядел юнец совсем не так, как там, когда они вели непрерывные кровопролитные бои с немецкими дивизиями.

— Здрасте, — растерянно оглянулся парнишка и, увидев руководителя страны, благоговейно прошептал: — Товарищ Сталин⁈

— Ты меня узнал, — дружелюбно произнёс Иосиф Виссарионович и показал рукой на кресло: — Проходи! Садись! Давай знакомиться, — парень присел на уголок кресла, и хозяин кабинета продолжил: — Считай, что с тобой мы познакомились. С Лаврентием Павловичем ты тоже уже знаком. А вот с этим военным в форме знаком?

Юноша перевёл испуганный взгляд со Сталина на чекиста и кивнул:

— Да. Здравствуйте товарищ лейтенант государственной безопасности.

— Значит, знаком, — удовлетворённо кивнул и хозяин кабинета и, посмотрев на лейтенанта государственной безопасности, спросил: — А вы этого юношу знаете?

— Э-э, — только и произнёс на это Григорий.

— Тогда мы вам поможем, товарищ Воронцов, если память вас после ранений, что вы получили на фронте, подводит. Юноша представьтесь, пожалуйста: кто вы? Где живёте? Сколько вам лет? Где учитесь?

— Меня зовут Алексей Михайлович Забабашкин. Я живу в Москве. Мне семнадцать лет, и я недавно окончил школу, — вскочив с кресла быстро, растерянно протараторил парень.

— А с товарищем Воронцовым вы когда и при каких обстоятельствах познакомились?

— Я убежал на войну, и пробрался к линии фронта. Но товарищ лейтенант госбезопасности меня обнаружил и хотел вернуть назад. Он вёз меня на вокзал, чтобы посадить на поезд, идущий в Москву, но нас обстреляли немцы, и я получил ранение в глаза. Это было не совсем прям ранение. Просто в оба глаза попала земля, и их нужно было промывать. Всё обошлось без операции. После процедур я лежал в госпитале с повязкой на глазах.

— А виделись вы когда с ним в последний раз?

— Тогда же — в госпитале. Меня на приём к врачу увели и тут бомбёжка началась. После этого я больше товарища лейтенанта госбезопасности не видел.

— Что было дальше?

— Меня посадили в машину, помогая при этом как слепому, ведь бинт мне снимать было нельзя, и я вместе с другими ранеными был эвакуирован за линию фронта. Нам удалось прорваться, и я попал в госпиталь в Ленинград. Потом меня вылечили и отправили в Москву — домой, сказав, что воевать мне пока рано. Но взяли на заметку, сообщив в районный военкомат. И вот вчера ко мне пришли и забрали в милицию, и я общался со следователями, которые выясняли, я это или не я.

Сталин удовлетворенно кивнул и, повернувшись к лейтенанту госбезопасности, спросил:

— Товарищ Воронцов, если это и есть Алексей Забабашкин, то разрешите у вас узнать: с кем вы целый месяц плечом к плечу воевали? И главное: кто тогда два часа назад ликвидировал Гитлера и других бонз, если тот, на кого мы думали, находится с нами сейчас здесь — в этом кабинете⁈

Глава 22

Другая судьба

Шёл обычный ничем не примечательный день в Москве, а по всему миру вышли первые газеты, сообщающие о громком событии. «Полное уничтожение верхушки Третьего рейха!» «Немецкий нацизм повержен!» «Русские одним махом поставили точку!» и «Русский ужас в Берлине!» — пестрили заголовки этих газет. В статьях они сообщали то, что известно к этому моменту — убит Гитлер и четыре его ближайших соратника. После чего многие издания сделали вывод, что, скорее всего, после этого произойдёт окончание военных действий и подписание договора вначале о перемирии, а затем и о мире.

Большинство мировых политиков и аналитиков склонялись к тому, что сделать это будет непросто, ибо уже к этому моменту почти все руководители высшего звена Германии были в той или иной степени замешаны в преступлениях против человечества и должны быть непременно наказаны.

Верил в это и находящийся на лечении лейтенант госбезопасности Григорий Афанасьевич Воронцов, который после визита к Сталину, лёжа в отдельной охраняемой палате, не находил себе места. С одной стороны, он, как обычный боец, героически воевал в окружении, как командир, умело командовал и направлял людей, как сотрудник спецслужб, выявлял шпионов и немецких диверсантов, за что и получил не только благодарность, но и представление к ордену Ленина и ордену Красного знамени. А вот с другой стороны, он получил выговор. Да не просто от своего начальства, пусть даже и самого высокого, а от самих вождей — товарища Сталина и товарища Берии. В том памятном разговоре, руководители страны недвусмысленно и не раз спрашивали чекиста, в своём ли он был уме, когда, видя, что делает Забабашкин с одной винтовкой, не решился предпринять все силы, чтобы эвакуировать этого необычного человека в тыл, пусть даже и ценой гибели воинского подразделения.

— Как вы могли не подумать, что, если так может делать один Забабашкин, то таких Забабашкиных мы сможем попробовать воспитать ещё⁈ Нам необходимо было приложить все силы и узнать, в результате чего у него возникли эти уникальные способности, которые вряд ли есть у кого-нибудь ещё в целом мире. А потом внедрить эти способности другим людям, другим разведшколам, другим снайперским и диверсионно-разведывательным подразделениям. Если столько всего сделал один человек, то, что будет, когда подобных феноменальных бойцов у нас будут десятки, сотни, а может быть, и тысячи⁈ Представляете, что мы тогда сможем сделать? Вот мы с товарищем Сталиным представляем! А вы не представляете! А если бы представляли, то давно бы сумел сообщить нам о таком героическом красноармейце. Но вовремя не сообщили! Мы узнали о нём случайно, и тогда уже было поздно! Да и узнали не от вас, товарищ Воронцов, а от нашего человека, что работает там — в тылу врага. У того сотрудника было, в отличие от вас, мало времени, но он сумел разобраться и вовремя нам сигнализировал. Но, как я уже сказал, там уже времени не хватило, чтобы найти общий язык с этим юношей. А теперь его и след простыл! Диктор по радио сообщил о пяти трупах? А ведь их должно было быть больше! Вы не знаете, Григорий Афанасьевич, так я вам скажу: он у нашего человека на операцию требовал ящик патронов. Сказал, что устроит Третьему рейху такие весёлые похороны, что в веках об этом событии останется память. Говорил: сотни поколений немцев будут в обморок падать при упоминании о русском Забабашке! Хорошо, наш человек с головой дружит и сумел убедить не устраивать бойню, которая вселит не только страх, но и ненависть. Ведь, если он собрался использовать такое количество патронов, то могли погибнуть гражданские: старики, женщины и дети. Нет сомнения, что новости об этом разнесли бы по всему миру, выставив нас палачами, которые без разбора уничтожают всех подряд. К счастью, сейчас этого не произошло. Операция прошла так, как и договорились между собой наш сотрудник и этот неизвестный самозванец, который совершил не один десяток подвигов. После ликвидации банды главарей рейха, поговорить с юношей нашему человеку не удалось. На связь он больше не вышел. Отсюда можно сделать предварительный вывод, что тот, кто ходил под именем Забабашкина, либо был схвачен, либо погиб, либо затаился, уйдя на дно. И теперь нам остаётся только ждать и надеяться, что мы всё же сможем с ним связаться в дальнейшем и продолжить работу, невзирая ни на что! — выговаривал ему Берия под ободряющее молчание Сталина.