Андрей Посняков - Отряд
А Прохор быстро шел к Вяжицкому ручью, время от времени проверяя спрятанные за пазухой деньги, аккуратно замотанные в тряпицу. Стемнело, улицы быстро пустели, и запоздавшие прохожие спешили поскорее добраться под защиту родных стен. Во всех российских городах - впрочем, и не только в российских - в ночную пору шалили разбойники, и Тихвинский посад - хоть и, собственно, не город - отнюдь не являлся счастливым исключением. Шалили, и еще как!
Вот и сейчас подвалила было троица мелких шпыней из подворотни, но, узнав в свете луны Прошку - знаменитого кулачного бойца, - тут же скрылись в первой попавшейся подворотне. Вот и ручей, узенький, грязный, рядом невысокая часовенка, вокруг - обнесенные изгородями дворы, десятка два. Кривоватые улочки, переулки… Где ж тут Собачье устье? Черт ногу сломит!
Прошка вдруг насторожился: показалось, будто кто-то осторожно крадется сзади. Парень сделал пару шажков - и замер. Ну точно, крадется, тать ночной! Ладно… Свернув на узенькую тропинку, идущую средь растущих по берегам ручья кустов, Прохор наклонился к воде, успев заметить черную, на миг отразившуюся тень… Ударил с охоткой, с разворота, наотмашь! Лишь слабый вскрик прозвучал в тишине, да еще всплеснула вода. Ага, вот тебе! Так и надо, покупайся! Утонуть не утонешь, мелко. В другое время Прошка, конечно, не преминул бы посмотреть на поверженного лиходея, но сейчас не до того было. Да и неохота - больно надо, берега тут скользкие, запросто можно и самому угодить в ручей. Ладно, пес с ним, с татем… Однако ж где тут нужный проулок? И спросить-то, как назло, не у кого. Кругом заборы, заборы - а за заборами глухо брешут псы. Э, вот, кажется, чья-то речь!
- Православные, Собачье устье где? - останавливаясь у закрытых ворот, громко выкрикнул Прохор.
Тишина… Нет, вот ответили:
- Сюда, сюда заворачивай!
Подозрительный какой-то мужик… С чего бы это он за кустиком прятался? А в руках… Господи! Никак самострел! Ну, точно…
Отменная реакция кулачного бойца спасла Прошке жизнь - он не раздумывая рухнул в грязь, и тяжелая арбалетная стрела-болт просвистела над самой макушкой.
- Ниче! - цинично заявил стрелок, отбрасывая самострел в сторону… И тут же вытаскивая из кустов второй, снаряженный! - Ниче…
Убийца пошел прямо на застывшего в грязи Прохора, и яркая луна светила ему в спину. Парень дернулся было, но понял - зря… Куда убежишь-то? Лучше здесь выждать и быстренько откатиться, вот хоть в ту лужу, больше-то некуда. Ну, только дернись, выстрели, а уж там еще посмотрим… Смажешь - тут тебе и конец.
Ночной тать, похоже, хорошо понимал это, поэтому остановился на полпути, застыл, тщательно выцеливая несчастного парня. А тот собрался, словно натянутая тетива, ждал… Главное - угадать выстрел…
Не угадал!
Убийца вдруг захрипел и, схватившись за левый бок, с шумом повалился наземь. Выпавший из его рук самострел, подняв брызги, утонул в луже. Позади упавшего татя вдруг показалась темная фигура в коротком польском полукафтанце. Так, значит…
- Ну, Прохор, вставай, - произнесла фигура знакомым насмешливым голосом. - Хватит, ровно свинья, в грязи-то валяться.
Незнакомец подошел ближе, и быстро поднявшийся на ноги Прохор с облегчением признал в нем приказчика Иванку Леонтьева. В свете луны хорошо было видно, как с одежки его стекают капли, а когда приказчик повернулся - стал заметен и быстро расплывающийся под левым глазом синяк.
- Здорово ты меня шандарахнул, - скривив губы, признался Иван. - Прямо в ручей сбил, молодец! Хорошо, не пистоль с собой взял - палаш да ножик.
Глава 11.
Хлеб - всему голова
Современники имели все основания упрекать монахов, богатых дворян и купцов в том, что они спекулировали хлебом и обогащались за счет голодающего народа.
Р. Г. Скрынников. Россия в начале 17 в. «Смута»Май-июнь 1603 г. Тихвинский посад
Иванко не стал ни о чем расспрашивать Прохора. Оба быстро возвратились на постоялый двор и тут же улеглись спать. А вот уж когда выспались…
- Ну? - Отправив Митрия к двери следить, чтобы никто не подслушал, приказчик пристально уставился на молотобойца. - Давай рассказывай, Проша.
- Об чем? - Прохор невесело усмехнулся. - Подумаешь, лиходей ночной напал, эко дело! Тут таких лиходеев…
- Постой, постой, - жестко скривив губы, перебил его Иван. - Дело твое только на первый взгляд простое, вернее - таким кажется. Не всякий тать с двумя самострелами по посаду таскается! Да и на случайного прохожего засаду устраивать - не слишком ли глупо?
Молотобоец воспрянул духом:
- Вот и я мыслю, что глупо! Лиходей-то меня, верно, спутал.
- Спутал? - задумчиво переспросил приказчик. - Может быть… А если не спутал? - Он перевел взгляд на внимательно прислушивающегося к разговору Митрия и вдруг улыбнулся: - А ну, Мить, представь, что это именно на нашего Прохора устроили засаду. Подумай-ка, почему б так?
Митька почесал затылок, немного посидел в тишине, пару раз кашлянул, а уж потом не торопясь, рассудительно и размеренно, изложил свои мысли. А мысли были такие: если засада была устроена именно на Прохора (а все говорило об этом), то явно не с целью ограбления - чего возьмешь с нищего молотобойца? Тогда зачем? А затем, что Прошка чем-то кому-то не угодил иль помешал. Иль знал что-нибудь этакое, что кому-то спокойно спать не давало.
- А что ты мог знать такого тайного, Проня? - Митрий искоса посмотрел на приятеля. - Ну, поведай, что мне рассказывал о таможенном монахе Ефимии - вряд ли у тебя еще какая тайна найдется, за которую башки можно лишиться.
- О таможенном монахе? - Иванко резко вскинул голову. - Что-то ты, Прохор, мне об этом не рассказывал.
А Прошка ничего не ответил, лишь бросил на Митьку презрительный взгляд - мол, выдал, пес, а ведь обещал молчать.
- Ты глазами-то на меня не сверкай, - немедленно возмутился Митрий. - Не предаю я тебя, а, наоборот, спасаю. Ты, Проня, мне вместо брата родного, я тебя живым видеть хочу, а не мертвым. Дело-то, смотри, каким боком вышло! Ежели б Иван за тобой не пошел…
- «Не пошел», - передразнил Прохор. - Как же ты, Иване, так ходить научился, что я тебя за собой и слыхом не слыхивал… ну, почти.
- Учен. - Скривившись, приказчик осторожно потрогал рукою синяк. - Только, видать, плоховато.
- Надо же! - заинтересовался Митрий. - Ты вообще много чему учен: и конной скачке, и палашному да пищальному бою, и речи аглицкой. Экие ушлые приказчики в Холмогорах! Не приказчики, чуды ходячие.
Отрок неожиданно поднялся с лавки и подбоченился - видать, все ж таки обидел его Прошкин взгляд, - правда, смотрел он сейчас не на старого своего приятеля, а на холмогорского торгового человека Иванку.
- Все-то ты умеешь, - понизив голос, продолжал Митрий. - Всему-то учен. И пищальники обозные тебе подчинялись, словно ты им родной отец-воевода, и вопросы ты все время задаешь - для торгового человека странные. О московском обозе расспрашиваешь, о таможеннике убитом. И грамот у тебя полно, да все - к важным людям: к архимандриту, к Дарье-игуменье… В общем, так… - Отрок немного помолчал, глядя прямо в карие глаза приказчика. - Ты, Иване, про нас все знаешь, а мы про тебя, получается, ничего. Кому служим - один Бог знает. Нет, нет, только не ври больше, что ты человек торговый, видывали мы торговцев, а ты… Ты, может, соглядатай свейский, а?
При последних словах Митьки Прохор сжал кулаки. Приказчик дернулся.
- Сиди! - угрожающе бросил молотобоец. - Не успеешь и палаш выдернуть - припечатаю к стенке.
- Да знаю, припечатывал уже! - К удивлению Прохора и Митьки, Иванко вдруг откинулся спиной к стенке и зашелся в смехе.
- Ой, не могу, - утирая выступившие на глазах слезы, удивлялся приказчик. - Послух, говоришь, свейский? Ну, Митрий, ну, уморил… А вообще, да. - Он вдруг резко оборвал смех и обвел двух приятелей совершенно серьезным взглядом. - Вот что, парни, никакой я не приказчик, ты, Митрий, прав - четко все уловил, молодец. Но со свейским соглядатаем, конечно, погорячился…
- Да кто ж ты такой?! - не выдержав, закричал Прохор и вдруг тут же сконфузился. - Хотя оно, конечно, жизнь ты мне спас, то так…
Приказчик снова улыбнулся:
- Кто я такой, спрашиваете? А ну-ка, Димитрий, подопри дверь… Вот так…
Нагнувшись, Иванко медленно стянул с левой ноги сапог и протянул Прохору:
- Оторви-ка подметку.
Пожав плечами, молотобоец, напрягшись, исполнил требуемое и с удивлением вытащил наружу спрятанный кусочек пергамента.
- Митрий, возьми, - распорядился Иван. - Прочитай.
- «Грамота сия дана Ивану Леонтьеву сыну, разбойного приказу дьяка Тимофея Соли товарищу…» Ну ничего себе! - Митька негромко присвистнул. - Дьяка разбойного приказу товарищ! Так ты, никак, беломосец?! Иль того больше - боярин?
