Андрей Посняков - Отряд
- Из детей боярских, - скромно пояснил Иванко. - Почти так же был нищ, как и вы. Больше года уже, после смерти батюшки, служу государству Российскому, как и вы, надеюсь, теперь служить будете, ибо только власть государева маленькому человеку заступа… Впрочем, и не только маленькому…
- Из детей боярских, - покивал Митрий. - То чин не московский, городовой. А ты, чай, на Москве служишь?
- На Москве, - подтвердил Иван.
- Самого дьяка товарищ… - Митька задумчиво почесал затылок. - А что же не «жилец»?
- У дьяка приказу разбойного товарищей-помощников много, и все по разным делам, - охотно разъяснил «приказчик». - Я покуда самый незаметный. А «жилец» - первый московский чин, его еще заслужить надо!
- Угу, - понятливо кивнул Митрий. - Потом, глядишь, за службишку твою государь землицей испоместит - тут и следующий чин: дворянин московский, потом, даст Бог, стряпчий, стольник… А от стольника и в чины думные недалеко.
- Недалеко, - Иванко хмыкнул. - Скажешь тоже! В думные… Эко хватил! Хотя… твои бы слова, Митрий, да Богу в уши! В общем так, други: хотите государству Российскому послужить?
- Да ты что спрашиваешь?! - возмутился Прохор. - Нешто мы немцы какие? Нешто нам, православным, за родную землицу живота жалко?! Уж конечно, послужим, верно, Митька?
Молотобоец с силой ударил кулаком в ладонь:
- Любого вражину под орех разделаю!
- Не сомневаюсь! - Иванко хохотнул. - А теперь - на полном серьезе. - Он обвел враз притихших приятелей посуровевшим взглядом и поднялся с лавки. - Именем государя нашего Бориса Федоровича, властию, данной мне дьяком разбойного приказу Тимофеем Солью, верстаю тебя, Димитрий Тереньтев сын по прозвищу Митька Умник, и тебя, Платон Патрикеев прозваньем Сажень, на службу государству Российскому! Поклянитесь же для борьбы с врагами ее и злыднями не жалеть ни сил своих, ни жизни!
- Клянемся! - опустившись на колени, ребята дружно перекрестились на висевшую в углу икону.
Новый таможенник, чернец Варсонофий, заменивший убитого Ефимия, оказался человеком далеко не старым, но чрезвычайно худым, согбенным. Длинной чахлой бородкой и каким-то унылым морщинистым лицом он напоминал древних мучеников, как их себе представлял Митька. Отрок, так уж вышло, оказался сейчас единственным, кого товарищ дьяка разбойного приказа мог использовать для решения своих - вернее, государственных! - дел. Прошке после здравого размышления было пока велено безвылазно сидеть на постоялом дворе и, по возможности, не казать из гостевой горницы носа. Труп убийцы с самострелами был благополучно спущен в Вяжицкий ручей, а вот исчезновение молотобойца должно было заставить Платона Акимыча Узкоглазова перейти хоть к каким-то действиям. И в самом деле, если Прохор не был убит, то тогда почему не вернулся к хозяину? Почему не передал долг Тимофею Руке? Что-то почувствовал, прознал? Или все ж таки был убит? А тогда - где тело? Тоже в Вяжицком ручье?
Ручей был неглубок, и Иван с Митрием не сомневались, что мертвый убийца будет вскорости обнаружен. А раз обнаружен - так сразу же пойдут слухи, посад-то не особо велик. А где их услыхать, эти самые слухи? Естественно, на торговой площади возле Преображенской соборной церкви, где и амбары, и ряды, и важня с таможней. Там-то и шатался сейчас Митька, прикидывающийся отпущенным на оброк служкой, - «а где чего-кому помочь-принести?». Оделся парень соответственно - сермяжная рубаха, порты с заплатками, лицо грязью измазано, ноги босые, в цыпках.
Заутреня уже закончилась, и медленно, степенно поднималось солнце, отражаясь в стеклянных окнах богатых домов Большого посада. Стоял конец мая - Иванов день, или, по-церковному, Третье обретение главы святого Иоанна Предтечи. По сему празднику звонили в колокола, и благовест, поднимая в небо тучи воробьев и галок, неспешно скользил над улицами, монастырями и площадью. Торговлишка едва только начиналась, неспешно подъезжали возы, однако Митьке туда было пока не сунуться, там и своих грузчиков хватало, чужому могли запросто морду набить или, как выражался Прошка, начистить рыло. Впрочем, Митрий отнюдь и не рвался чего-нибудь разгрузить, совсем другие у него задачи были. Во-первых, выявить и запомнить нужные слухи, а во-вторых, прогуляться до переулка Собачье устье, к дому Тимофея Руки, кое-что посмотреть да вынюхать. Узкоглазова и ход следствия по делу убитого таможенника Иванко решил взять на себя, так что Митрий сейчас присматривался к новому таможенному монаху лишь от нечего делать.
Чернец Варсонофий, немного постояв на крыльце, завидел приближающиеся возы и поспешно скрылся в таможенной избе - где это видано, чтоб таможенники к купцам бегали, а не наоборот? Митрий почесал затылок и, подумав, направился к торговым рядам, на которых как раз раскладывали товары. Ночные сторожа - все сплошь дюжие угрюмые мужики - уводили прочь свору цепных псов, кои по ночам охраняли амбары и лавки. Щурясь от солнца, Митька неспешно прохаживался вдоль рядков. Сперва прошелся по большому ряду, вдоль всех пятнадцати лавок, затем свернул на серебряный, к знаменитым тихвинским мастерам Погудиным, Голубевым, что выделывали из серебра удивительной красоты вещи - распятия, диадемы, блюда, зеркала. Здесь Митька даже остановился, постоял, любуясь, пока не прогнали, - мол, шел бы ты отсюда, паря, не украл бы чего! Отрок пожал плечами - нужно мне ваше серебришко, как же, чай, и поважнее заботы есть. С левой стороны вдруг послышался шум - ругались какие-то мужики, ржали кони. На рядок сгружали соляные круги с заонежских варниц. Митрий постоял, послушал - ничего интересного, одна божба да ругань на медвяные росы. Так уж считалось, что медвяные росы - худые, вредные, с которых и заболеть недолго. Вот и у заонежских мужиков пара лошадей по пути пала, не иначе как на медвяные росы забрели.
- Эй, шпынь! - Отвлекшийся на ругань Митрий вдруг почувствовал сильный толчок в бок. Обернулся, увидев перед собой знакомого парня Онисима Жилу - смешного, круглолицего, лопоухого. Судя по задиристому взгляду, Онисим был настроен решительно:
- Ты чего это, гнида пучеглазая, на нашем месте вертишься? Небось, украсть что задумал?
Вообще-то на посаде Онисим считался отроком трусоватым и так расхрабриться мог только с чужим, и то при наличии поддержки.
- Но-но! - Митрий вскинул глаза. - Ты что, Онисим, на своих-то, ровно пес худой, кидаешься?
- На своих? - Жила сузил глаза, присмотрелся. - Тю! Никак, Митька Умник! А я-то смотрю - похож. Говорили, ты в бега подался! Врали, что ль?
- Конечно, врали, - деланно хохотнул Митрий. - Я-то - вот он. Куда там в бега?
- Ну-ну… - Онисим Жила высморкался. - Эк и грязен ты! Поди, бедствуешь?
Подобный вопрос Митьку насторожил. Не такой был человек Онисим, чтобы запросто так, без своей выгоды, интересоваться чьей-то там жизнью.
- Угадал, бедствую, - нарочно вздохнув, Митрий поник головою. - Коровенку за недоимки свели, Василиска сестрица к родичам на Шугозерье подалась. Один и остался… Иногда и куска хлебушка во рту не пребудет.
Сказал и выжидательно посмотрел на собеседника - как-то тот отреагирует? Онисим осклабился и покровительственно похлопал отрока по плечу.
- После вечерни подходи на Романицкую, поговорим. Может, и разживешься хлебушком.
- Приду, - обрадованно похлопал ресницами Митрий. - А где тебя там ждать-то?
- Да хоть у церкви. Я к тебе сам подойду, не думай.
А Митрий и не думал, знал - не так просто позвал его Онисим, явно не для хорошего дела.
- Да, - отвалив в сторону, на ходу оглянулся Жила, - а дружок твой, Пронька Сажень, где?
- Давненько уж его не видал.
- А то б и его привел… Нашлось бы дело. Ну, ин ладно…
Махнув рукой, Онисим Жила свернул в междурядье, где - как правильно догадался Митька - его дожидалось человек с полдесятка. Все молодые да хитроглазые. Шпыни - одно слово. И зачем им Митька Умник понадобился?
- А, вечером и узнаю! - Усмехнувшись, Митька покинул площадь и, свернув на одну из нешироких улочек, зашагал к Вяжицкому ручью.
После обеда, как и уговорились, встретились с Иванкой на постоялом дворе.
- Тимофей Рука-то, верно, там, на ручью, и живет, - доложил информацию Митрий. - Мужик дельный, ни в чем таком не замечен. Должен ему был Узкоглазов иль нет - вызнать не удалось, однако узкоглазовские людишки на двор к Тимофею не заходили, вообще, похоже, они и не приятельствовали вовсе - Тимофей с Узкоглазовым.
- Коли так, странно, - помощник дьяка пожал плечами. - С чего бы это Тимофею Руке давать взаймы малознакомому человеку, пусть даже небольшие деньги? Ты же говоришь, они не общались?
- Не общались, - кивком подтвердил Митрий. - Я всех дворовых порасспросил. Они как раз ворота чинили, так я…
- Обожди-ка с воротами. - Иван прищурил глаза. - Больно уж вид у тебя хитрющий. Еще чего вызнал?
- Да не сказать, что вызнал, - ухмыльнулся отрок. - Однако придумка одна есть.
